Красивая. Такая восхитительно красивая; а здесь, среди этих обшарпанных стен и истёртой мебели, она и вовсе выглядела нереальной, будто ангел, спустившийся на землю с небес. Казалось, стоит мне моргнуть - и она исчезнет, растворится в воздухе, и тогда всё станет как должно: старая комната, за всю мою жизнь не изменившаяся ни на гран, пропахшие пылью диваны, унылые поцарапанные серванты, заставленные рядами дешёвого хрусталя. Тоскливая, бессмысленная пустота. Она окружала меня прежде, до того как Аманда появилась в моей жизни, эта же пустота могла легко поглотить меня снова. Почему же я понимал это только теперь?..

К обеду в дом вернулись хозяева. Отец притащил с собой свежую буханку хлеба, мать тут же принялась возиться у печи, чтобы разогреть приготовленный заранее суп. Вот он, крохотный городишко: от края до края можно дойти за каких-нибудь три четверти часа, а от прачечной до дома - и вовсе минут десять пешком. Сколько себя помню, родители всегда обедали дома, всегда со свежим хлебом, который поутру месил в пекарне отец.

- Эджертон, хватит стоять, принеси дров из сарая! Или мать сама должна за ними идти? А вы, милочка, порежьте-ка пока хлеб. Нож вон там возьмите.

Последнее распоряжение относилось к Аманде, и я инстинктивно натянулся, собираясь возразить, оградить её от отцовской бесцеремонности. Это уже слишком! Пусть мной помыкает - коль уж я заявился в его дом, он имеет на это какое-то право - но обращаться так с Амандой я не позволю! Однако она уже шагнула вперёд и, поймав мой взгляд, мягко улыбнулась. "Всё в порядке", - говорил её взор.

- Где я могу взять доску? - уточнила она спокойно и вежливо, и отец, кажется, растерялся. Он явно ожидал другой реакции от благородной фифы - да что там, наверное, он даже не подозревал в ней осведомленности о существовании кухонных досок.

Я красноречиво хмыкнул и отправился наружу за дровами. Взял в сарае всего несколько полешек, зная, что этого будет достаточно: печь ещё оставалась тёплой с вечера, её требовалось лишь немного подтопить. Так и оказалось: когда вернулся, мать уже поставила кастрюлю на тёплые камни.

Аманда стояла у стола и нарезала хлеб на аккуратные ломти. Безупречная, ухоженная, нежная, дивные локоны струятся по плечам. Сегодня она заколола их совсем просто, но это никак не могло скрыть от глаз её утончённость, проявлявшуюся в каждом жесте. Среди блёклой бедноты дома она выделялась неизбежно, как алмаз в коробке с галькой, как кусочек цветной фотографии, приклеенный на дешёвую газетную бумагу.

- Ну, чего встал-то? - послышался окрик отца, и я вздрогнул, едва не выронив поленья.

- Ой!.. - в тот же миг Аманда отдёрнула руку, которой придерживала хлеб, и сунула в рот кончик указательного пальца, привычно затянутого в чёрное кружево.

- Порезалась? - тут же отреагировала мать и метнулась к Аманде. Девушка отшатнулась, её взгляд наполнился ужасом.

- Не подходите!..

Мать в непонимании застыла, я же, растерявшийся в первое мгновение, бросил поленья на пол и устремился к Аманде. Она отступила ещё на шаг, глядя на меня со страхом и предостережением.

- Аманда, - я мягко улыбнулся ей. - Ну, бросьте. Всё в порядке.

- Хлеб, - прошептала она опасливо.

Я оглядел буханку: крови на ней не было. Вновь обернулся к Аманде.

- Всё нормально, - успокаивающе проговорил я, делая шаг ближе. - Отдайте мне нож.

Она мотнула головой.

- Нет. Я сама его вымою.

Я только пожал плечами и указал ей в сторону корыта с водой, стоявшего в углу. Под недоумевающими взглядами хозяев Аманда прошла к нему, остановилась рядом, потом коротко качнула головой и устремилась к выходу. Нож при этом она переложила в пораненную руку, а занавеску отодвинула здоровой ладонью.

- Что вообще происходит? - недоумённо и презрительно поинтересовался отец. - Ну, порезала палец, что тут такого?

- Аманда боится вида крови, - брякнул я первое, что пришло в голову, и поторопился за ней.

Девушку я нашёл во дворе: она отыскала жестяное ведро, наполнившееся за ночь дождевой водою, и теперь старательно полоскала в нём злополучное лезвие. Руки её дрожали, не то от холода, не то от переполнявших её эмоций. Я набросил плащ на её плечи и бережно обхватил их ладонями. Аманда вздрогнула.

- Чем вас вода в доме не устроила? - спросил я мягко, склоняясь, чтобы увидеть её лицо.

- Всем. Что если ваша мать потом станет мыть там посуду, а у неё на руке окажется какая-нибудь ссадина? Если капли моей крови достаточно, чтобы убить человека, то опасной может оказаться и та же капля, растворённая в воде.

- Аманда, это уже паранойя, - отозвался я беззлобно, но она резко развернулась ко мне.

- Да?.. А если я причиню вред кому-нибудь из ваших близких, Джер?.. Что вы тогда скажете?.. Или, может, вы мне это простите?..

Я ошарашенно взирал на неё. Слова вдруг не находились. Ну вот что я мог ей ответить? "Вы ни в чём не виноваты, я никогда не отвернусь от вас, и что бы ни случилось, я не смогу вас ненавидеть, потому что..."

- Вот видите, - горько усмехнулась Аманда, совсем иначе истолковав моё молчание. Передёрнула плечами, стряхивая с себя мои ладони. Выплеснула воду из ведра, наблюдая, как та растекается по мёрзлой земле. Отступила от меня. - Я закончила. Идёмте.

- Подождите, Аманда.

Она остановилась, бросила взгляд через плечо. Такой тоскливый, загнанный... одинокий. Я не выдержал - подался к ней, и нашёл её руку, и приник губами ко внутренней стороне её пальцев. Совсем близко к порезу. На губах остался влажный солоноватый привкус её крови.

Я и сам запоздало обомлел от того, что сделал, но Аманда пришла в истинный ужас. Лицо её побелело, она отдёрнула ладонь и другой рукой стремительно стёрла алые следы с моих губ.

- С ума сошли, - выдохнула она хрипло. - Джер, что вы... да о чём вы думаете?.. Безумец... - на её ресницах блеснули слёзы, голос предательски дрогнул: - Дурак вы... набитый...

Я молча притянул её к себе и обнял. Аманда не сопротивлялась.

- Не надо... - шептала она, прижимаясь ко мне крепче и сжимая в кулачок порезанную руку. - Пожалуйста, не надо больше... так...

Я провёл ладонью по холодным шелковистым волосам. Моя Аманда... И пообещал, сам искренне веря в свои слова:

"Не бойся. Я тебя не оставлю".

Успех идёт от провала к провалу без потери энтузиазма.

Уинстон Черчилль

Вопреки своим расчётам, Аманда провела за чтением рукописи весь этот день и следующий. Я пару раз отлучался, в основном чтобы помочь матери по настояниям отца, но в такие часы за домом всегда присматривал Акко. Да и вообще, похоже, кшахар оставался на страже всё время без перерыва, так что к вечеру второго дня я всерьёз обеспокоился рационом его питания.

- Ты когда в последний раз охотился, дружище? - спросил я, наблюдая, как он жадно поглощает свежесваренную, дымящуюся ещё кашу, умудряясь черпать её языком прямо из горшка.

Акко что-то неразборчиво профырчал с набитой пастью. И хотя я бы не понял его и в ином случае, всё же нахмурился с притворной строгостью.

- Ну где твои манеры?

Кшахар озадаченно поглядел на меня, потом фыркнул и снова ткнулся мордой в горшок. Каша исчезла в считанные секунды, теперь её оставалось немного на самом дне, и чешуйчатый прохвост уже никак не мог дотянуться до неё своим длинным языком. Он пробовал так и эдак, вертелся вокруг горшка, пыжась и приноравливаясь, но тупой нос упирался в узкое горлышко - и на этом всё заканчивалось.

В конце концов, не выдержав, я рассмеялся, отнял горшок и вытряхнул остатки каши в предназначавшуюся для этого с самого начала лоханку.