Очередное занятие КЛИО состоялось уже только первого сентября в пионерской комнате школы. Среди членов клуба царило оживление, связанное с началом учебы и встречей после долгих каникул. Те, кто не попал в Музей истории и реконструкции Москвы, поскольку не был в то время в Москве, с жадным любопытством рассматривали фотографии находок, которые Максим Иванович заказал для публикации в журнале, а заодно и для клуба. Прибыли и абитуриенты — Вася со своим другом Митей. Видать, друзей задела за живое находка и они всерьез решили заняться изучением истории. Игорь, как староста, официально представил их членам клуба. История с серебряной монетой, которую Василий принял за медную, была принята с веселым смехом.

Наконец слово взял Максим Иванович:

— Нам предстоит еще наметить план наших будущих исследований на этот учебный год, но, по-моему, я выражу общее мнение, если скажу, что начнем мы с попытки разгадать многочисленные загадки, связанные с Ванькой Каином. Хочу предоставить слово для научного сообщения Игорю Шапошникову, который, как я вижу, держит в руках книгу Шкловского «Матвей Комаров — житель города Москвы» и хочет нас порадовать первыми крупицами знаний о Ваньке Каине, почерпнутых из этой замечательной книжки.

Игорь солидно огладил свою бородку и степенно заговорил: ,

— Для начала я хочу привести факты из жизни Ваньки Каина, которые Виктор Шкловский дает не как литературовед, а как историк. Вот они:

«Реальная история Ваньки Каина заключается в том, что крепостной человек сперва занимался мелкими кражами, а после того когда попался в них, освободился, заявив на своего господина „слово и дело” и обвинив его в убийстве солдата, причем обвинение свое Ванька Каин сумел доказать.

За донос Ванька Каин получил вольность, снова занялся мошенничеством, несколько раз попадался, наконец, перешел на службу полиции. Здесь Каин работал одновременно и как полицейский, и как грабитель.

К этому времени относится указ Сената Сыскному приказу, где между прочим было написано, что „ежели в том приказе кто из содержащихся колодников или впредь пойманных злодеев будет на него, Каина, что показывать, того, кроме важных дел, не принимать и им, Каином, потому не следовать”.

Сверх того Сенат выдал Каину следующую инструкцию:

„Доносителю Каину для беспрепятственного в поиске и в поимке им воров и разбойников и других тому подобных злодеев дать из Правительствующего Сената с прочетом указ, в котором написал, что ежели где в Москве случай допустит ему, Каину, помянутых злодеев ловить и в той их поимке будет требовать от кого вспоможения, то в таком случае всякого чина и достоинства людям, яко верноподданным ее императорского величества, в поимке тех злодеев чинить всякое вспоможение, дабы оные злодеи через такой его сыск вовсе могли быть искоренены и все подданные ее императорскому величеству по искоренении таковых злодеев с покоем без всякой опасности и разорения впредь остаться могли; и ежели кто при поимке таких злодеев ему, доносителю Каину, по требованию его вспоможения не учинит и чрез такие злодеи упущены и по умножению их воровства повод подается и сыщется про то допряма, таковые, яко преступники, жестоко истязаны будут по указам без всякого упущения; о том же в Военную коллегию, в Главную полицейместерскую канцелярию и в Сыскной приказ подтвердить, и чтоб по командам в поимке таких злодеев помянутому доносителю Каину всякое вспоможение чинено было, напротив же того и ему. Каину, в поимке под видом таковых злодеев никому посторонним обид не чинить и напрасно не клеветать над таким же истязанием, а Военной коллегии учинить о том по сему ее императорского величества указу”» — Шапошников оторвался от текста, не удержавшись от комментария: — Вы можете себе представить весь масштаб деятельности этого, казалось бы, ничтожного с точки зрения правительства, или, как тогда говорили, «подлого», человека, бывшего крепостного, если по нему принимается специальный указ Сената!

Это, кстати, подтверждает и Шкловский, который пишет: «Ванька Каин был грозою Москвы. Пожары, которыми он устрашал город, заставляли жителей выселяться в Питер, При аресте Ваньки Каина была попытка освободить его со стороны рабочих суконной фабрики. В то же время в деле Ваньки Каина были замешаны очень крупные люди».

По мнению Шкловского, сорвался Каин, вероятно, на деле хлыстов, в частности на деле Андрюшки Лжехриста, который был связан с купцом Григорием Сапожниковым.

Вот как описана со слов Ваньки Каина обстановка ареста: «...Взял я лежащую на улице пьяную женщину, которая при взятье мною под караул сказала за собой важное дело, а как пришла в трезвое состояние, то сказала о себе, что она купеческая жена, зовут ее Феодосьей Яковлевной и знает несколько раскольников, которые сбираются на богомерзкое сборище, о чем написала своеручную записку и, запечатав, отдала мне, которую я, взяв от нее, в тот же день к советскому Казаринову принес. И как оную записку ему подал, то он, распечатав, усмотрел, что в ней было написано, приказал взять меня под караул; только я взять себя не дал, от чего мои пошевелились в его покоях так, что и в окнах стекол мало осталось. Напоследок стал он говорить со мной посмирнее, и спрашивал, кто ту записку писал. Коему я сказал, что я писать не умею, а кто писал, тот в доме у меня остался; и более оный советник не медля, взяв меня с собой, поехал к генералу Левашову, и, поговоря с ним, послали меня домой. И в то же время ночью прислали ко мне полковника Ушакова, Тайной канцелярии секретаря и двух офицеров и с ними 120 человек команды, которые у ворот моих стали стучаться, а у меня на одной неделе четверга четыре, а деревенской месяц с неделей десять. От чего пришед в ужас, принужден я был свою команду потревожить, которой при мне было 45 человек солдат и при них сержант, да черного народу хорошего сукна 30. И так ворота отпер, то полковник и секретарь взошли ко мне, секретарь, взяв ту женщину во особлевую каморку, подил ей на ухо, и, посадя с собою в берлин, поехали на Покровку, где взяли купца Григорья Сапожникова, отослали в Стукалов монастырь, где, поговоря с ним против шерсти, в ту же ночь по показанию той бабы домах в 20 поставлены были караулы, а на другой день взяли в Таганке купца Якова Фролова и сына его малолетнего, которого я взял к себе в дом, а прочих отправили в тот же монастырь...»

Однако вскоре был схвачен и сам Ванька Каин, — продолжал увлеченно излагать Игорь, — видимо, как неугодный свидетель, знающий слишком много. Под следствием он находился... почти семь лет. Это объясняется тем, что Ванька Каин сумел подкупить несколько комиссий, которые его судили. Последняя комиссия была организована специально для него. Цитирую опять Шкловского: «В 1753 году, в июле месяце, Сенат, имея в виду, что о воре Каине особая комиссия была учреждена исключительно потому, что были заподозрены члены, секретари и приказные служители Сыскного приказа и что в это время весь личный состав приказа переменился, предписал закрыть комиссию и дело о воре Каине передать для окончательного и скорейшего решения в Сыскной приказ». Однако Иван Каин подкупил и новый состав Сыскного приказа, и дело затянулось еще на два года. Лишь в тысяча семьсот пятьдесят пятом году он был осужден на каторжные работы и отправлен в Рогервик, крепость при Балтийском порте. Какими источниками мы обладаем сегодня, чтобы подробнее узнать о жизни и преступлениях Ваньки Каина? — обвел глазами присутствующих Игорь. — Шкловский называет несколько. Первым, самым ранним изданием явилась книга, которая называлась «О Ваньке Каине, славном воре и мошеннике, краткая повесть; печатана в 1775 г., с портретом Каина». Рассказ в ней ведется от первого лица, и, видимо, написана если не самим Ванькой Каином, то с его слов. Начинается повесть так:

«Я, Иван Осипов, по прозванию Каин, родился во время царствования государя императора Петра Великого в 1714 году от подлых родителей, обитающих в столичном Российской империи городе Москве. Служил я в том же городе у гостя Петра Дмитриевича г. Филатьева, и что до услуг моих принадлежало, то с усердием должность мою отправлял, токмо вместо награждения и милостей несносные от него побои получал».