Hambidge J. The Parthenon and other Greek temples; Their dynamic symmetric. New Haven, 1924; Ghyka M. Estetique des proportions dans la nature et dans Fart. Paris, 1927; Он же. Le Nombre d’or. I, II. Paris, 1930; Reinhardt R. Die Gesetzmassigkeit der griechischen Baukunst, I. Der Theseus-Tempel in Athen. Stuttgart, 1903; Thiersch A. Proportionen in der Architektur; Raphael M. Der dorische Tempel. Augsburg, 1930; Wolff О. Tempelmasse. Das Gesetz der Proportion in den antiken und altchristlichen Sakralbauten. Wien, 1932; Moessel E. Die Proportion in Antike und Mittelalter, I, 11. Munchen, 1926, 1931: Тимердипг Г. Золотое сечение. Пг… 1924: Texi er М. Geometric de 1’architecture. Paris, 1934; Dehio G. Ein Proportionsgesetz der antiken Baukunst und sein Nachleben im Mittelalter und in der Renaissance. Strassburg, 1895; Henszlmann E. Theorie des proportions appliquees dans Farchitecture depuis la XII dynastie des rois Egyptiens jusqu’au XVI siecle. Paris, 1860.

В классическом периптере числовые отношения еще и потому не играют той исключительной господствующей роли, которую некоторые исследователи склонны им приписать, что греческий храм V века не является абстрактной схемой, только воплощением в здании отвлеченных математических закономерностей, а производит впечатление живого существа. Путем осмысленного измерения пропорций наиболее выдающихся зданий можно найти числовые законы, лежащие в основе периптера V века. Однако при внимательном изучении его форм бросается в глаза, что отклонения от геометричности, вообще от правил не менее характерны для классической греческой архитектуры, чем сами эти правила. Это выступает особенно ясно на примере Парфенона, чрезвычайная тщательность постройки которого и большая точность как технического, так и художественного исполнения не допускают мысли о случайности тех мелких отклонений от строгого соблюдения правил, которые мы в нем наблюдаем, тем более что многие из этих отклонений подтверждаются трактатом Витрувия. По-видимому, исправления оптических иллюзий, о которых речь была выше, не следует понимать так узко практически, как их толкует Витрувий, а за ним и многие новые авторы. Задачей их, вероятно, было не только добиться того, чтобы, в противовес оптическим искажениям, формы казались такими, какие они есть на самом деле. Для художественной структуры гораздо важнее, что многочисленные отклонения от нормы делали массы и формы периптера живыми, лишали их мертвой абстрактности сухого чертежа, исполненного на основе числовых соотношений, и были средством вдохнуть в них жизнь и уподобить здание живому существу. Ведь энтазис колонн является аналогичным искривлением правильной цилиндрической формы ствола, которое только сильнее других и поэтому его художественный смысл выступает яснее. В противоположность более правильной, но и более абстрактной геометризованной цилиндрической колонне, колонна с энтазисом живет; она выражает напряжение, борьбу с давящей на нее тяжестью, желание ее преодолеть; и вместе с тем она наглядно показывает ту работу, которую приходится ей выдерживать, и этим дает представление о величине груза, который на нее положен. Так же и расстояния между колоннами в одном и том же периптере далеко не везде одинаковы: колонны то немного сближаются между собой, то отставлены несколько дальше друг от друга; на углах отступления от нормы особенно значительны и заметны. Так и отдельные колонны несколько отличаются друг от друга в очень мелких деталях, которые не воспринимаются глазом как дефекты исполнения, а, наоборот, оживляют формы и делают целое органичным. Это связано также и с той любовной ручной работой высококвалифицированных ремесленников-каменщиков, которые сами были художниками. Характерно, что у греков не было особого слова для обозначения искусства: под????? (откуда наша техника!) разумелось и ремесло и искусство. Каждый квадр камня любовно и тщательно отесывался руками, с таким же усердием выкладывали стены, колонны и антаблементы. Целое было проникнуто жизнью, как создания органической природы.

На органике греческого классического храма основана и его глубокая связь с природой. Периптер не отделен горизонталью своего основания от земли, а, наоборот, связан с ней и вырастает из нее, как дерево. Расширяющиеся книзу ступени связывают наружные массы здания с массивом холма. Сужение вверх отдельных колонн и всей колоннады, которая наклонена на каждой стороне к целле, усиливает впечатление роста масс вверх, завершающегося фронтонами. Но, вырастая из природы, здание все же с ней контрастирует и над ней господствует. Так и сам человек, как его толковали греки V века, есть одновременно и часть природы, и вместе с тем наиболее совершенное ее создание, которое овладевает миром.

Органика особенно сильна в так называемом храме Посейдона в Пестуме (рис. 7, 26, 27), где числовые отношения уже играют большую роль, но где они все же теряются в органической материальности плоти, которой обросли архитектурные члены. Типична дифференциация в характеристике отдельных частей здания, например колонн и антаблемента. Материя, из которой сделаны колонны, в художественном смысле совершенно иная, чем материя антаблемента. Мясистые, сильно припухлые стволы с широкими каннелюрами создают образ рыхлой массы. Антаблемент оформлен гораздо геометричнее и строже: он законченнее и вещественнее. В Парфеноне (рис. 8, 39, 40) произошла унификация материи колонн и антаблемента в связи с ослаблением физичности и материальности форм и усилением абстрактного числового начала. Колонны и антаблемент Парфенона уже в значительно большей степени, чем формы храма в Пестуме, подчинены числу. Исключительное положение наиболее классического из всех греческих храмов — Парфенона — основано также и на достигнутой в нем гармонии органики и числа. Физическая материальность сильна и в нем, но она сливается в одно целое с системой числовых закономерностей, которая составляет скелет периптера, обросший мускулами и мясом. В северном портике Эрехтейона (рис. 71) мясистость сокращена до минимума, и костяк над ней господствует: система числовых отношений подчеркнута в нем так же односторонне, как в Пестуме органика.

Goodyear W. Greek Refinements, 1922; Gerkan von A. Die Krűmmung im Gebalke des dorischen Tempels in Cori (Romische Mitteilungen, 40), 1925.

В композиции периптера очень важным моментом является обозримость числа колонн, из которых он составлен. Это обычно 6 на короткой и 13 на длинной стороне, как в так называемом Тесейоне в Афинах V века, или 8 на короткой и 17 на длинной, как в Парфеноне. При таком количестве колонн не только при точке зрения против середины одной из сторон, но даже и с угла, когда видны сразу даже 18 или 24 колонны, соотношение отдельных колонн с общим их числом таково, что отдельная колонна не теряется в целом, а сохраняет свой индивидуальный характер, рассматриваемая даже вместе с остальными семнадцатью или двадцатью тремя. При точке зрения с угла (рис. 38), которая является особенно выгодной для рассматривания периптера, фронтон очень четко отделяет друг от друга короткую и длинную стороны. Поэтому зритель, даже при пасмурной погоде, когда освещение не так резко лепит наружный массив здания, отделяет колонны короткой стороны от колонн длинной стороны, расчленяя этим все колонны на две сравнительно небольшие группы, в которых каждая колонна выделяется как самостоятельная индивидуальность. В Дейр-эль-Бахри (рис. 372) необходимо отметить, что портик, расположенный спереди, первоначально симметрично продолжался справа от прямой и несколько поднимающейся вверх дороги, ведущей в глубь пещерных частей храма. Столбов такое количество, что отдельный столб совершенно теряется в целом, которое поглощает его индивидуальность. Поучительно сравнить периптер с мечетью в Кордове в Испании (рис. 379), построенной в VIII–X веках. В ней мусульманская архитектура, заимствовав не только форму греческой и римской колонны, но воспользовавшись даже взятыми из разрушенных античных зданий колоннами, тем не менее толкует колонну совсем по-восточному. В Кордове колонн внутри мечети такое неисчислимое количество, что о сохранении индивидуальности отдельной колонны, отдельного ствола, не может быть и речи. Как песчинка, теряется отдельная колонна в огромном лесе колонн, а индивидуальность человека — в распыляющей индивидуальность внутренности огромной мечети, проникнутой в своем художественном оформлении религиозной идеей. Сравнение периптера с этой композицией особенно наглядно показывает, какое огромное значение в классическом греческом храме V века играет индивидуальность каждой колонны.