Старый слуга подал меховую накидку, и— граф неожиданно ласково на него взглянул. Когда-то они оба были мальчишками, теперь оба состарились. Граф тяжело вздохнул.

— Как думаешь, отчего это волки так странно себя ведут? Заболели? — спросил граф.

— Это волки леди Маталии, — ответил старый слуга.

— А-а-а, волки леди Маталии... А я и не знал, что она заботится о диких зверях.

— Скорее, они о ней.

Граф замолчал, глядя поверх заснеженной дороги. Старый слуга смотрел туда же, потирая подбородок, но ему нечего было ответить на немой вопрос господина.

Солнце нехотя выплывало из-за горизонта, тени становились короче, брезжил зимний рассвет. Вскоре убежал один волк, за ним второй, и остался только черный, резко выделявшийся на белом снегу. Старый слуга ушел, чтобы принести графу горячего сидру.

Крики Изадоры стали глуше и теперь доносились через равные промежутки времени. Одна из помощниц примчалась вниз, объявила, что показалась головка ребенка, и умчалась обратно.

Граф оглянулся на Ксантье, который медленно встал со стула.

— Я выиграл, — тихо сказал он отцу. — Мой ребенок, твой внук, родится первым. Назови меня наследником.

— Нам ничего не известно о судьбе Маталии, так что тебе придется подождать, пока я приму решение.

— Ты больше не можешь откладывать, ты и так уже тридцать лет откладывал. Давно пора решить эту проблему.

— Я не позволю на себя давить! — взвился старик. — Мы дождемся Брогана.

— Я его вижу, милорд. Лорд Броган скачет на своем коне по холму, — вмешался старый слуга.

Как раз в этот момент послышался истошный вопль и ободряющий крик повитухи. Ксантье всмотрелся через плечо графа в медленно приближавшуюся черную точку. И внезапно черный волк ринулся вперед, подобно стреле, низко пригнув голову к земле.

Броган поднял голову и увидел белые стены Керколди, возвышавшиеся над снежными просторами. К нему со всех ног мчался волк, и, узнав в нем питомца Маталии, всадник быстрее погнал коня. Его сердце раздирала тревога.

Конь Брогана отшатнулся и захрапел, когда к ним приблизился волк. Черный зверь крутился и рычал, оскалив зубы, кружился на одном месте и повизгивал. Броган с беспокойством наблюдал за столь необычным поведением волка и, почувствовав, как внутри у него все холодеет от ужаса, пришпорил коня и галопом помчался к замку, рискуя сломать себе шею.

Когда Броган с грохотом скакал по заледеневшему двору, к волку подбежал волкодав, и они понеслись по обеим сторонам от коня. Всадник резко натянул поводья и соскочил с седла. Огромный пес смотрел такими же серо-стальными глазами, как и его хозяин, а на лице Брогана застыла такая же ярость, какая сквозила в сдержанном рычании животных. Ксантье стоял на пороге, загораживая вход всей своей огромной фигурой. Подле него стоял граф, внезапно ставший каким-то маленьким и ничтожным.

— Убирайся, брат, — насмешливо фыркнул Ксантье, угрожающе выступив вперед.

— Где она?! — бросил Броган, проигнорировав угрозу. И застыл на месте, услышав крики роженицы.

По лицу Ксантье расползлась жестокая улыбка:

— Изадора рожает, мой ребенок родится первым.

Лицо Брогана застыло, и он в упор посмотрел на Ксантье.

— Можешь оставить Керколди себе, — произнес он медленно, будто говорил с ребенком. — Просто скажи мне, где она. Где Маталия?

— Какое это теперь имеет значение, брат? Я все равно выиграл. А Маталии больше нет. Так что ты можешь мне даже спасибо сказать, ведь теперь ты свободен.

— Нет? — повторил совершенно оглушенный Броган. — Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказал. Ты проиграл, титул перешел мне. Так что забудь про эту девку и убирайся отсюда.

Броган смотрел на Ксантье, чувствуя, как в его душе поднимается ураган. Он не желает этой свободы, не желает уезжать без Маталии, хотя у него в мозгу и сверкнула одна светлая мысль: он свободен. Свободен от своих амбиций, которые помыкали им всю жизнь. Свободен от Керколди. Краем глаза он увидел черного волка, который сидел, прижав уши, и тихо, скорбно завывал. У Брогана закружилась голова, и он покачнулся. Он почувствовал ее. Он должен идти к ней.

Ксантье сделал еще один шаг вперед, грудью толкнув брата, и Броган упал, не сумев справиться с головокружением.

— Я выиграл. Уходи, — повторил Ксантье. Взгляд серых глаз схлестнулся с точно таким же взглядом, потом послышался скрежет стали, и братья скрестили клинки.

— Я уйду только после того, как найду ее, —сдержанно проговорил Броган.

Его рассудок прояснился, и он почувствовал, как любовь к Маталии согревает душу. Он хочет быть рядом с ней. Ему нужны эти бирюзовые глаза, которые смотрели ему в самое сердце. Нужны ее живость, ее огонь, ее страсть... ее любовь. Он был слеп. Слеп и безрассуден. Он должен был сказать ей, что его сердце стучит только потому, что слышит биение ее сердца, и что без нее оно остановится. Ему не нужен этот титул, не нужно это соперничество. Ему нужна только Маталия.

— Ты никогда ее не найдешь, — процедил Ксантье.

Броган отреагировал стремительно и яростно. Он развернул запястье и плашмя ударил брата по руке клинком. Ксантье охнул и отшатнулся, едва удержав меч в дрожащей руке. Сделав стремительный выпад, Броган точно кольнул Ксантье прямо в челюсть, и из раны тут же засочилась кровь и потекла по шее.

— Скажи мне то, что я хочу узнать, брат, и я подарю тебе эту груду камней.

Постепенно во дворе столпились слуги и воины, привлеченные поединком братьев. Людей охватывала тревога по мере того, как до них доносились приглушенные вопли Изадоры. Они беспомощно наблюдали новый поворот судьбы. Ксантье победит. Его жена родит первой.

— А почему я должен тебе что-то рассказывать? — прошипел Ксантье. И кинулся на Брогана, чувствуя, как вместе с ненавистью, разливающейся по жилам, его рука вновь набирает силу. — Она даже сейчас, в этот самый момент, страдает от твоей никчемности! Она одинока и всеми брошена, как был брошен я, когда ты уехал из Шотландии!

Броган ошеломленно парировал удар, пытаясь распутать клубок мыслей своего соперника.

— Ты говоришь глупости, — прорычал он, отступая в сторону и блокируя яростный удар Ксантье. — Я уехал, потому что не хотел с тобой воевать.

— Ты всегда был любимчиком, но я наконец-то тебя победил! — Лицо Ксантье исказилось от ярости, и он потряс в воздухе кулаком. — Ты все детство провел подле матери, а я вечно рос на отшибе!

Броган сдвинул брови, и его захлестнула волна гнева.

— Нет, это ты всегда ходил в любимчиках! Меня сюда даже не пускали, а ты воспитывался в замке как наследник.

Он кинулся на Ксантье, но тот сделал ответный выпад, и их мечи зазвенели, схлестнувшись рукоятями. Братья стояли, склонившись, не сводя друг с друга сверкающих глаз. Их невозможно было различить, если не считать струйки крови, сочившейся по лицу Ксантье. Ярость, безнадежность, смятение, гнев... Это были двое людей, чьи детские душевные раны переросли в гнойные нарывы.

Могучим ударом Броган отбросил Ксантье и, размахнувшись, всадил меч в его правую руку. Вой черного волка внезапно оборвался, и где-то в отдалении послышался ответный вой двух других, который заполнил собой тишину. Все душевные раны Брогана внезапно отворились и омылись чистым воспоминанием о Маталии. Он почувствовал, как его гнев утихает и уступает место печали. Он поднял меч и прижал его к обнаженному горлу Ксантье. Брат стоял, прислонившись к грязным камням Керколди, вызывающе задрав подбородок, и из раненой руки, что сжимала ослабевшими пальцами бесполезный меч, сочилась кровь.

Броган смутно осознавал, что если он сейчас убьет Ксантье, то Керколди достанется ему. Но тогда он потеряет Маталию и... самого себя. Слегка отстранившись, он спокойно посмотрел брату в глаза и тихо потребовал:

— Скажи мне, где она.

Ксантье трясло от ярости. Он дернулся, но меч Брогана снова коснулся его груди. Ксантье смотрел на брата, как затравленный пес, и скрипел зубами, пока в углах рта не проступила пена. Наконец он навалился на клинок и свирепо усмехнулся.