— У жены Ксантье не пришли месячные. Говорят, она уже носит ребенка.

— Состязание, значит? — гневно спросила Маталия. — Ты должен знать, сделал ли мне ребенка, только из-за этого дурацкого соперничества со своим братцем?

— Конечно, а ты как думала? — спросил он с едким сарказмом. — Если ты окажешься бесплодной, можешь возвращаться в дом на холме и чахнуть там вместе с этими старухами, которых выбросили их собственные мужья.

— Аххх! — задохнулась Маталия.

Броган удивленно отпрянул, не понимая, почему эти слова причинили ей такую боль. Жизнь, полная лишений, предательства и интриг, превратила его в человека холодного и расчетливого. И отвращение, застывшее в ее прекрасных глазах, потрясло его до глубины души. Он сжал губы и заставил себя оттолкнуть ее, понимая, что нежность недопустима, если он хочет добиться главной цели своей жизни — заполучить Керколди.

— Ты обещала мне один год и одного ребенка, Маталия Мак-Тревор О’Бэннон. Когда ты узнаешь, беременна или нет?

— Нет уж, давай-ка разберемся. Ты, значит, увез меня только потому, что тебе нужен ребенок? Только потому, что жена, родившая первой, обеспечит своему мужу наследство?

— Все зависит не только от твоего чрева. Мы сражались из-за многого в течение последних пятнадцати лет. Я накопил столько добра, что оно не поместится во всех сундуках моего дома. Доказал, что я храбрый воин. Наконец, женился, и пусть ты не та покорная жена, о которой я мечтал, но ты, по крайней мере, из хорошей семьи. Теперь ты должна доказать, что я способен быть отцом. Однако окончательное решение примет наш отец, когда оценит, чего мы с Ксантье достигли. Если же мы окажемся в равном положении, то наследство достанется тому, у кого первым родится ребенок.

— Получается, ты меня просто используешь.

— Ты меня тоже использовала, — гневно парировал Броган, напомнив ей про обстоятельства их знакомства. Маталия снова опустила глаза, признавая правоту его аргумента.

— А если я не захочу с тобой ехать? — спросила она.

— А тебя нужно спрашивать? — с еле заметной насмешкой в голосе Броган положил руку на ножны.

Маталия покосилась на него с подозрением и пнула придорожный камень. Затем посмотрела на своих обмякших волков и ответила вопросом на вопрос, резко меняя тему:

— Что значит этот каменный барьер рядом с домом? И почему Энслин так уверена, что ты через него не переступишь?

Броган смотрел на жену, ничего не отвечая.

— Ты не можешь ответить на простой вопрос? — усмехнулась Маталия.

— Он гораздо сложнее, чем ты себе представляешь. У меня нет тех слов, которых ты ждешь.

— Тогда у кого они есть?

Лицо Брогана стало печальным.

— Я жил здесь когда-то, — сказал он вполголоса. — Много лет. — Он вздохнул. — Мы с братом постоянно играли вместе. С самого момента нашего рождения были не разлей вода, как и многие близнецы. Мы еще даже друг друга не видели, а я уже знал, что он существует, чувствовал его. Нас разлучили с самого рождения, но разделить наши души оказалось невозможным. Когда мы подросли, стали уезжать верхом и встречаться, порой по несколько дней жили в лесах, разговаривали, играли. Он был моим лучшим другом. Но потом... мы... мы с Ксантье стали ссориться из-за всяких пустяков. Знали, что наша дружба обречена. Знали, что братская любовь, — он буквально выплюнул последнее слово, — недопустима. Мы были рождены, чтобы стать врагами. — И Броган перевел взгляд на Маталию. — Но драться с ним из-за тебя я не намерен.

Она отшатнулась от него, оскорбленная.

— Держись от него подальше, — в бешенстве прошипел Броган. — Он заворожит тебя, как змея, а потом отравит своим ядом. Он опасен! Бойся его, жена! Очень бойся!

Маталия в ужасе посмотрела на мужа, и ей еще сильнее захотелось вернуться в благословенный дом на холме, вместо того чтобы ехать с Броганом в его неспокойные земли.

Она с сожалением вспомнила о своих сестренках, о том, с какой неохотой и как мало заботилась о них. Как бы ей хотелось сейчас приласкать их, расспросить про их маленькие радости, оберегать их, как бесценное сокровище! Теперь-то она понимала, сколько добра сделали для нее родители и как ей повезло, что она выросла в любящей семье.

Не понимая до конца, что ею руководит, Маталия положила ладони на широкую мускулистую грудь Брогана, привстала на цыпочках, прижавшись лицом к его заросшей щеке, и легонько провела губами по лицу, как бабочка, порхающая над диким вереском.

— Ты можешь мне доверять, муж, — прошептала она, потом вложила свою ладонь в его руку и потащила его к лошадям.

Броган застыл как вкопанный, ничем не выдавая своего волнения. Маталия потянула его сильнее и склонила голову набок, когда он остался стоять как истукан, не сводя с нее глаз.

— В моем мире нет такого слова — «доверять», — сказал он опустошенно, выронив ее руку.

Маталия со вздохом отвернулась, не в силах выдержать его недоверчивый взгляд. Броган мгновенно очнулся и схватил ее за руку. Она снова повернулась к нему, серьезно глядя в его встревоженные глаза.

— Ты можешь мне доверять, — повторила она решительно и мягко.

— Ты этого ничем не доказала. И уже нарушила свои клятвы, когда бросила меня, — возразил он.

Маталия осторожно высвободила пальцы из стиснувшей их ладони и с грустью покачала головой:

— Ты прав, Броган, и я прошу прощения за свою импульсивность. Я действительно дала тебе обещание. И я клянусь, что ты сможешь мне доверять, и я научу тебя верить людям.

Броган смотрел на нее, от волнения все сжималось у него внутри. В стенах каменного дома она была для него совершенно недоступна, и собственная беспомощность приводила его в ярость. Это напомнило ему про тот давний день пятнадцать лет назад, когда его оторвали от матери. Он до сих пор помнил, как сотрясался от рыданий, когда она отдала его графу, выведя за каменную границу.

— Ты уже молодой мужчина, Броган, — сказала мать. — Я научила тебя всему, что умею. Теперь ты должен выучиться тому, чему может обучить только мужчина. Когда-нибудь ты станешь хозяином Керколди, и я буду тобой очень гордиться.

— Нет! — кричал он ей вслед. — Я не оставлю тебя!

Она вернулась, с грустью глядя на него:

— Я не могу подойти к тебе, и ты больше никогда не подойдешь ко мне. Видишь этот каменный барьер? Отныне и впредь ни один мужчина из рода О’Брэннон не переступит через него. Без всяких исключений. Никогда не возвращайся сюда, твоя жизнь принадлежит Керколди, и ты выиграешь. А теперь иди и заяви о правах на свою землю.

Ксантье смеялся над слезами брата и специально, чтобы позлить его, стал швырять камни в спину удалявшейся матери. Гнев Брогана наконец-то прорвался наружу, и между братьями завязалась жестокая драка. Вся их взаимная любовь обратилась в ненависть. Нежная привязанность сменилась взаимной враждебностью, и это положило начало войне. Трем рыцарям отца было велено разнять их, и опытные воины с трудом растащили орущих близнецов. После этого Броган утер окровавленный нос, повернулся спиной к дому и вместо того, чтобы подчиниться воле отца, убежал в лес и отправился на поиски своего счастья, бросив мать так же, как бросила его она...

Брогана трясло. Он торопливо шел, вспоминая прошлое, и, сам того не замечая, размахивал в воздухе мечом. В тот день он не только оставил мать и ее дом, он оставил Шотландию. Оставил все и возмужал в далеких землях, презрев желание матери, чтобы он жил в Керколди и обучался боевому искусству. Многие считали, что Броган больше не вернется.

Но Ксантье, сам того не желая, вызвал брата домой. Существовавшая между ними необъяснимая связь потянула Брогана на родину, в Шотландию. Глядя на озеро, он вспомнил свои детские фантазии о том, как будет жить в Керколди. Теперь он дома и намерен сражаться за свое наследство до последнего. Ничто его не остановит. Ничто и никто.

Он рубил воздух мечом, сражаясь с бушевавшими в его душе демонами. Он парировал и нападал, отрабатывая боевые удары, избавляясь от страха единственным известным ему способом. Пот уже лил с него ручьями, когда Броган набросился на ветви деревьев и кусты, срубая их под корень.