Разум Данте был поврежденным, но сердце — сильным и сострадающим. Проведя время в постели рядом с ним, нежась в его руках, Хэзер знала, что Данте не может быть таким, как Элрой Джордан, убивать ради удовольствия, ради власти.

Ох? А когда он питается? Когда охотится ради крови?

Как насчет того, что он разорвал горло Сесила Прейжона?

Будет ли она говорить за его жертв? Может ли она говорить за его жертв?

Хэзер почувствовала пустоту внутри, посеянную сомнениями. Она потеряла голову из-за парня, который даже не был человеком, и убийцы. К тому же, как он может отвечать за действия, которых даже не помнит? Скоро ей придется с этим разбираться.

После того, как она найдет его, после того, как спасет его.

* * *

Пока Э вел фургон через Джорджию, его взгляд продолжал скользить по зеркалу заднего вида, украдкой наблюдая за кровососом в бессознательном состоянии — накачанным наркотиками и прикованным наручниками. Нож все еще торчал из его живота. Э словно ударило током от этого вида. Он потер себя через джинсы. «Скоро», — пообещал он себе.

Когда Данте начал кричать, когда он читал ему досье, Э уставился на него, более чем растерянный. Наручники звенели и стучали, а фургон сотрясался и вздрагивал до тех пор, пока Э не испугался, что Данте разнесет его на части. Когда это случилось, он уронил папку, схватил шприц, полностью наполняя его наркотиком для кровососов, и воткнул в шею Данте.

Потом Данте начал смеяться.

Данте смеется, этот звук — какой-то низкий, темный, безудержный и надорванный. В конце концов Э смеется вместе с ним, потому что это даже забавно, случайно убить человека, которого ты пытаешься защитить… смешно! Даже истерично, и эта мысль приводит Э к смеху-до-слез.

Глаза Данте закрываются, слезы скользят из их уголков, когда наркотик начинает действовать. «Тоже довел себя до слез смехом», — думает Э, наслаждаясь их братством. Его брат Плохого Семени затихает.

Рев гудка возвращает Э в настоящее. В зеркале заднего вида маячат фары. Занятый наблюдением за Данте, Э замедлился до старушечьей скорости на скоростной трассе. Хотя первым его инстинктом было ударить по тормозам и прирезать ублюдка, он все-таки вывел фургон на низкоскоростную полосу. Последнее, чего бы он хотел — полицейских на хвосте.

Ублюдок пронесся мимо, и Э стиснул зубы, когда тот просигналил еще раз. Э запомнил номерной знак, чтобы вернуться к нему в будущем. Он ухмыльнулся. Его взгляд снова перескочил на зеркало, на Данте.

Читай мне.

Эти слова из кровоточащих губ Данте послали мурашки по спине Э. И продолжали посылать. Э беспокойно поерзал на водительском сидении, все болело. Голодный. Рассвет наступит через пару часов, и Данте впадет в Сон, с заглавной «С», дневной отдых. Тогда Э немного подремлет. Возможно, поест.

А его брат Плохого Семени? Нужно ли ему тоже немного поесть? Может оказаться весело найти вкусную еду для Данте.

Э поерзал. Он не может, он не будет больше ждать.

Он вырулил фургон на ближайшую остановку, припарковался как можно дальше от других машин, насколько это было возможно. Вырубил мотор. Повернул ключ в режим АСС[66], вставил в магнитолу последний диск «Inferno». Прибавил громкость, чтобы скрыть крики. Музыка ударяла и грохотала, в то время как сексуальный голос Данте рычал и шептал:

Ты пытаешься поцелуями прогнать мои чувства / ты жаждешь изменить меня / хочешь высосать меня досуха…

Э прокрался в заднюю часть фургона, задергивая за собой занавеску. Его сломанное запястье пульсировало, но это не имело значения. Он выпьет таблетки, когда закончит с Данте.

Э встал на колени около надувного матраца и убрал волосы с лица Данте. Его взгляд задержался на пятне крови под его носом и вокруг губ.

— Как ангел, — прошептал Э, но у ангела в его воображении были черные крылья и темные трахни-меня глаза.

Я просто доверяю своему гневу / ты ничего не значишь / возможно, никогда не значила / и это пугает меня…

Обхватив рукоятку ножа в животе Данте, он вытащил его. Кровь вытекла на белую кожу кровососа. Он скользнул рукой под футболку Данте по горячей, липкой от крови коже. Рана в его груди уже исцелилась.

Золотой огонь наполнял Э, заставляя светиться. Сердце неслось, сотрясая тело интенсивностью ритма. Он провел рукой вниз, по плоскому животу Данте, миновал расстегнутый ремень, пробрался в расстегнутые джинсы. Бог побаловал себя еще одной порцией разведки.

Дыхание ускорилось, Э вытащил руку из джинсов Данте. Закрыл глаза. Когда он снова открыл их, золотые нити соединяли его с братом Плохого Семени в районе лба, пупка и промежности.

Э поднял книгу стихов Наварро и, сидя на пятках, читал Данте.

Я чувствую ее здесь

В темноте

Ожидая еды

В моих мечтах

Ее радужный хвост вьется

Приносит мне пленника

Она высасывает мое дыхание

Упивается мной

Я горю под ней

Внутри нее

Умирающая звезда

Вкус меда, сладкого и вязкого, коснулся языка Э. Он закрыл окровавленную книгу и сел на пол. Подобравшись к надувному матрацу на коленях, он оседлал Данте. Нагнулся и прижался губами к его губам.

— Я твой бог. Я контролирую каждый твой вздох.

Данте открыл глаза с расширенными зрачками.

— Назови имя того, кого ты любишь.

— Это не ты, — прошептал Данте, слова были вязкими от наркотиков.

Резкое движение запястья, и нож скользнул в правую руку Э. Он поморщился, глубоко вдыхая, смакуя запах крови. Под ним он поймал слабый запах чего-то сладкого. Э нахмурился. Знакомый запах. Нагнувшись, он понюхал горло Данте. Поднял его футболку. Понюхал грудь. Кровь и слабый запах… сирени.

Мысли Э вернулись к дому кровососа и к дивану, на котором он проснулся после нападения Большого Парня. Вернулись к женщине, приютившейся в кресле напротив дивана, к завиткам рыжих волос вокруг ее милого спящего лица. Вернулись к тому, как он стоял над ней с ножом в руке, милостивый бог перед молящейся. Теплая и сладкая — сирень. Как запах, что прицепился к Данте.

Э выпрямился. Горькая правда смыла вкус меда с языка, кипела и пузырилась в животе, как свежая смола. Э никогда не был ближе к своей Хэзер, чем в тот момент, нагнувшись над ней, вдыхая ее аромат, и он не дотронулся до нее рукой — но Данте дотронулся, предатель кровосос.

— Ты был с Хэзер, — сказал Э, голос его был низок и полон праведного гнева. — Она моя. Она всегда была моей. Она следует за мной.

— Она не следует за тобой. Она охотится на тебя. Она не твоя.

— Назови имя того, кого ты любишь, — рыкнул Э.

— Нет.

— Она моя!

Э погрузил нож в грудь Данте, вытащил и воткнул снова. Полилась и забрызгала кровь. Золотые нити, соединяющие Э и Данте треснули, разрушились, выпуская золотой свет в воздух.

Вонзая и разрезая, Э принялся за дело. Данте отвернулся, закрыл от боли глаза, кровь пузырилась на губах. Он извернулся, пытаясь сбросить Э, но тот только ухмылялся и стискивал бедра, наслаждаясь ездой.

Трахал ли Данте Хэзер? Пил ее кровь? Просила ли она еще?

Дыхание стало тяжелым и ускорилось, он оставил нож между ребрами Данте, затем схватил его подбородок кровавыми пальцами. Э хотел, чтобы у него были две здоровые руки, чтобы схватить Данте за бледную шею. Когда он заставил Данте повернуть к нему лицо, глаза кровососа открылись. Золотые и красные круги обрамляли радужные оболочки, мерцали в глубине расширенных зрачков.

— Достаточно, — сказал Данте булькающим от крови голосом.

Боль воткнулась в голову Э, пронзила глаза и устремилась в уши. Его рука взлетела к виску. Он зажмурился. Боль выжигала разум.

Э закричал.

В Вашингтоне выпал снег. Большие хлопья падали, кружась, из низко-висящих облаков, водворяя тишину в город. Люсьен летел по предрассветному небу, волосы леденели, снег цеплялся за ресницы, покрывал инеем крылья. Он слушал, но тишина заполнила связь с Данте, гудела и шептала — псионический белый шум.