Однако, время шло, а папа все не появлялся. Взрослые тоже нервничали - почти три года ждали, а последние часы оказались самыми тоскливыми.

Камилл не отлучался со двора, в котором было еще с десяток таких же "квартир", как та, в которой они обитали. Соседские мальчишки звали его на разные интересные дела, но он отвечал: "Сегодня мой папа приезжает!" - и мальчики уважительно умолкали, какое-то время еще рассматривая его, такого счастливчика... У всех отцы ушли в сорок первом и неизвестно, живы ли они, вернутся ли. Был день семнадцатого мая сорок четвертого года, шел первый месяц освобождения Крыма советскими войсками.

Камилл предвкушал тот миг, когда отец обнимет его и поднимет своими сильными руками. Мальчик знал, о чем ему расскажет, чем похвастается. Только одно сомнение одолевало его - можно ли рассказать отцу о пистолете с патронами и кинжале, спрятанных на старом кладбище? Мама, он знал, очень бы разнервничалась, если бы узнала о его небольшом арсенале. Но отец? Какой он? Когда их разлучили, мальчику было семь лет, и он помнил отца добрым и великодушным. Но как папа все же отнесется к тому, что у его сынишки спрятан новенький пистолет с полной обоймой?

Камилл жаждал показать отцу коллекцию красивых камней и кристаллов, которую нашел однажды под стеной разрушенного дома. Покажет он папе и свою любимую книжку про волшебника изумрудного города - правда, мама говорит, что эту книжку купил еще до войны сам папа. Зато когда они жили с папой до войны, то Камилл умел только читать, а сейчас умеет писать, и мама говорит, что у сына почерк немного похож на папин.

Время близилось к вечеру. Мальчик раза два всплакнул, но мама на него накричала. Когда солнце ушло за крону одиноко растущего во дворе большого дерева, Камилл, устав от ожидания, решил сбегать на старое кладбище и проверить свой тайный арсенал. Бегом он добрался до пустыря за домами, каким нынче было старое мусульманское кладбище. Оглянувшись по сторонам, и убедившись в отсутствии случайных свидетелей, он опустился на колени и заполз за кусты, где под обломками каменных надгробий лежали завернутые в мешковину пистолет "Вальтер" и кинжал в красивых ножнах.

Мальчишки военных лет хорошо разбирались в разного вида оружии, которое нередко находили в оврагах, в заброшенных садах. Бывало, укрывшись за речным обрывом, бросали в воду "лимонки" - противопехотные осколочные гранаты. Русские винтовки, длинные и тяжелые, вообще в первые месяцы после прихода немцев были не в диковинку: брошенные вместе с патронами они валялись в самых разных местах. Немецкий же новенький пистолет был редкой находкой, и дружок Дима готов был выменять его у Камилла за кучу великолепных вещей.

Насладившись созерцанием своего арсенала и еле удержавшись от того, чтобы не пальнуть из пистолета, он вновь тщательно упрятал оружие в камнях и побежал домой. Отец в белой рубахе с расстегнутым воротом сидел за столом, на котором уже разожгли большую керосиновую лампу...

Камилл, по-видимому, только-только уснул, когда вдруг все детишки, испуганные и сонные вскочили из-за страшного грохота. Взрослые еще не спали, им было о чем поговорить. Бабушка бросилась к дверям, и по прошествии нескольких секунд все увидели ее пятящейся назад, а дюжий советский солдат упирал ей в грудь ствол автомата. Вслед в комнату вошли еще два автоматчика, а за ними маленький кругленький человек с рыжими ресницами, которого Камилл узнал - он приходил неделю назад и записывал в большую тетрадь имена и даты рождения всех проживающихв доме, якобы, для распределения продовольственной помощи. Но тогда он был в штатской одежде, теперь же на нем была офицерская форма. Фамилия его была Козлов - мальчик ее запомнил, потому что у них в прежнем их доме были соседи Козловы.

Увидев среди испуганных сонных детишек и онемевших женщин не числившегося в его списке мужчину, офицер взвизгнул:

- Кто такой? Откуда?

Солдаты защелкали затворами автоматов, направив стволы на детей и взрослых.

- Не надо кричать. Вот мои документы. А это моя жена и сын, - произнес отец, потянувшись к пиджаку, висящему на спинке стула.

- Не двигаться! - опять взвизгнул храбрый офицер, и все автоматчики перевели стволы оружия на папу. Офицер сам достал из кармана отцовского пиджака бумажник и, приблизившись к лампе, стал разглядывать документы. Через пару минут он успокоился и почему-то скомандовал:

- Вольно!

 Камилл неподвижно стоял возле отброшенной солдатскими сапогами в сторону постели, с недетской злостью глядя на офицера. Маленькая кузина стала плакать, и её мама схватила девочку в охапку, зажимая ей ладонью рот.

Из отцовских документов следовало, что его срочно вызывают в Крым в распоряжение Верховного Совета республики. Крайний срок прибытия - пятнадцатое мая. Была ночь с 17-го на 18-ое мая 1944 года. Вызвали отца для того, чтобы не затерялся где-то на просторах Советского Союза свободный крымский татарин. Капитан Козлов не мог знать о мудрой стратегии высоких руководителей и не получал инструкций на сей особый случай. Увидев бумажки на бланках Верховного Совета, он слегка опешил. Поразмыслив, он разъяснил отцу, что все, занесенные в список женщины и дети, вне зависимости от того, кому они приходятся родственниками, должны быть сейчас же вывезены из города. Что касается отца, то ему капитан разрешал остаться в городе, но немедленно покинуть квартиру, которая будет опечатана.

Камилл впоследствии часто думал об этой ситуации и ставил мысленно себя на место отца, только несколько часов тому назад обретшего сына и жену. С одной стороны, отец мог бы остаться, узнать, что к чему и уехать из Крыма (если позволили бы!) свободным человеком, чтобы потом забрать из ссылки своих близких. С другой стороны, вполне вероятно, что его сына и жену через полчаса расстреляют, вывезя на окраину города... В последние мгновения он сможет прижав к себе сыночка закрыть ему ладонями глаза и шептать на ушко обманные слова утешения...

Отец заявил, что не намерен расставаться с семьей, что поедет вместе со всеми. Офицер Козлов повеселел и вроде как бы стал выше ростом. Не вызывающим возражения голосом он приказал всем собираться и через пятнадцать минут освободить помещение.

- В случае невыполнения приказа нам советской властью дано право открывать огонь на поражение! - твердо и с какой-то гордостью заявил Козлов.

Врал капитан, он не дал бы приказа расстреливать детей и взрослых здесь, в комнате. Ведь татарские кровь и мозги забрызгали бы ковер на полу, скатерть на столе, мебель и другую утварь. А к вечеру этого же дня, как потом написали в письме соседи, Козлов приехал на грузовике, и вывез из квартиры все вещи, включая кастрюли и сковородки.

Поэтому и взволновался бравый капитан НКВД, когда мама стала скатывать в рулон лежащий на полу ковер. Он подбежал к женщине и оттолкнул ее с криком - “Громоздких вещей не брать!”. Наверное, он заранее дал указание своим автоматчикам препятствовать выселяемым забирать с собой любые вещи, которые он уже считал своими, иначе не стал бы дюжий солдат бить прикладом по руке семилетнюю девочку, когда она попыталась взять свою куклу. Будь прокляты до седьмого колена все его потомки! Через год девочка умерла в далекой азиатской стороне от туберкулеза кости.

Вышли все из дверей квартиры только с носильной одеждой, да еще с двумя заплечными сумками, в которых многоопытная, много несчастий пережившая бабушка всю войну держала, периодически заменяя, одну банку с топленым маслом и одну банку с бараньей каурмой, да еще сухари.

Только что прошел небольшой дождь, и мальчику хорошо запомнилась свежесть ночного воздуха. Под ногами скрипел мокрый песок, блестели капли на листьях буйно разросшихся по весне сармашлык и акшам сефа, которыми была обсажена веранда. Тихо прошли они по темному двору. Соседи, разбуженные грохотом прикладов и сапог, которыми солдаты армии-освободительницы дубасили в дверь татарского жилья, не спали и, боясь зажигать свет, следили за уводимыми людьми из-за оконных занавесок.