- Дорогие товарищи! Простите нас, что не успели подготовить вам торжественную встречу - очень рано прибыл ваш эшелон. Мы приветствуем вас на новых землях солнечного Узбекистана! Здесь вас ждет интернациональная семья советских тружеников, превращающих эту когда-то бесплодную степь в изобильный рай! Пусть вас не смущает старое название станции, оставшееся еще с проклятой дореволюционной поры. Сейчас в этой степи коммунисты вырыли каналы, и сюда пришла вода великой реки Сырдарьи. Теперь земли эти превращаются в цветущий сад...

Красноречие штатного краснобая было избыточным, ибо малограмотные крымские сельчане, которыми были практически все, кого привез этот эшелон, не могли оценить перлы вроде "превращения бесплодной степи в изобильный рай", но речь эта все же достигла цели - толпа несколько успокоилась.

- Сейчас вы погрузитесь в машины, которые повезут вас в отделения совхозов. Там вас ждет вкусная еда и жилье. С завтрашнего дня сможете приступать к работе на землях Гулистана - Страны цветов. А это название, - краснобай с убедительной беззаботностью засмеялся, кивнув головой на вывеску над домиком, - это название для того, чтобы помнили ваши внуки, какая на месте Страны цветов была степь.

Людей покоробило предположение, что их, крымчан, внуки будут интересоваться прошлым или будущим этого края. Никогда, - пусть ведомо будет всем! - никогда мы, крымские татары, не допускали мысли, что чужая земля станет нам родной, что Крым у нас удастся отнять! Мы уже вскоре знали, что многие из нас найдут вечный покой в этой чужой земле. Мы догадывались, что из-за наших степей и гор, нашего моря и неба многие чужаки будут ссориться, будут предъявлять права на наше исконное, пытаться делить между собой наше неделимое. Но ни на миг никто из нас, к какому бы поколению он не принадлежал, на какой чужбине бы не родился - в Средней Азии, в Турции, в Добрудже - ни один крымский абориген не допускает ни на миг мысли, что Крым перестанет быть нашей родиной.

Но, тем не менее, сейчас эти несчастные люди, которые еще две недели назад имели свои дома, свое имущество, стояли у железнодорожной насыпи в чужой Азии и ждали, что их куда-то повезут, и, может быть, накормят. И только одна глупая (а, может быть, и самая умная!) женщина громко крикнула:

- А когда нас домой в Крым отвезут?

Люди слышали эти слова, которые были в сердце у каждого, но никто не продолжил тему, ибо все они понимали, что сейчас никто им на этот вопрос не ответит. Среди офицеров НКВД, стоявших у здания вокзала, возникло оживление, кто-то высказался, что, мол, это антисоветская провокация и надо наказать зачинщиков. Но потом решили оставить этот единичный выкрик без последствий.

Прошел еще примерно час, пока подгоняли машины и грузили людей в кузова полуторок. Обращались с ними ласково, на вопросы отвечали - будто волшебную сказку рассказывали. Поняли, что с толпой лучше не связываться.

 В горном районе Крыма, откуда собрали "пассажиров" этого эшелона, действовали особенно бесчеловечные энкаведешники, которые обманом или приказным порядком воспрепятствовали стремлению высылаемых взять с собой побольше домашних вещей. Многие имели только то, что было одето на них, некоторые были без какой-либо обуви. Редко какая семья взяла с собой одеяла и подушки. Представители местных властей с недоумением смотрели на людей, которые лезли в кузова машин без даже маленькой котомочки в руках. Ведь даже семьи раскулаченных везли множество узлов и мешков. Не будучи посвящены в подробности они, представители местных властей, которым сопровождавшие эшелон конвоиры только вручили какие-то бумаги и тотчас же уехали с опустевшим эшелоном, подумали даже, что багаж этих людей идет дополнительным поездом. Поэтому последовала команда задержаться с выездом, и к несчастным переселенцам обратились с вопросом:

- Граждане, где же ваш багаж?

Переселенцы растерянно разводили руками и невнятно отвечали, что вот они сами и все что на них, и больше ничего нет. Начальство не восприняло такого ответа, требовало четкого разъяснения.

Тогда старая Мелиха-оджапче, учительница из Алупки, с начала войны жившая в семье племянницы в Юкары, со злым сарказмом крикнула:

- Вещи наши везут в отдельном поезде, скоро доставят!

Ну, конечно, так оно и должно быть! Этот ответ показался представителям властей нормальным, не нормальным было только то, что их не информировали, когда прибудет багаж и долго ли им всем пребывать в ожидании здесь, на маленькой станции. Один из офицеров НКВД пошел звонить и выяснять, но ни в областном управлении, ни даже в Ташкенте, в республиканском НКВД, не знали, когда же должен подойти состав с багажом переселенцев из Крыма. Стало ясно, что на выяснение уйдет много времени, поэтому было решено накормить новоприбывших здесь, на станции, чтобы не устроили голодного бунта. Людям велели сойти с машин и ждать. Пока сообщили в отделения совхозов, где полевые кухни готовились к встрече переселенцев, чтобы пищу доставили на станцию, пока эту доставку организовали и осуществили, прошло около трех часов. Солнце уже поднялось высоко, и сгрудившимся у пыльной дороги людям негде было спрятаться от палящих лучей. Работники станции показали им путь к каналу с мутной сырдарьинской водой, который пролегал метрах в ста от железнодорожного полотна, и по несколько человек от каждой группы поплелись с кое-какой посудой за водой.

Наконец, прибыли полевые кухни, которыми тогда укомплектовывались совхозы на целинных землях. В котлах была горячая каша из незнакомой крымчанам крупы, она показалась несчастным изгоям сверхвкусной, и было ее, как ни странно, вдосталь. Вдосталь было и хлеба. Настроение у людей улучшилось, и страх сменился какой-то надеждой.

Они не ведали, что для большинства из них это был последний в их жизни случай, когда довелось поесть досыта...

И вот главный из энкаведешников, наконец, дозвонился туда, где его компетентно обматерили и обвинили в гнилом либерализме, а также в потворстве врагам социализма. Какой еще поезд с багажом? Кого встречаете, может передовиков социалистического труда? Или артистов цирка, вслед за которыми везут декорации и слонов с леопардами? А ну, кто там у вас руководит мероприятием, подозвать его, мать вашу, немедленно к телефону!

Главный по проведению мероприятия медленно опустил телефонную трубку на рычаг, и с освирепевшим лицом обернулся к своей шайке.

- Кто сказал, что надо ждать поезд с багажом? Так вашу мать, кто велел задержать этих сволочей здесь?

Присутствующие некоторое время молча смотрели на главного.

- Так вы же сами и сказали, что не может быть, чтобы люди были без вещей, - наконец злорадно отозвался один из офицеров НКВД, который работал в областном управлении и не зависел от районного руководства, которое и не любил за его огромные возможности безнаказанно воровать.

Начальник районного масштаба побагровев проглотил оскорбительное заявление, а один из его лизоблюдов, поспешно заминая неловкость воскликнул во гневе:

- Это умышленная провокация! Это они сами сказали, что ждут свой багаж! Сказали, что идет эшелон с багажом! Эта худая баба в черном платье!

Утомленные многочасовым пребыванием на этой мерзкой станции начальники разных уровней, возбуждаясь в праведном гневе, жаждали мести. Но, как и утром, самый умный из них, главный инженер хлопкового завода, сказал воспылавшим номенклатурщикам:

- Стоп, товарищи! Не надо нагнетать атмосферу! Люди должны спокойно влезть в кузова и без лишнего шума отправиться к местам поселения. Если начнем сейчас репрессии, то придется вызывать армию. Их же здесь несколько тысяч! Так что, успокойтесь, товарищи!

Как не горели начальнички желанием сорвать злость на этих жалких крымчанах, на которых и смотреть противно, они сочли все же верным суждение не затевать бучу - все торопились разбежаться по домам. И дали поручение этому еврею, раз он такой умный, организовать немедленную отправку застрявших на станции переселенцев. Тот опять выступил перед толпой с короткой речью, в которой посулил им благоустроенное жилье и хорошую работу в совхозах, куда их сейчас повезут. И тут из толпы кто-то крикнул: