— Я знаю дворецкого, но его зовут Гейдж, а покойный Виндеатт-Уайт, кузен моего друга.

Флора продолжала свой рассказ:

— Я похолодела от стыда, сидя на краешке стула, как дура. Это было что-то ужасное. Миссис Феллоуз расхохоталась, а когда кончила, сказала: „Когда ты можешь приступить?“

Флора вздохнула.

— Я пробыла у них горничной до 1939 года, а потом работала на их ферме, вместо мужчин, ушедших на войну.

— Расскажи мне. Что за работа?

— Ничего особенного. — Как она могла ему объяснить, что служанка отгорожена от людей, наблюдает за ними, как будто они — действующие лица в пьесе. Эта отстраненность обеспечивала ей безопасность. Она только наблюдала за ними.

— А ты, например, носила шапочку и фартучек с черным платьем?

Он задавал вопросы, как своим свидетелям в суде.

— Днем я носила черное, а по утрам — розовое, как Молли и как другие слуги в Коппермолте.

— Что ты делала в выходные?

— Я выгуливала хозяйских собак в парке.

— И?

— Иногда ходила в кино.

— И?

— И в музеи, галереи. Я облазила весь Лондон, каталась на автобусах.

— Одна?

— Большей частью.

Если бы он только знал, где ее найти.

— Я и представить не мог, что ты живешь за углом от Мэбс. — А как ты зарабатывала деньги?

— У меня была зарплата. И чаевые. Гости оставляли чаевые на туалетном столике, и некоторые были довольно щедры, — сказала Флора.

— Что еще?

— Когда у меня были деньги, я ходила в театр. Однажды, с задних рядов, я видела Таши и Генри. Таши была в зеленом платье.

— О.

— Миссис Феллоуз послала меня учиться в кулинарную школу Кордон-Блю. Я научилась готовить. Она добрая женщина. — Флора была в компании начинающих, посланных матерями научиться чему-нибудь полезному. Они оценили ее, пытались пристроить, но им это не удалось. — А к чему все эти вопросы? — спросила она.

— Я пытаюсь восстановить те десять лет, на которые я потерял тебя.

— Космо, да ничего такого со мной не случилось. Мне нравятся Феллоузы, нравится работать у них. Мне чертовски повезло с ними. Я встала на ноги. Они дали мне возможность почувствовать себя в безопасности.

— В безопасности? — „Возможно, — подумал он, вспоминая ее родителей, — для нее почувствовать себя в безопасности — новое. — Что еще, кроме безопасности?

— Я думаю, подходящее слово „довольна — я была довольна.

— А я не был довольным. Как я мог им быть без тебя?

Флора засмеялась.

— О, ну конечно. Ты же продвигался в своей карьере. — Она насмехалась над ним. — Держу пари, именно это ты делал. Продвигал Космо впереди всех.

„Оставим мою карьеру“, — подумал Космо.

— Итак, сейчас ты работаешь у них в деревне, — сказал он. — Тебе нравится? Ты довольна? — Ему хотелось вырвать из нее с корнем это довольство. Как она может быть довольна?

— Мне нравится работа. Я могу не обращать внимания на войну. — „Я нашла свою нишу, — подумала она, — но как ему это объяснить?“ — Я вписалась в деревенскую жизнь, — сказала она. — Меня там приняли.

— Ты, должно быть, умнее, чем я думал. Ведь это же своего рода подвиг.

— Мне нравятся люди.

— А ты им?

— Надеюсь.

— А мужчинам? У тебя много поклонников? Любовников?

— Это не твое дело. — Флора посмотрела в окно. „У меня есть любовники те самые, которые всегда были, — подумала она. — Мне надо избавляться от них, а здесь еще один, из Военно-воздушных сил Великобритании, рядом“.

— Это мое дело. Расскажи мне о них.

— Нет. — Она не расскажет ему о мужчинах, которые хотели ее. Они ничего не сделали Космо и еще меньше — ей самой, подумала Флора. — Нечего рассказывать.

Космо захотелось ударить ее. Но майор морской пехоты открыл глаза.

— Ты счастлива? — спросил Космо.

„Ах, — подумала Флора, — счастье“.

— Я живу очень деятельной жизнью, — сказала она.

— С коровами, гусями, свиньями?

— Есть еще и собаки, много собак, и, конечно, кошек. — Она смеялась над ним. — И еще хорьки.

— А ты счастлива? Когда ты была на вершине счастья? Вспомни.

— Я была счастлива несколько раз. Тогда, например, в Динаре, — ответила она просто.

— И?

— Когда была у вас в Коппермолте.

Довольно скудно.

— Но ты же была счастлива с Хьюбертом в Провансе?

— Это другое.

— Ну конечно, другое. Хьюберт был твоим любовником. Твоей великой любовью, — горько сказал Космо. — Поспешил и опередил, черт с ним, да, первый пробрался, мне ненавистна мысль, что он мой лучший друг…

— Не дури, — и Флора отвернулась от Космо. Хьюберт и Прованс были так далеко, прекрасное время, вкусная еда, солнце, любовь. Но она кончилось, как и Феликс. Она вздрогнула, вспомнив Феликса.

— Ты всегда больше любила Хьюберта, — Космо услышал свои слова.

Флора поднялась и стала пробираться через переполненный вагон к туалету. Космо подумал, что не слишком умно было говорить о Хьюберте. Флора вернулась, и он сказал:

— Когда ты находишь время читать „Таймс“? („Попробую несколько нейтральных тем“.)

— На следующий день после выхода, когда ее прочитывает мистер Феллоуз.

— Все эти годы, — Космо снова с негодованием услышал свой голос, — ты, наверное, скучала по своей давней любви, по Хьюберту.

Флора уставилась на него.

— Не сердись, — сказала она, повышая голос. — Вы же поделили меня между собой, как вещь, как предмет, как кого-то, ничего не значащего, проститутку! — уже кричала она. Несколько человек в вагоне обернулись и поспешно отвели глаза. Флора смотрела на французского офицера, вытянувшего во сне ноги. Вагон тряхнуло, и его ноги бросило на Флорины, она носком туфли пнула его.

Проснувшись, он пробормотал по-французски:

— Извините, мадемуазель, за беспокойство. Пардон. — И убрал ноги.

— Вы подслушивали, — обвинила она его.

— Ну что вы, мадемуазель, — и улыбнулся.

— Он единственный, кто не подслушивал, — сказал Космо. — Он спал. — Космо засмеялся.

— Я выхожу в Тонтоне. Я думаю, это следующая остановка, — сообщил майор морской пехоты, откашлявшись.

— А я в Экзетере, — сказал другой.

— Я выйду в Плимуте, — подал голос третий.

— Посмотри, как ты смутил всех, — сказала Флора.

Все внутри Космо кипело.

Когда поезд остановился в Тонтоне, два человека вышли, а на их места села пара, стоявшая в коридоре. В Экзетере пассажиры снова поменялись. Космо подумал: „Мы зря теряем драгоценное время“. — Он поймал взгляд француза и отвернулся.

— Как Мэбс и Таши обходятся со своими нарядами? — спросила Флора. — Наверное, страдают?

— Они предвидели ситуацию и накупили рулоны тканей. Хватит на несколько лет. Мать их стыдила и говорила, что это непатриотично, но, я слышал, как она сама выпрашивала у них отрез на платье то у одной, то у другой.

Флора засмеялась.

— Прости, я тебя рассердил, — проговорил Космо.

— Ну я зря с тобой так резка.

— Расскажи мне еще о твоей жизни.

„Если бы я стала перечислять моменты счастья, — подумала она, — то высоко бы оценила это путешествие“. Она сказала:

— Теперь понятно, что Тарасова всегда была при деле.

— Ты с ней встречаешься?

— Иногда. Я возобновила с ней отношения через несколько лет, она была добра ко мне в детстве, во Франции.

— Я помню, царь и царица, благородные офицеры, — улыбнулся Космо, — шелковое белье.

— Ну, теперь речь идет о наших короле и королеве, она сейчас больше британка, чем мы сами, и носит шерсть.

— А ее муж?

— Алексис? Он появился с французами, которые пришли с де Голлем. Ирена пыталась его пристроить в английский полк, но он не пришелся по вкусу. Последнее, что я слышала, он был в Джибути с французами.

— Твоя жизнь, еще расскажи мне…

Она рассказала ему о работе, о том, как ухаживает за коровами породы джерси, как любит разные сезоны — уборку сена, урожая, молотьбу, — и все на воздухе. „Куда больше радости, чем быть служанкой“, — сказала она. Но неужели она не понимала, что не этого он добивается от нее. Есть ли кто-то, в кого она влюблена, кроме Хьюберта, из-за кого он может ее потерять.