— А твои туфли? Да, я помню.
— Дорогая, то была просто фатальная покупка, размер такой маленький, я купила их из чистого тщеславия. Вон они. — Она вставила ключ в замок. — Наконец-то дома. Привет, Молли.
— Посмотрите на свои ноги: что случилось?
— Да я туфли там оставила. Они на тротуаре, с той стороны площади. Помнишь Флору, Молли?
— О, да. Я вспомнила, что у моей сестры такой размер, я бы… я сейчас… — И Молли скатилась с лестницы.
— А ты сделаешь нам чай, когда вернешься? — крикнула ей вслед Таши.
— Да, конечно.
— Ну хоть не совсем бесполезная покупка, в конце концов. Она очень любит мои вещи, эта Молли. Пошли наверх, в гостиную, и все расскажешь. Одно из искусств держать при себе слуг — это носить одежду их размера.
— Не знаю, с чего и начать.
— С собаки, конечно.
— А, собака. Это была сука, эрдельтерьер отца, и мне кажется, он ее очень любил.
— Но у собаки есть вкус и она проницательна, даже когда у нее мозги не в порядке, — Таши села на диван и принялась массировать ноги.
— Моя мать может даже умереть.
— Так она не умерла? О, Бог ты мой! Какое разочарование. А я-то решила из того, что ты сказала…
— Нет.
— Собака?
— Да.
— Ах.
Молли принесла чай и поставила на низкий столик перед Таши.
— Ну как раз размер моей сестры, — сообщила она. — Вот будет рада. Я подумала, может, захотите сдобные лепешки?
— Спасибо, Молли. Вкусно. В следующий раз, когда я буду покупать туфли, напомни мне, пожалуйста, какой размер я ношу на самом деле.
— Это было бы неестественно, мэм. — И Молли вышла.
— Ну разве она не убийственна? — Таши наливала чай. — Она влюблена в Джима. Помнишь дворецкого из Коппермолта? Он теперь работает в Лондоне, таскает ее на коммунистические митинги на Кинг-Кросс. Он вступил в партию. Сахару?
— Один, пожалуйста.
Флора сидела на краешке стула и смотрела на Таши. Таши похорошела, стала утонченнее, взрослее, чем в последний раз. Было глупо отдаться порыву и заявиться к ней. Она пила чай маленькими глотками.
— У тебя ребенок, — сказала Флора.
— Да, наверху, с няней. Я его тебе покажу попозже. А откуда ты знаешь?
— Я прочитала в „Таймс“. Я читаю ее в школе.
— А, Нигел?
— Да.
— Смешной старин, Нигел. А знаешь, они счастливы.
— Хорошо. — Флора поставила чашку, и она звякнула о блюдце.
Таши подумала: это не шутка, я в замешательстве. Сколько же времени прошло с тех пор, как мы ее видели? Что произошло за это время? Она очень хорошенькая. И почему пришла ко мне? А вслух она сказала:
— Флора, в чем дело? Говори.
Флора вспыхнула.
— Я не хочу надоедать тебе.
— С твоей матерью случилось несчастье, и значит ли это, что Индия для тебя отменяется?
— Нет.
— Ох.
— Я отплываю из Тилбури во вторник.
„Вторник, вторник. А мы еще не вернемся из Норфолка после охоты на куропаток“, — подумала Таши.
— Всю дорогу на „Пи & Оу“?
Флора кивнула.
— Я уже приготовила с собой всю одежду, которую велела привезти мать. Ее шила мадам Тарасова.
— Это хорошо. Ты должна была позвать нас с Мэбс помочь тебе с магазинами. (Почему она должна?) Но, похоже, тебе все это не очень нравится?
— Никогда не нравилось.
— Да, конечно, не нравилось.
— Но теперь ты должна ехать?
— Да. — Флора открыла свою сумку. — Может, вот оно тебе лучше объяснит, чем я. — И она протянула отцовское письмо Таши. — Оно пришло с той же почтой, что и письмо к директрисе про мою мать.
Таши начала читать. „Двенадцать пар шелковых чулок, посоветуйся насчет цвета, две пары перчаток для верховой езды (свиная ножа), размер седьмой, шесть комплектов трусиков и лифчиков, атлас или белый крепдешин, из Уайт-Хаус, бюст тридцать шесть, четыре тонкие ночные рубашки, белые, коробку сандалового мыла „Флорис“, две пары коричневых туфель, размер четыре и большую бутылку „Мицуко“ из „Фортнума“ и ее обычный заказ от „Элизабет Арден“. Боже, и это письмо? А что насчет платьев, норкового манто? Ты удивлена? — И она прочитала дальше.
— Как я понимаю, предполагается, что все это ты повезешь с собой. Хочешь, чтобы я помогла тебе купить?
— Нет, я уже все купила. — Как объяснить, что она просто хотела встретиться, взглянуть и, может, узнать новости, перед тем, как уехать. — Отец все устроил с оплатой, вон, смотри, наверху страницы.
Таши взглянула.
— Да, — сказала она. — Вижу. — Она вернула письмо. — Я помню твоих родителей, — вздохнула она мрачно.
— Он ее обожает. — Флора сложила письмо и кинула в сумку. — А сейчас мне надо идти. Поезд в…
— Но ты должна посмотреть моего ребенка, и подожди Генри. Он с удовольствием бы с тобой встретился.
— И я бы с удовольствием посмотрела на ребенка, как его зовут?
— Джон. Мы чуть не назвали его Хьюбертом, но сейчас так много Хьюбертов и Космо, кстати, он крестный отец мальчика, и Генри не нравится имя Космо, поэтому у нас Джон, и ты не можешь так обойтись с Джоном. Пошли со мной в детскую, посмотришь. — Таши повела.
Флора разрешила Джону схватить ее за палец, на руках у Таши он казался совершенно обычным ребенком. Его няня пожала Флоре руку, когда Таши познакомила их, и сказала:
— Нам бы лучше потеплее одеться на уик-энд, не так ли, мамочка?
А Таши ответила:
— Да, дом очень холодный.
Флора почувствовала, что няня Джона совсем не обращает на нее внимание. Она дала это понять совершенно ясно, спросив:
— А в какое время хочет завтра ехать мистер Марч? Я надеюсь, режим питания ребенка не будет нарушен?
Таши отдала ребенка няне.
— Настоящий дракон, но няня прекрасная. А меня она считает совершенно безнадежной мамашей, — сказала Таши, когда они возвращались в гостиную. — Она нервничает, что Джон расплачется, если не поест вовремя.
— Мне правда надо идти, — сказала Флора, чувствуя себя неловко.
— Ты не подождешь Генри?
— Мой поезд…
— Ох.
— Можно, я схожу в туалет?
— Конечно.
В туалете Флора разорвала список отца и бросила кусочки в унитаз. Она спустила воду, но многие кусочки не утонули, она хотела было вынуть обратно часть конверта с маркой, чтобы отдать школьному садовнику для его мальчика, он собирал их, но подумала, что останутся следы от воды.
Таши, которая до сих пор ходила босиком, прошлепала с ней к двери и поцеловала. Флора торопливо ушла. Она не спросила о Мэбс, Космо или Хьюберте, она даже не обмолвилась, что помнит Феликса, она могла бы дождаться Генри, у нее полно времени…
— Ну и зачем я приходила? — пробормотала она, удаляясь от дома. — Мне там нечего было делать, нечего.
Генри вечером пожаловался Таши, что какой-то дурак бросил письмо в туалет, а Таши расплакалась. Генри обнял ее.
— Что, дорогая, что случилось?
И Таши ответила:
— Это Флора. Был момент, и я думала, что она что-то расскажет. Я хотела ей помочь, но она замкнулась. О Генри, мы должны были что-то для нее сделать. Или уговорить погостить, или еще что. А мы и не подумали. Мы ни разу не побеспокоились.
— Или Мэбс могла бы.
— Но мы никогда не сделали даже попытки. Я была ужасно непочтительна к ее отвратительной матери, я пожалела, что она не умерла и все в этом роде. Я шутила. Но должна же я была что-то сделать. О Господи, я бестактная, эгоистичная дура.
— Но я не знаю, что бы ты могла сделать, — пожал плечами Генри. — Мы на неделю уезжаем. — Помолчав, добавил: — Дорогая, ты не вправе вмешиваться в чужую жизнь.
— А почему нет? Это было бы не вмешательство, а помощь. Мы могли…
— Она еще не в том возрасте, — разумно рассудил Генри. — Ей только семнадцать. И у нее есть родители. Перестань плакать, если не перестанешь, будешь ужасно выглядеть. А ты забыла, что сегодня к нам на обед приходят Мидсы?
Таши проворчала:
— Черт бы побрал этих Мидсов, — но плакать перестала.
В поезде Флора думала про все, что купила матери. Она не сделала, как просил отец, — ни с нем не посоветовалась насчет цвета шелковых чулок, а положилась на свой вкус. Ей пришлось купить еще один чемодан для покупок. Ей нравилось покупать, призналась себе Флора. Она воображала, что все это покупает для себя, что в одном из магазинов встретит Мэбс или Таши, и они ей обрадуются. Вот почему она и решила зайти к Таши. Пока поезд громыхал по пригороду, Флора думала, что, конечно, Таши могла бы ей помочь, если это было бы легко и радостно, ну как тогда, в Коппермолте, дать ей свои платья, тогда для них с Мэбс это была игра. Они получали удовольствие от этого, особенно в последний вечер, когда игра вышла из-под контроля. Сейчас Таши стала старше, замужем, она — мать, но не утратила ни щедрости, ни великодушия, она отдала туфли горничной Молли. Флора возмущенно подумала, злясь на себя, — ну почему она молчала в гостиной Таши? И даже не съела такую вкусную лепешку, а в Индии их не будет.
