Это был необходимый навык. Выдворенный в открытую местность, вид Дальней подвергся жёсткому отбору, и в результате выработалось осмысление природы нового рода. Они были вынуждены понимать правила игры, распространение растений, смену сезонов, значение следов — для решения бесконечных загадок сложной и не прощающей ошибок саванны. Для сравнения, её далёкий предок Капо, который жил и умер в тысячах километров к северо-западу от этого места, знал особенности своего щедрого лесного мира наизусть: он не умел читать землю, не умел осваивать новые модели для подражания, поэтому всё незнакомое постоянно ставило его в тупик.

Теперь взрослые и их дети возвращались к скале и несли с собой пищу. Они были обнажёнными и несли лишь то, что могли удержать в руках или прижать руками к себе. Многие из них возвращались с ещё полным ртом и продолжали жевать. Люди ели с такой скоростью, с какой могли, помогая себе, и кормили только близких членов семьи, не брезговали что-то украсть, когда думали, что могли избегать неприятностей после этого. И они ели молча, если не считать отрыжек, хрюканья удовольствия или отвращения, когда попадался подгнивший кусочек пищи — и ещё случайных слов. «Моё!», «Орех», «Хватит», «Больно, больно, больно…»

Это были простые существительные и глаголы, притяжательные и вопросительные, предложения из одного слова без структуры и без грамматики. Но всё же это был язык, словесные обозначения, которые были именами определённых предметов — система, значительно превосходящая лопотание времён Капо и сигналы любого другого животного.

Вернулся Негодник, брат Дальней. Он нёс безжизненно повисшее тело какого-то мелкого животного — возможно, зайца. А её мать, Тихая, принесла охапку корешков, плодов и пальмовой сердцевины.

Дальняя внезапно захотела есть. Она бросилась вперёд, мяукая, протягивая руки и открыв рот.

Тихая зашипела на неё, демонстративно держа свою охапку еды подальше от дочери. «Моё! Моё!» Это был упрёк, и его поддержала красноречивым взглядом бабушка. Дальняя становилась уже слишком взрослой, чтобы питаться как ребёнок. Она должна была прийти на помощь своей матери, нежели растрачивать понапрасну свою энергию, бесцельно бегая по окрестностям. Почему, ведь здесь был её брат Негодник, который хорошо потрудился и даже вернулся с собственным куском мяса. Всё это было выражено словами.

Жизнь была уже не такой, как во времена Капо. Сейчас взрослые старались учить молодёжь. Мир стал слишком сложным, чтобы у детей оставалось время открывать для себя всю технологию и методы выживания с нуля; их нужно было учить выживанию. И одной из ролей старших членов группы вроде бабушки Дальней было доведение этой мудрости до адресата.

Но Дальняя снова протянула руки, издавая жалобное звериное мяуканье. «Ещё только один раз. Только сегодня. Завтра я помогу».

«Гррррххххх!» Тихая, как и ожидала от неё Дальняя, высыпала пищу на камень. Она набрала орехов, бобов марамы, коровьего гороха и клубней спаржи. Она вручила Дальней сочный клубень; Дальняя тут же вгрызлась в него.

Негодник сел поближе к матери. Он был ещё слишком молод, чтобы сидеть с мужчинами, которые ворошили собственные кучки еды. Негодник раздирал своего зайца грубой силой, откручивая ему лапы и голову, и использовал тонкий осколок камня, чтобы вскрыть его грудь. Но, пока он устраивал эту бойню в миниатюре, его жесты были напряжёнными и дрожащими.

Никто в его семье не знал этого, но он был уже серьёзно болен, страдая от гипервитаминоза. Несколькими днями ранее один из мужчин дал ему несколько обрезков печени гиены, добытой в короткой битве за останки антилопы. Как у большинства хищников, печень содержала очень много витамина A, и это незаметное отравление вскоре станет заметным на теле мальчика.

Через месяц он умрёт. А через двенадцать его забудет даже собственная мать.

Но пока Тихая достаточно мягко шлёпнула его и забрала у него кусок зайца, заставляя поделиться с сестрой.

Со времён Капо мир продолжал охлаждаться и высыхать.

К северу от экватора по всему миру через Северную Америку и Азию протянулся обширный пояс тайги — леса, состоящего исключительно из вечнозелёных деревьев. А на крайнем севере впервые за триста миллионов лет образовалась тундра. Для животных жизнь в тайге была скудной по сравнению с прежними смешанными лиственными и хвойными лесами умеренного климата. Аналогичным образом продолжили расширяться обширные травянистые равнины — трава меньше страдала от жажды, чем деревья — но трава создала сухие равнины, способными поддерживать жизнь лишь очень небольшого набора видов животных по сравнению с исчезающими лесами. По мере продолжения медленного иссушения климата следовали новые эпизоды вымирания.

Но, если качество условий жизни ухудшилось, то количество жизни было огромным, просто потрясающим.

Потребность переживать периоды сезонной нехватки корма и потребность в наличии кишечника, способного круглый год справляться с рационом из грубых кормов, способствовали развитие крупных травоядных. Гигантские млекопитающие, новая «мегафауна» в масштабах, не виданных со времени исчезновения динозавров, распространились по всей планете. Предковые формы мамонтов уже расселились по северной Евразии и, преодолевая сухопутные перешейки, периодически открывающиеся при падении уровня океана, перешли в Северную Америку. До этого времени, обитая в странах с ровным климатом, они были лишены шерсти и питались скорее листвой, чем травой. Они напоминали типичных слонов, но у них уже появились высокие коронки зубов и загнутые бивни их мохнатых потомков.

Тем временем в Северной Америке жили гигантские верблюды, а в Азии и Африке бродили огромные сиватерии, похожие на лосей. Разновидность крупных носорогов под названием эласмотерий бродила по всей северной Евразии. У него были ноги, слишком длинные для носорога, и рог, который мог вырастать до двух метров в длину: он был похож на мускулистого единорога.

И наряду с этими громадными кусками мяса, упакованными в шкуру, появились новые специализированные хищники. Свежеэволюционировавшие кошачьи усовершенствовали технологию убийства. Зубы по бокам их пасти работали как ножницы — они могли прорезать шкуру, разорвать её и проникнуть внутрь тела, где в плоть могли вгрызаться их резцы. Саблезубые были апофеозом хищника. Саблезубые кошки вырастали вдвое крупнее львов эпохи человека и становились огромными мускулистыми хищниками с телосложением вроде медвежьего, с короткими сильными лапами. Они были созданы для силы, а не для скорости, и охотились из засады; их пасть могла открыться чрезвычайно широко, чтобы поражать добычу. Но все кошачьи заставили даже псовых выглядеть всеядными существами по сравнению с ними; кошачьи были, возможно, самыми специализированными хищниками на суше.

Но потом, где-то за полмиллиона лет до рождения Дальней, началось новое и драматичное ухудшение климата. Правила игры опять менялись для обитателей всего мира.

С равнины послышался клич. «Смотрите, смотрите! Я, смотрите, я!» Люди встали и начали вглядываться вдаль.

Приближался мужчина. Он был высоким, более мускулистым, чем остальные, с мощными, чрезмерно выступающими надбровными дугами. Этот мужчина, Бровастый, сейчас был доминирующим, боссом в жёстком, полном конкуренции мире мужчин. И у него через плечо свисало мёртвое животное — молодая антилопа канна.

Восемь других взрослых мужчин из группы начали кричать и вопить в знак покорности, а потом они сбежали вниз по скалистому склону. Они похлопывали Бровастого по спине, с уважением поглаживали канну, бегали и скакали, подняв здоровенное облако пыли, которая висела, светясь в лучах заходящего солнца. Они все вместе затащили канну вверх по склону и бросили её на землю. Старшие дети подбежали, чтобы посмотреть на канну, и начали соперничать за её мясо. Негодник тоже был среди них, но он был слабее, чем остальные, даже слабее тех, кто был моложе его, поэтому его легко оттеснили. Дальняя разглядела сломанное деревянное копьё, глубоко воткнутое в грудь животного. Именно так Бровастый убил свою добычу, вероятно, спрятавшись в засаде, и он, наверное, оставил там копьё, чтобы показать, как он совершил этот подвиг.