Но всё пошло совсем не так, как в прошлый раз, когда отступили льды.

В Австралии потребовалось всего лишь пять тысяч лет со времени первых шагов Эйана, чтобы произошло масштабное истребление мегафауны — огромных кенгуру, рептилий и птиц. Теперь всюду, где проходили люди, события разворачивались по сходному сценарию.

В Северной Америке обитали наземные ленивцы размером с носорога, гигантские верблюды, бизоны с остроконечными рогами, расстояние между кончиками которых было больше размаха рук человека. Эти массивные существа были добычей мускулистых ягуаров, саблезубых тигров, ужасных волков с зубами, способными разгрызать кость, и страшных короткомордых медведей. Американские прерии могли выглядеть, как равнина Серенгети в Африке в более поздние времена.

Когда первые люди перешли из Азии на Аляску, это фантастическое собрание видов резко обеднело. Семь из десяти крупных видов животных исчезли за считанные века. Были истреблены даже местные лошади. Многие из выживших существ, такие, как овцебык, бизон, лось и благородный олень, были, как и люди, иммигрантами из Азии, у которых за плечами уже был долгий курс выживания в мире, принадлежащем людям.

Точно так же в Южной Америке, едва люди прошли по Панамскому перешейку, оказались уничтоженными восемь из десяти крупных видов животных. То же самое случилось на великих равнинах Евразии. Были утрачены даже мамонты. Все крупные животные исчезали, словно туман.

Ущерб не всегда соотносился с размерами занимаемой территории. В Новой Зеландии, где не было никаких млекопитающих, кроме летучих мышей, по капризу эволюции роль млекопитающих играли другие существа, в частности, птицы. Вместо кроликов там жили нелетающие гуси, вместо мышей — мелкие певчие птицы, вместо леопардов — гигантские орлы, и семнадцать разных видов моа, гигантских нелетающих птиц, которые стали жутковатыми птичьими аналогами оленей. Эта уникальная фауна, больше похожая на инопланетную, была уничтожена уже через несколько сотен лет после поселения там людей — не всегда самими людьми, но ещё и существами, которых они привезли с собой, в особенности крысами, которые опустошали гнёзда наземных птиц.

Все эти животные находились под давлением быстро меняющихся климатических условий конца оледенения. Но многие из этих древних групп и раньше переживали множество изменений такого рода. На сей раз отличие состояло в присутствии людей. Великого блицкрига не было. Зачастую люди были довольно неумелыми в роли охотников, и крупная дичь составляла лишь часть их рациона. Многие сообщества, вроде народа Яхны, фактически полагали, что они причиняли лишь минимальный ущерб животным. Но, оказывая на животных воздействие в то время, когда они были наиболее уязвимы, путём избирательного уничтожения молодняка, разрушения среды обитания, изъятия ключевых компонентов пищевых цепочек, которые поддерживали существование сообществ живых существ, они наносили огромный ущерб. Лишь в Африке, где животные эволюционировали бок о бок с людьми и успели приспособиться к их соседству, сохранялось отдалённое подобие древнего плейстоценового разнообразия жизни.

Замороженный рай Руда давно пропал. Налицо было отвратительное опустошение, оставляющее после себя мир, похожий на пустую гулкую комнату, по которому, словно пребывая в замешательстве, бродили люди, быстро забывающие даже о самом существовании крупных экзотических животных и других видов людей.

Конечно, люди по-прежнему жили охотой и собирательством. Но охотиться на оленей и кабанов в лесах оказывалось намного труднее, чем устраивать засаду на северных оленей, переплывающих реки в открытой степи. После вымирания жизнь обеднела по сравнению с тем, какой она была в прошлом — качество пищи было хуже, а свободного времени было меньше. Культура разных народов фактически вырождалась в мировом масштабе, постепенно упрощаясь.

Как всегда, оказавшись на самом дне, они понимали, что что-то было не так. Но теперь они столкнулись с давлением новых обстоятельств.

Юна была в пути всего лишь полдня, когда догнала Кахла. Он растянулся в тени разрушенного песчаникового обрыва и жевал корень. Мясо и изделия из ракушек и кости, которые ему давали люди, были разбросаны по земле рядом с ним.

Он наблюдал, как она подходит к нему, и его глаза ярко блестели в тени.

— Ага, — вкрадчиво произнёс он. — Маленькая золотая головка.

Она не поняла слово «золотая». Подойдя к нему, она остановилась, испуганная его суровым взглядом.

Он неуклюже поднялся на ноги. Его живот, затянутый в кожаную рубаху, напрягся.

— Какой у нас пугливый кролик! — произнёс он. — Смотри, ты проделала весь этот путь, чтобы отыскать меня, и не пошла никакой другой тропой. И я вижу, что независимо от того, насколько я неприятен, ты всё же не убегаешь. Так почему же ты здесь?

Она стояла неподвижно, глядя прямо на него. Её мысли смешались в кучу, на неё будто упала большая скала, вдавив её в землю. Хотя она проигрывала эту встречу в голове — представляя себе, как держит ситуацию под контролем и сама задаёт вопросы — всё шло далеко не так, как она планировала.

— Не отвечаешь? — спросил он. — Понятно, почему. Ты чего-то хочешь от меня.

Он приблизился к ней, и его пристальный взгляд рыскал по её телу.

— А я живу вот так. Все чего-то хотят. И если я сумею понять, чего же именно, то я смогу заставить кого угодно сделать то, что мне нравится.

— Как Акта хочет пива, — выдавила она из себя.

— И ты туда же, — усмехнулся он. — Хорошо. Итак, как и Акта, ты от меня чего-то хочешь. Но ты этого не получишь, маленькая девочка, пока не поймёшь, что я мог бы захотеть получить от тебя.

Он обошёл вокруг неё и позволил кончикам своих пальцев скользнуть по её ягодицам.

— Тощая ты, не по моему вкусу. Худая. Всё это из-за того, что гоняешься за дикими козами, полагаю, — он зевнул, потянулся и посмотрел вдаль. — Честно говорю, детка, я истёр себе член, нагибая твою жирную мамашу.

Повинуясь импульсу, она задрала свою рубаху, выставив живот.

Он восхищённо провёл рукой по её коже, ощущая выпуклость. Плоть его ладони была на удивление мягкой, без мозолей.

— Ладно, — произнёс он, тяжело выдохнув. — Я знал, что ты в чём-то не такая. Мне нужно бы обладать более острым чутьём. А что касается тебя, я лишь намекну. Моя странная страсть к беременным свиноматкам; моя единственная слабость…

Он почесал подбородок.

— Но я по-прежнему не знаю, чего хочешь ты. Я вряд ли поверю в то, что это будет пленительная мысль о моём жирном пузе на твоей спине…

— Ребёнок, — выпалила она. — Убит ими.

— Какой ребёнок? А, твоей мамы. Они не позволили бы ей содержать своего детёныша, верно? Я знаю, что вы, животные, так поступаете — убиваете собственное потомство. Некоторые говорят, что вы лакомитесь нежными маленькими телами, — он продолжал изучать её, размышляя. — Думаю, мне всё ясно. Если ты родишь своего ребёнка, они и его заберут. И именно поэтому ты побежала за таким жадным негодяем, как я — чтобы спасти своего будущего ребёнка.

Его выражение на миг смягчилось, и она подумала, что вызвала у него симпатию.

— Они говорят… — пробормотала она.

— Что же?

— Они говорят, что в том месте, откуда ты, младенцев не убивают.

Он пожал плечами.

— У нас много еды. Мы не должны тратить целый день, бегая за кроликами, как делают твои люди. Именно поэтому мы не должны убивать наших детей.

Она заинтересовалась тем, как могло случиться такое чудо: действительно, у людей Кахла должен быть могучий шаман.

Но это краткое озарение на лице Кахла уже рассеялось, сменившись своего рода отчаянной жадностью. Он подошёл к ней, схватил её грудь и сильно сжал; она заставляла себя не вскрикивать.

— Если ты идёшь со мной, тебе придётся трудно. То, как мы живём… — он махнул рукой по открытой равнине, — … очень отличается от всего этого. Больше, чем ты можешь себе представить. И ты должна будешь делать всё, как я скажу. Вот, как всё будет.