— Говорили. О чём? — теперь уже он начал злиться. — Обо мне? Ты снова поносила меня перед своим братом?

— Да, — каркнула она. — Да, чтобы ты знал. Так что теперь, если ты не хочешь выглядеть для всех глупым ребёнком, ты должен держаться в стороне от него. Иди один.

— Но такой поход…

— Иди сам, — она схватила весло со дна каноэ. — Возвращаемся обратно.

В итоге у него не осталось никакого выбора — лишь готовиться к путешествию на побережье в одиночку. Но перед тем, как отбыть, он узнал правду. Когда Леда разговаривала с Алли, она не нападала на Йоона, а защищала его от осмеяния со стороны своего брата. До своего ухода он ничего не сказал Леде, но сохранил этот тёплый огонёк правды в глубине своего сердца.

Когда он тронулся в путь, за ним увязалась пара динго с их стоянки. Он бросал в них камни, пока те не отступили, рыча.

Вдалеке от озера он шёл в тишине. Земля была ровной и красной, поросшей призрачно-белым злаком спинифексом. Ничего не двигалось, кроме клочка его собственной тени у него в ногах. Повсюду в округе, насколько хватало глаз, до самого горизонта не было ни единого человека.

Австралия всегда была едва пригодным для жизни местом. Спустя пять тысяч лет жизни людей в этих местах на всём континенте было менее трёхсот тысяч человек — всего лишь по одному человеку на каждые двадцать пять квадратных километров — и в большинстве своём они собирались на побережьях и по берегам рек и озёр. А в великом красном сердце континента, на обширной древней известняковой равнине и в пустыне, поросшей кустарниковой лебедой, жило менее двадцати тысяч человек.

Но люди, хотя и жили здесь редкими поселениями, охватили Австралию тонкой сетью своей культуры, кухонными кучами, очагами и раковинами, изображениями, нарисованными на багровых скалах. И Йоон даже в одиночку, даже в своём скрипучем сорокалетнем возрасте, мог уверенно идти голым по красной пыли, вооружённым лишь копьём и бумерангом. Он сохранял уверенность, потому что его знания его семьи составляли единое целое с пейзажем.

Он следовал по извилистому пути змеи-прародительницы: самой первой из змей, которая, как говорят, приветствовала Эйана при его первой высадке из лодки, приплывшей с запада. И каждый сантиметр следа имел свою историю, которую он пел для себя, пока шёл. История была зашифрованным народным знанием о земле: это была история-карта, очень точная и полная.

Самые важные подробности относились к источникам воды. К каждому типу источников воды и виду расселин и ёмкостей в скалах, полых деревьев и ловушек для росы прилагалась своя история. Первый источник, вблизи которого он остановился, в действительности давал воду, медленно сочащуюся сквозь песок. Относившаяся к нему история рассказывала, как в минувшие дни здесь можно было часто встретить огромных кенгуру; они собирались здесь, привлечённые водой, и их было так легко убить. Но сейчас кенгуру ушли, оставляя только сломанные остатки эвкалипта — стража воды.

То же самое можно сказать и обо всём остальном. Для Йоона земля была полна бросающихся в глаза примет, словно на ней были краской нарисованы указатели и стрелки — и это при том, что за свою жизнь он ходил этой тропой лишь один раз.

В этих историях берёт своё начало Время Сновидений. Истории будут продолжаться, пока потомки Йоона будут сохранять живой свою самобытную культуру; они будут видоизменяться, постоянно усложняться, но всё равно сохранят зерно правды. Чтобы отыскать воду и пищу, можно было всегда воспользоваться историей о змее-прародительнице.

И неважно, насколько далеко люди ушли из этих мест, насколько сильно они погрузились в пучину времени — среди пейзажей всегда можно будет отыскать начало следа Времени Сновидений, ведущего с северо-запада, с того места, где Эйан и его сестра сделали свои первые шаги по этой земле

Но, даже владея всей мудростью, сохраняемой в устном фольклоре, Йоон не мог знать, что эта земля была беднее, намного беднее, чем в те времена, когда его далёкий предок впервые прибыл сюда.

После целого дня ходьбы он добрался до клочка леса; он знал, что найдёт его в этом месте. Здесь он намеревался поохотиться, пополнить свой обменный фонд мясом, прежде чем идти к побережью. Он тихо вошёл в лес.

Он быстро обнаружил лакомство: дикий мёд, находящийся в пчелином гнезде, висящем на эвкалипте. Пока он снимал гнездо, к нему подползла чёрная змея, но ему удалось схватить её за хвост и взмахнуть змеёй, как кнутом, с лёгкостью разбив ей голову об ветку.

В тот вечер самым большим триумфом для него было обнаружить гоанну — варана длиной в пару шагов. Заметив его, гоанна испугалась и скрылась в пустотелом бревне. Но Йоон был терпелив. Когда гоанна заметила его, он замер на половине шага. После этого он стоял, не мигая, пока солнце заходило на западе, а почва пылала ещё более яркими красными красками. Он видел, как гоанна по-змеиному высовывает язык, осторожно изучая обстановку вокруг бревна. Все знали, что гоанны любили пробовать на вкус воздух, чтобы узнать, были ли поблизости хищники или добыча. И Йоон по-прежнему стоял неподвижно, точно каменная глыба; ветра не было, и его запах не дойдёт до гоанны.

Наконец, как он и ожидал, медленно соображающий и терпеливый мозг гоанны забыл, что Йоон был рядом. Она выскочила из своего укрытия в бревне. Его копьё настигло её в один бросок, пригвоздив к земле.

Йоон развёл костёр у подножия эвкалипта, воспользовавшись палочками для добывания огня трением. Он ловко освежевал и выпотрошил гоанну, размягчил её мясо на огне и насладился обильной трапезой. Искры от костра поднимались над его головой в непроглядную тьму.

Когда он проснулся на рассвете, костёр почти погас, но угли ещё тлели. Он зевнул, потянулся, быстро облегчился и пожевал ещё немного мяса гоанны.

Потом он сделал из сухой древесины факел, зажёг его в костре и пошёл через лес, зажигая в разных местах огонь. Он особо высматривал дуплистые деревья, которые будут хорошо гореть, и поджигал мусор вблизи их корней.

На протяжении всего этого времени основная стратегия лесных охотников не изменилась: пользоваться пожаром, чтобы спугнуть дичь.

Вскоре дым выгнал из внутренней части ствола поссумов, ящериц и сумчатых крыс. Все они были мелкими существами, но ему удалось сбить некоторых из них дубинкой, и он подбрасывал их маленькие трупы в кучу, которая росла возле его первого костра. Но, чтобы произвести впечатление на народ рыбаков, живущий у моря, ему была нужна более крупная дичь, чем эта. Поэтому он начал заходить в лес ещё дальше, поджигая больше деревьев и подлеска.

Постепенно очаги огня распространились и слились, самоорганизуясь и питаясь энергией друг друга, создавая тягу и ветер, которые лишь помогали им, ещё больше усиливая огонь. Вскоре отдельные очаги горения слились в один лесной пожар, корчащуюся стену пламени, которая двигалась быстрее, чем мог бежать человек.

Но к тому времени Йоон благополучно выбрался из леса. А когда верхушки деревьев вспыхнули пламенем, словно они были сделаны из магния, он уже стоял, держа копьеметалку наготове.

Наконец, из охваченного пламенем леса стали выбегать животные. Здесь были кенгуру, поссумы, ящерицы и множество сумчатых крыс — все были объяты страхом. Они разбегались в разные стороны. Некоторые, ослеплённые, в замешательстве, бежали прямо на Йоона. Он не обращал внимания на мелких и быстроногих животных. Но здесь были и два крупных животных — пара рыжих кенгуру, скакавших на огромной скорости прямо на него. Он взял копьё и вставил его в копьеметалку своего деда. Он ждал: у него был только один шанс.

В последний момент кенгуру заметили его и свернули в сторону. Его копье бесполезно пронзило дымный воздух.

Вопя от расстройства, он бежал, чтобы забрать своё оружие. Проклиная упорство Леды и свою собственную глупость, он вставил копьё в копьеметалку и затаился, чтобы подождать ещё. Но он знал, что его лучший шанс уже был упущен. Ему придётся обойтись жалкой грудой поссумов и ящериц, потому что не осталось крупных животных, которых можно было убить.