От простых плавающих брёвен, которые когда-то использовали люди из племени Гарпунщицы, технологии шагнули вперёд и достигли огромного разнообразия. Соблазнившись огромными природными богатствами, доступными на побережьях, в реках и эстуариях, изобретательные и беспокойные людские умы придумали множество разнообразных способов двигаться по воде.
Братья маневрировали, проплывая сквозь эту толпу.
— Густо тут сегодня, — проворчал Эйан. — Нам очень повезёт, если поедим сегодня вечером. Если бы я был рыбой, я бы держался подальше отсюда.
— Тогда будем надеяться, что рыба ещё глупее, чем ты.
Резким толчком деревянного весла Эйан случайно обрызгал своего брата.
Издалека, ниже по течению реки, послышался крик. Братья повернулись и посмотрели, прикрывая глаза от солнца.
Сквозь тёмное облако освещённых солнцем насекомых, кружившихся над водой, они разглядели плот из мангровых жердей. На этой платформе стояли трое мужчин — худые тёмные тени во влажном воздухе. Эйан смог разглядеть их снаряжение, оружие и кожи, привязанные к плоту.
— Наши братья, — возбуждённо произнёс Эйан. Он рискнул встать в каноэ в полный рост, надеясь, что Торр удержит судёнышко от опрокидывания, и энергично замахал. Увидев его, братья замахали в ответ, прыгая на плоту вверх и вниз и заставляя его ходить ходуном. Сегодня они втроём выходили на этом плоту в открытый океан, попытавшись пересечь его и добраться до большой южной земли.
Эйан сел — его опасения перевесили бурный восторг от того, что он узнал братьев.
— Я по-прежнему считаю, что плот слишком непрочен, — пробормотал он.
Торр стоически грёб.
— Осса и остальные знают, что делают.
— Но океанские течения, сила приливных волн…
— Вчера вечером мы убили обезьяну для Яаан, — напомнил ему Торр. — Её дух будет с ними.
«Но, — тревожно подумал Эйан, — это я ношу древнее имя Мудрого, а не кто-нибудь из них».
— Возможно, я должен был идти с ними.
— Сейчас уже слишком поздно, — разумно возразил Торр. Так оно и было: Эйану было видно, как трое братьев развернулись и стали равномерно грести, двигаясь вниз по течению, к устью реки.
— Ну, Эйан, — сказал Торр. — Давай ловить рыбу.
Добравшись до открытого глубоководного участка реки, братья взяли сеть, сплетённую из растительных волокон, и скользнули в воду. Братья поплыли в разные стороны, пока сеть не растянулась; затем Эйан зацепил большим пальцем ноги нижний край сети, чтобы растянуть её вертикально. Они превратили сеть в своего рода ограду поперёк течения; она была примерно пятнадцать метров в длину. Братья поплыли вперёд, прочёсывая сетью воду.
Лениво текущая вода была тёплой для кожи Эйана, илистой и мутной от зелени.
Проплыв примерно пятьдесят метров, они поплыли навстречу друг другу, смыкая края сети. Их улов был невелик: сегодня рыбу действительно распугали; но среди добычи было несколько жирных экземпляров, которых они бросили в каноэ. Они позаботились о том, чтобы выпустить самых мелких и молодых рыб; вряд ли стоит есть эту мелочь, когда можно подождать и через несколько месяцев изловить жирную взрослую рыбу. Они туго растянули сеть и приготовились плыть ещё раз — вверх по течению.
Но теперь крик послышался с берега — ужасный вопль.
Эйан повернулся к Торру:
— Мама.
— Возвращаемся быстрее.
Они повесили сеть на сломанное дерево; она могла подождать их и там. Забравшись в каноэ, они развернули его и протолкнули сквозь массу плавучего мусора, тянущуюся вдоль берега реки.
Вернувшись на стоянку, они увидели сестёр, пробующих успокоить обезумевшую мать. Трое братьев даже не скрылись из вида, когда приливная волна разбила их хрупкую постройку. С тех пор никого из них не видели: они все утонули.
Никогда больше Осса, Борн или Инер не свяжут свои каноэ с каноэ Эйана.
Эйан растолкал сестёр, подошёл к матери и положил руку на её плечо.
— Я совершу это путешествие, — сказал он. — Ради Оссы и остальных. И я не умру, пробуя это сделать.
Но его мать с седеющими клочковатыми волосами и глазами, полными слёз, лишь заголосила ещё сильнее.
Эйан был отдалённым потомком Глазастой и Пальчик, помощниц первой Матери из Африки.
После Матери прогресс человечества больше не был ограничен темпом биологической эволюции, который измерялся тысячелетиями. Теперь язык и культура самостоятельно эволюционировали со скоростью мысли, стимулируя собственное развитие и становясь всё сложнее и сложнее.
Вскоре после смерти Матери начался новый исход из Африки — великое расселение людей во всех направлениях. Народ Эйана ушёл на восток. Следуя древней тропой вида ходоков, к которому принадлежала Дальняя, они проделали путь по южной оконечности Евразии, двигаясь вдоль изгибов береговых линий и по архипелагам. Теперь люди жили на большой полосе земель от Индонезии и Индокитая через Индию и Ближний Восток до самой Африки. И по мере того, как численность населения медленно возрастала, появился стимул колонизации суши в новом направлении — с приморских плацдармов вдоль внутренних водных путей вглубь великого континента.
Эйан и Торр были потомками чистейшей родословной ветви прибрежных странников — тех, которые из поколения в поколение продолжали миграции вдоль побережья. Чтобы эксплуатировать природные богатства рек, устьев, береговой полосы и прибрежных островков, эти люди постепенно оттачивали свои навыки в изготовлении лодок и рыбной ловле.
Но теперь они попали в затруднительное положение. Они ушли так далеко, как смогли уйти, и оказались на этом архипелаге, максимально удалённом от юго-западной оконечности азиатского массива суши: земля закончилась. И это место постепенно перенаселялось.
Возможность идти дальше существовала: это знали все.
Хотя последняя волна оледенения ещё не успела снизить температуры до минимального значения, уровень моря уже упал на сотни метров. Результатом этого стало резкое изменение облика прибрежных районов: острова Ява и Суматра соединились с Юго-Восточной Азией, образовав обширное пространство суши, и значительная часть Индонезии превратилась в длинный полуостров. Подобным же образом в единый огромный массив суши слились Австралия, Тасмания и Новая Гвинея.
В этой уникальной временной географии существовали места, где азиатский массив суши и единая огромная Австралия были разделены всего лишь сотней километров или около того.
Все знали, что там находилась южная земля. Храбрые или неудачливые мореходы, унесённые далеко от побережья и прибрежных островов, могли мельком увидеть её. Никто не знал её истинной протяжённости, но за много поколений накопилось достаточно рассказов путешественников, чтобы каждый мог убедиться в том, что это был не просто остров: это была новая земля — обширная, зелёная, богатая, с протяжённым и изобильным побережьем.
Добраться до неё было бы настоящим подвигом. Люди зашли так далеко, перебираясь с острова на остров, переплывая через достаточно спокойные моря от одного клочка суши к другому; все они были отчётливо видны — каждый последующий с предыдущего. Переселение с этого последнего острова в южные страны — полностью потеряв сушу из вида — было бы задачей иного порядка.
Но всё равно, для того, чтобы открыть новый мир, всё, что потребовалось бы от кого-либо — быть достаточно смелым, чтобы сделать попытку пересечь океан. Быть достаточно смелым, достаточно умным — и ещё удачливым.
Эйану потребовалось много дней, чтобы выбрать дерево, какое ему хотелось.
Вместе с Торром он обходил края леса, оглядывая стеркулии и пальмы. Он вставал под деревья, оглядывая очертания их стволов и стуча по коре кулаком, чтобы обнаружить какие-то внутренние дефекты.
Наконец, он выбрал пальму — очень толстую, очень правильной формы; её ствол был большим столбом без всяких пороков. Но она росла далеко от селения его племени. Кроме того, пальма росла вдали от берегов какой-либо реки; им не удалось бы пригнать её домой по воде.