Монолог у старинного полотна Хранит музейный холодок старинные полотна. И кто на них изображен — нам не понять уже… Они уходят в забытье попарно и поротно, Тем самым как бы завершив амурный свой сюжет. Ну что ж, давай махнем рукой вослед им, уходящим: Ведь рамы для сердечных дел не лучшая оправа… Сладка любовь, сладка любовь, сладка любовь, и слаще Пока что не придумана забава. Дробь барабанная гремит и слух юнцов чарует. Хрустящий клевер жеребцы жуют, кося белком. Любуясь выправкой улан и золоченой сбруей, Гурьбой красавицы бегут за удалым полком. Летит воздушный поцелуй, призывный и манящий… И все забыть готовы вы: что подвиги, что слава! Сладка любовь, сладка любовь, сладка любовь, и слаще Пока что не придумана забава. Но что-то этот грустный ход сулит нам и тревожит. И мы навытяжку стоим, не в силах объяснить, Какую мысль хотел внушить нам спившийся художник, Меж тем и этим протянув невидимую нить? А он смеется нам в лицо и щурит глаз пропащий: «Ну что вы, други, ну и ну, все просто, ей-же право: Сладка любовь, сладка любовь, сладка любовь, и слаще Пока что не придумана забава!» Ну что им, братцы, до того, что сторож ключ железный Сейчас за вами повернет, и вы уйдете? Что ж, — Они к избранницам своим прильнут, навек исчезнув. Сюжет, как видите, не нов. А где новей возьмешь? Не все ль равно, когда поймешь: все в мире преходяще. И лучше этих дерзких дней не сыщется отрава… Сладка любовь, сладка любовь, сладка любовь, и слаще Пока что не придумана забава… 1981 г. Погоня Сверчков безумный хор стихал И звезды вспыхивали ярко, Когда тебя я настигал, Моя беглянка. Лился свинец со стен крутых, Цари венцы срывали в горе, И кожей чувствовала ты Мою погоню. Металл тупился о металл, Стрела щетинилась на сломе… Соперник мой грома метал В бессильной злобе. Вожди пятнадцати держав Гнались за мною, шеи быча. Но крепко я в руках держал Свою добычу. В небытие шли сентябри И исхудавшие апрели… О, сколько простынь с той поры С тобой согрели! Какую б муку Бог ни дал Мне испытать в последний день свой, — Я не раскаюсь никогда В ночном злодействе! 1980 г.
От великого к смешному Ты, бывало, меня кликала Из своих краев вишневых От смешного до великого, От великого к смешному. И твоих причуд сподвижники С золотыми поясами, — Хлопотали чернокнижники Над своими чудесами. Зимы грустные, как рекруты, Шли к поклону поясному… Слова молвить было некому, — И никто не молвил слова! Бог толкался между зимами И косил зрачком кровавым… Только ты, моя любимая, Колдовала, колдовала! Привораживала, кликала… И хотел, хотел припасть я То к смешному, то к великому Белоснежному запястью. И моим губам доверчиво Ты дорогу открывала К двум божественно очерченным И таинственным овалам. Стыла ночь в изнеможении, Словно души отпевала… И в двойном твоем движении Колдовство торжествовало. Кожа пахла земляникою, И мы мчались в пляске новой От смешного до великого, От великого к смешному! 1978 г. Снег в Москве По Москве проходит снег Неуверенной походкой. Замолкает Ряд Охотный: По Москве проходит снег. Хлопьев лёгкая молва Изумляет лики зданий, И спасает от признаний Хлопьев лёгкая молва. Словно белый-белый стих, Снег врывается в молчанье. Он других снегов начало, — Словно белый-белый стих. Только б не поверить мне, Что твои глаза — чужие В то, что мы напрасно жили Только б не поверить мне. С незапамятных времён Льётся молоко из кринки. И горят во мне искринки С незапамятных времён. По Москве проходит снег, Прячась в памятников складки. До чего же всё же славно: По Москве проходит снег! 1976 г. Зима Снег целомудрен, как святоша. Он к вознесению готов, Вселяя набожность в истошных Бездомных утренних котов. Коты глядят подобострастно, Как мчат авоськи в магазин, И, жёлтый глаз воткнув в пространство, Клянут несправедливость зим. Зима вытягивает шею И тщится заглянуть вперёд, Где ей за власти превышенье Апрель готовит эшафот. Забыв про стыд и осторожность, Заставив сбросить пояса, Январь метели, как наложниц, Пустил по городу плясать. Я в этой белой вакханалье, Холодный день прижав к виску, Как в ученическом пенале, Храню домашнюю тоску. Пока ж зима державный скипетр В январскую вложила длань. И наши души, словно скифы, Своим волхвам приносят дань. |
