Чанаргван вдруг расслабился, горестное напряжение покинуло его. Это ощутили и Ринальдо, и Дахр.
— Он тоже соврал бы, — сказал Чанаргван, повернувшись к сыну. — Ты понял? Вот и все. Ничего нельзя было сделать.
Ринальдо только головой покачал, и Чанаргван, уловив его движение, резко повернулся к нему.
— Теперь надо думать, что делать дальше.
— Заново сконцентрировать начальный запас техники и материалов мы сможем недели за две, — проговорил Ринальдо совсем тихо. — За это время как раз надлежит разобраться в причинах катастрофы. Старты мы отложим, сославшись на выявление каких-то незначительных неисправностей… причем не на кораблях, а в старт-зоне. Это, кстати, подготовит тех, кто полетит, к тому, что… их на Терре не встречают. О гибели или исчезновении сегодняшнего они как бы догадаются сами.
Тишина.
— А как ты объяснишь, что вновь идет техника с минимальным персоналом, а не сто тысяч народу, как планировалось на второй рейс? — отрывисто спросил Чанаргван.
— Надо подумать.
— Только идиоты не заподозрят, что с первым рейсом не все в порядке. А когда, прилетев на Терру, они застанут ее и впрямь вполне безлюдной, может, они и начнут работать, но уж экипаж звездолета наверняка вернется с вотумом недоверия. И если в наши-то дни начнется расследование…
— Погоди, Чан, не горячись, — с досадой сказал Ринальдо. — Не напирай. Ты не в рубке. Объяснить всегда можно все. Надо только хорошенько придумать, что именно следует объяснять.
— Все это чушь, — решительно сказал Чанаргван и адмиральским жестом разрезал воздух, как бы выметая своей большой ладонью слова Ринальдо с командного пункта флагмана. — Слюнтяйство. О том, что, делая двухнедельную паузу, мы убиваем почти полтора миллиона людей, которых успели вывезти бы за эти четырнадцать рейсов, ты помнишь?
— Мы считаем на миллиарды, Чан, — мягко сказал Ринальдо. — Не надо маскировать свое стремление спасти лицо под заботу о людях, такое плохо кончается.
— И этот человек имеет наглость всегда упрекать меня в черствости и прагматизме, — пробормотал Чанаргван. Подобного рода реплики он возмущенно выкрикивал; но сейчас сказал едва слышно и как-то виновато обернулся на сына. Взгляд Дахра его добил, и, поняв, что выглядит вконец раздавленным, Чанаргван выкрикнул, распаляя себя: — Я тебе не позволю! Ни одного дня не дам потерять!
Ринальдо покачал головой, и щеки его, обвисшие и мягкие, дрябло заколебались, разевая и вновь захлопывая морщины. Ринальдо знал, что Чан станет возражать. И он как будто даже хотел, чтобы Чан уговорил его отказаться от его плана. Он не верил, что так быстро удастся выяснить причину. Он не верил, что за две недели удастся, не привлекая внимания, собрать и загрузить технику. И чем больше он думал, тем меньше ему хотелось хотя бы даже намекать на возможность неисправностей — потому что это сразу сбило бы даже тот нешибкий энтузиазм, который удалось накачать вокруг идеи массовой колонизации Терры. Получалось, что Чан был прав, когда лгал о триумфе. Получалось, что Ринальдо напрасно — то ли из непонимания, то ли из зависти, то ли из старых счетов — взъелся на Чанаргвана, гениально, в считанные секунды и в одиночку, нашедшего единственно верное решение в страшной ситуации. Это чувство сковывало Ринальдо, не давало настаивать. Он буквально ждал, что в ответ ему Чанаргван наконец выкрикнет: «Что бы я ни сделал, ты всегда усмотришь подлость!» — и хотя это была бы неправда, Ринальдо сам уже готов был подсказать эту реплику, которая разом разбила бы все его доводы.
— Что ты предлагаешь? — спросил Ринальдо.
— Ничего не менять. Старт завтра! Загрузим всю технику, что сможем собрать и переправить за сутки. Набьем до хруста. И так каждый день! В конце концов, что ты знаешь о грузоподъемности этих машин? Я ходил на них сто раз, а ты — ты ведь, кажется, вообще не покидал Земли? — подкусил он Ринальдо.
— Да, — спокойно ответил тот, — мне же запретили.
— Папа, — тихо сказал Дахр. И Чанаргван, и Ринальдо разом вздрогнули: сколько лет уже Дахр не обращался к отцу так. — Папа… Я был там. Терра прекрасная, щедрая планета земного типа, так мы и написали в заключении. Но не Земля. Пока. Под открытым небом, без синтезаторов…
— Мальчик, — в тон ему ответил Чанаргван, и Ринальдо вздрогнул снова. — Речь идет об их жизни. Что бы ты предпочел, если бы тебя спросили? Победовать пару недель там или заживо гореть здесь?
Дахр не ответил. Чанаргван несколько секунд пристально вглядывался в его стынущее лицо, а затем покивал то ли с пониманием, то ли с укоризной.
— То-то, — проговорил он. — Нет вопросов. И в конце концов, мы же их не в пещеры ссылаем. Что-то удастся втиснуть, я же сказал. Понемногу перебросим все и восстановим баланс. Месяца за два, за три. Но не терять ни дня. Я не хочу чувствовать себя убийцей.
Уверенность и пафос вернулись к нему окончательно, слишком быстро вернулись, и только это, только эмоциональное, даже вкусовое, неприятие настораживало Ринальдо. Но слов не было. Он не знал, что возразить.
— А причины катастрофы? — спросил он.
Чанаргван яростно ударил ладонью по столу. И Ринальдо показалось, что Чанаргван ждал этого вопроса, что мышцы его руки, приготовившись к ответу, были заранее напряжены, — так скоро раздался громовый, веский треск после того, как отзвучал тихий голос.
— Не будь смешным! Это же аннигиляция, я тебе говорю. Данные о полной предстартовой проверке и о ходе старта у тебя в столе — все было в порядке. Иначе и быть не могло. А теперь даже с наперсток газа не осталось. Комиссия будет копошиться полгода, чтобы записать в протоколе: авария произошла вследствие некоторых нарушений технологического режима гиперсветовых силовых узлов. Это мы и без комиссии знаем, потому что следящие системы старт-зоны точно привязали момент взрыва к моменту включения запалов, а больше мы не узнаем ничего! Но я скажу тебе другое. — Он угрожающе выбросил в сторону Ринальдо палец. — Машины — не люди. Они надежны. Если какой-то осел за пультом не справился с переходом в надпространство, не машину следует винить! Вспомни. Когда под тобой взорвался тренажер, не он был виноват, а ты! Твоя паршивая реакция!
Чанаргван умолк, но казалось, что широкий мрак кабинета еще звучал несколько секунд, рассасывая его трубный голос в мякоти портьер. И тогда Ринальдо сказал:
— А если снова?
— Перестань! Ты не понимаешь. Все будет в порядке. Я знаю эти машины, — в голосе Чанаргвана прозвучала нежность, — я сам их испытывал когда-то, сам принимал первый образец… Они безотказны, Ринальдо. Дважды одна глупость не повторяется. Ну? Хватит воду в ступе толочь, время дорого. За сутки надо много успеть.
— Мне это как-то не нравится, — сказал Ринальдо.
— Ты согласен или нет? — закипая, спросил Чанаргван.
Ринальдо поднял голову со сцепленных кулаков. На лбу его долго таяло белое продавленное пятно.
— Нет, — спокойно ответил он наконец. — Что дальше?
— Так, — ровно и угрожающе проговорил Чанаргван. — Что конкретно ты предлагаешь?
Ринальдо пожал плечами.
— Надо подумать.
Чанаргван вскочил и, сжав губы, забегал от стены к стене. Дахр болезненно следил, как его отец — в развевающихся свободных брюках и затянутой застежками рубахе, громадный, похожий на льва, оттопырив брезгливую адмиральскую челюсть, мечется по кабинету, взбивая воздух позади себя.
— Успокойся, дружище, — попросил Ринальдо.
— Что мне, философствовать сейчас с тобой?
Ринальдо улыбнулся половиной лица.
— Удостой.
— Я не могу без тебя решать такое, — сказал Чанаргван после паузы.
— Понимаю, — кивнул Ринальдо.
— Ты просто издеваешься надо мной! Ты уже решился!
— Это ты уже решился. Не надо делать вид будто мое мнение для тебя сейчас чего-то стоит.
— Вот как ты заговорил. — Чанаргван остановился прямо перед ним. — Что бы я ни сделал, ты всегда усмотришь подлость!
Ринальдо улыбнулся. Он ждал этих слов с начала спора.
— Но я все равно буду делать! Я делатель! А ты — говорун!