Па становился все беднее и отверженнее, а они богатели.

Все эти наблюдения не сделали меня якобинцем! О нет!

Если они к чему и привели, так это к тому, что сердце мое ожесточилось к па и таким, как он. Я от этого становилась сильнее. Я не собиралась выпадать из зачарованного круга богатых. Я не собиралась снова становиться бедной. Но я видела богатых яснее, чем прежде. Я видела, что они – удачливые авантюристы в мире, где мало наград.

И, кстати, каких бы прибылей они ни получали, какого бы богатства ни добивались, никто из них не работал и вполовину так тяжело, как мы в балагане Роберта. Да что там – мало кто из них работал так же усердно, как беспечный праздный па.

У меня ушел всего месяц на то, чтобы разобраться в жизни господ, и с тех пор я их не боялась. Я видела, как леди Клара осуждает женщину за безнадежную вульгарность и дурные знакомства, но все же включает ее в список гостей. Я узнала, что очень многие ошибки будут мне прощаться, если я сохраню свое богатство. И все небольшие препятствия, которые господам так нравилось изобретать, – приглашения в Олмак, правильные костюмы для представления ко двору, покровитель при дворе – все это было лишь притворными ограничениями, чтобы отсеять тех, кому не хватало капитала или земли, бросить вызов тем, кто не мог себе позволить три длинных страусовых пера, чтобы надеть их лишь однажды вечером, на полчаса, как неотъемлемую часть парадного придворного платья.

Но у меня денег было достаточно. И земли тоже. И если я пару раз забыла, как держать нож, когда мне попадалось за обедом новое блюдо, если сказала что-то не к месту, это быстро забывалось и прощалось прекрасной богатой мисс Лейси из Широкого Дола.

Меня считали красивой, но тут уж дело было не только в деньгах. Дело было в красивой одежде, в том, как я по утрам каталась на Море в парке. Молодым людям нравилось, как я с ними гуляю – длинными свободными шагами, а не семенящими прыжками обычных молодых леди. Меня называли Дианой, по имени какой-то древней греческой дамы. Посылали мне целые оранжереи цветов и приглашали танцевать. Один, целый баронет, попросил меня разорвать помолвку с Перри и заключить помолвку с ним. Он отвел меня в уединенную комнату из танцевальной залы, бросился к моим ногам и поклялся в вечной любви.

Я довольно сурово ответила: «Нет», – и повернулась, чтобы выйти, но он вскочил на ноги, схватил меня и вздумал поцеловать. Я резко вскинула колено и услышала, как треснул подол моего платья, прежде чем задуматься о том, что надлежит сделать юной леди. Леди Клара ворвалась к нам как раз вовремя, чтобы увидеть, как он, задыхаясь, валяется на диване.

– Сэр Руперт, что это значит? – спросила она.

Сэр Руперт был бледен, как полотно, и мог лишь хватать ртом воздух, держась за бриджи.

Леди Клара повернулась ко мне.

– Сара? – сказала она. – Я видела, что сэр Руперт увел тебя из столовой, он должен был проводить тебя обратно в бальную залу. Что ты здесь делаешь?

– Ничего, леди Клара, – ответила я.

Я пламенела до корней волос.

– Ничего не случилось.

Она взяла меня за локоть и оттащила к окну.

– Сара! Живо! Расскажи, что произошло, – прошипела она.

– Он меня схватил и пытался поцеловать, – сказала я.

И замялась, потому что не знала, как объяснить, что было дальше, на изысканном языке.

– А потом? – потребовала леди Клара. – Сара! Этот человек – один из богатейших джентльменов Англии, и он катается по дивану в доме своей матери! Что, черт возьми, произошло?

Она крепко сжала мою руку, и у нее вдруг расширились глаза.

– Не говори, что ты его ударила! – простонала она.

– Нет, – сказала я. – Я двинула ему коленом по яйцам. Оклемается.

Леди Клара взвизгнула от смеха и тут же зажала себе рот рукой в перчатке.

– Никогда больше так не говори, – сказала она сквозь пальцы. – Мы немедленно уезжаем.

Она взяла меня под руку и вывела из комнаты, не сказав ни слова сэру Руперту. По-королевски кивнула его матери на другом конце бальной залы, но не удостоила ее прощанием.

Удивленного посыльного отправили за нашим экипажем. Леди Клара не позволила мне говорить, пока мы не вошли в наш дом и за нами не закрылась дверь; тут она рухнула в кресло в холле и стала так хохотать, что едва не задохнулась. Когда она подняла голову, я увидела, что ее лицо залито слезами.

– Ох, Сара! – сказала она. – Я бы ни за что на свете не пропустила этот вечер! Никогда больше так не делай, Сара! Завизжи, упади в обморок или зарыдай. Но так больше не делай.

Она помолчала.

– Разумеется, если это не простолюдин. Но никогда не нападай ни на кого уровня сквайра.

– Не буду, леди Клара, – послушно сказала я.

Она пристально на меня посмотрела, сняла бальные перчатки и разгладила кожу под глазами.

– Он предлагал тебе выйти за него замуж? – проницательно спросила она.

– До того, как схватил меня, – сказала я. – Да, предлагал.

– Но ты помолвлена, – заметила она.

– Я об этом не забыла, – ответила я. – Он попросил меня вернуть слово Перри, а я сказала, что не стану.

– Ты предпочитаешь Перри, – заключила ее милость.

– Да, – честно ответила я. – Предпочитаю.

– Даже несмотря на то, что сэр Руперт хорош собой и любезен, – сказала она.

– Пожалуй, – согласилась я. – Но, думаю, Перри мне больше подходит.

Я бы ничего больше не сказала, но леди Кларе стало любопытно.

– Почему? – спросила она. – Почему Перри, а не сэр Руперт?

– Сэр Руперт страстный, – сказала я. – Он думает, что он в меня влюблен. Он захочет, чтобы я ответила ему взаимностью. Я этого сделать не могу.

– А Перри довольствуется ничем, – произнесла леди Клара, слегка вздернув губу.

– Мы с Перри друзья, – сказала я оборонительным тоном.

– Вы никогда не целовались, он никогда тебя не трогал? – спросила леди Клара.

Я почувствовала, что краснею.

– Мы этого не хотим, оба, – сказала я. – Мы так решили.

Она кивнула.

– У него есть женщина? – спросила она.

Она поднялась с кресла, сбросила меховую накидку и пошла к лестнице.

– Нет! – удивленно ответила я.

Я так долго считала Перри человеком, полностью лишенным желаний, что была поражена тем, что его мать – так хорошо все про него понимая – могла подумать, что у него может быть любовница.

Она остановилась, поставив одну изящную ногу в атласной туфельке на нижнюю ступеньку.

– Полагаю, наследника он произвести сможет? – жестко спросила она. – Он не бессилен, как ты думаешь, Сара?

Мое лицо было таким же твердым, как у нее.

– Он знает, каков его долг, – сказала я. – Знает, что нужно.

Ее лицо смягчилось, она улыбнулась.

– Тогда все хорошо, – произнесла она, словно наследство было единственным, что имело значение. – Доброй ночи, дорогая.

Я пожелала ей доброй ночи и посмотрела ей вслед, когда она легко поднялась по лестнице и закрыла за собой дверь спальни.

Я вспомнила о балагане, о женщинах, которых видела с па. О Займе и шлюхе Кейти. И подумала, что никогда в жизни не видела женщины настолько прекрасной и бессердечной, как та, что станет моей новой матерью, когда я выйду замуж за ее сына.

Я не уставала от того, что поздно ложилась. Каждое утро я просыпалась, когда начинался шум на улице за окном моей спальни, а день после бала выдался солнечным, и я была рада, что встала рано и выехала на Море в парк. Холодало. Я ежилась, пока Море трусил по мощеной дорожке к парку. Грум, следовавший за мной, натянул на синий подбородок синий шарф, и вид у него был такой, словно он предпочел бы еще часок поваляться в постели.

Море прижал уши, как всегда, когда мы ехали через город, но внезапно его уши повернулись вперед, и он звеняще заржал, приветствуя крепкую фигуру на тяжелой гнедой лошади, остановившейся в конце дороги, словно для того, чтобы нас дождаться.

– Уилл Тайяк! – вымолвила я, и мое сердце запело от радости.

Он улыбался, его лицо светилось от радости при виде меня, и я протянула ему руку. Если бы мы оба не были верхом, я бы повисла у него на шее.