– Мама, позволь тебе представить мисс Сару Лейси из Дол-Холла. Мисс Лейси, это моя мама, вдовая леди Клара Хейверинг.

Я поклонилась, как на арене. Реверанс не сочетался с бриджами, да и слишком мне было неловко, чтобы двигаться.

Леди Хейверинг протянула мне руку, унизанную тяжелыми перстнями с крупными камнями.

– Поцелуйте меня, дорогая, – сказала она.

Голос у нее был низкий и сильный.

– Думаю, я прихожусь вам тетей. Во всяком случае, ближайшей родственницей. С возвращением домой наконец-то.

Я неуклюже шагнула вперед и прикоснулась губами к ее щеке. От нее божественно пахло цветами. Я никогда прежде не нюхала таких духов. Щека ее под моими непослушными губами оказалась холодной и сухой, руку мою леди Клара тут же отпустила, прежде чем я успела поежиться.

– Перегрин, можешь идти, – сказала леди Клара. – Вели принести свежего шоколаду и две чашки. А сам ступай, прими ванну и смени белье. Мисс Лейси останется со мной, пошли кого-нибудь в Дол-Холл, пусть сообщат, что она здесь.

Она повернулась ко мне.

– Составите нам компанию на сегодня, Сара?

Я покраснела.

– Я не могу, – запинаясь, сказала я. – Благодарю вас, мне бы очень хотелось, но не могу. Мистер Фортескью ждет меня дома, нужно заняться делами…

– Благодарение Богу, что вы наконец-то сами сможете ими заняться! – ядовито произнесла она. – И благодарение Богу, что в поместье еще сохранились какие-то дела!

Она снова мне улыбнулась.

– Хорошо, тогда не сегодня. Но на этой неделе ты должна приехать к нам на весь день, – она рассмеялась грудным смехом. – Думаю, ты будешь только рада сбежать от этого чудовищного бристольского купца, не так ли, милая?

Она повернулась к лорду Перегрину.

– Ступай, милый, – ласково сказала она. – Можешь вернуться, когда переоденешься.

Лорд Перегрин улыбнулся мне и, шатаясь, вышел за дверь. Я с некоторой робостью повернулась к его матери. Она открыто меня рассматривала.

– Расскажи, – радушно начала она, – откуда же ты взялась? И где была все эти годы?

Я замялась. Меридон из Конного Балагана Гауера умерла и забыта. Я не собиралась ее оживлять.

– Меня отдали цыганам, – уклончиво сказала я. – Мне пришлось самой зарабатывать на жизнь. Я с ними кочевала.

– Вы были бедны? – произнесла она почти без вопроса в голосе.

– Очень, – ответила я.

– Но теперь ты больше не бедна, – сказала она. – Теперь ты принадлежишь к господам, и ты богата. Как думаешь, придется ли это тебе по нраву?

Я отвернулась от нее и посмотрела в окно спальни. Дом выходил на запад, и слева были видны холмы Гряды.

– Я приспособлюсь, – твердо произнесла я.

Она засмеялась, на этот раз звонче.

– Есть у тебя иждивенцы? – спросила она, и, когда я покачала головой, продолжила: – Кузены? Тетки? Приемные братья и сестры? Возлюбленный? Друзья? Молодой муж? Тайные дети?

– Никогда, – ответила я.

Она прищурилась, глядя сквозь мое молодое лицо, сквозь старые усталые глаза, сквозь одежду, прямо мне в сердце.

– Ты девственница? – спросила она.

Я залилась краской.

– Да, – неловко ответила я и, когда она от удивления молча подняла красиво изогнутую бровь, добавила:

– Я не люблю, когда ко мне прикасаются.

Она кивнула, словно поняла.

– А что с людьми, которые тебя вырастили? – спросила она. – Те, с кем ты жила, – ты их всех отсекла?

Я, не дрогнув, посмотрела в ее светлые глаза.

– Всех, – ответила я.

В дверь постучали, и вошла служанка в темном платье, неся серебряный поднос, на котором стоял шоколад. Леди Хейверинг откинула покрывало, встала с кровати и, шелестя, прошла к дивану под окном. Она жестом пригласила меня сесть перед ней, лицом к свету.

– Что ты будешь делать? – спросила она. – У тебя, считай, никого нет. Если только ты не прониклась нежностью к маленькому бристольскому торговцу.

– Не прониклась, – сказала я.

На мгновение мне стало неловко от своего предательства. Но потом я вспомнила тихий дом и шум, с которым я глотала суп, и сердце мое ожесточилось.

– Я не знаю, что делать. Мистер Фортескью говорит про учителей красноречия и танцев, а еще говорит, что мне нужна компаньонка, – я скривилась. – И к тому же – земля. Мне надо узнать, что с ней делают, а спросить некого, кроме мистера Фортескью и Уилла Тайяка.

Леди Хейверинг разлила шоколад по чашкам, откинулась на спинку дивана и снова взглянула на меня.

– Ты не одобряешь того, как он руководил твоим поместьем? – спросила она ничего не выражавшим голосом.

– Нет, не одобряю, – твердо сказала я. – Все делалось в интересах работников, а это значит, что Холл несет потери всякий раз, как мы сеем и жнем. Деревня преуспевает, но поместье получает лишь долю в том, что должно принадлежать ему полностью.

Леди Хейверинг мрачно кивнула.

– Я не видела расходных книг, – сказала она. – Но у меня есть глаза, и я наблюдала воочию, как они год за годом продавали дешевле, чем я, на мидхерстском рынке, пока цены на еду не упали и их не начали удерживать. Это революция. Это подрывает стоимость собственности.

Я кивнула.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Шестнадцать, или около того, – ответила я.

Она кивнула и постучала по зубам длинным ногтем указательного пальца.

– Пять лет, прежде чем ты сможешь сама управлять поместьем, – тихо произнесла она. – Долго придется терпеть игру мистера Фортескью в фермера.

– И долго жить с компаньонкой, – горячо сказала я. – С компаньонкой, в доме, куда приезжает погостить мистер Фортескью.

Леди Хейверинг словно приняла какое-то решение.

– Не годится такое терпеть, – резко сказала она. – Допивай шоколад, дитя мое, и мы с тобой отправимся повидать мистера Фортескью. Я возьму тебя под крыло, не страшись компаньонок. Одну дочь я уже успешно выпустила в мир, и уж точно смогу сделать то же с тобой. Меня ты не шокируешь. А вот компаньонка, скорее всего, скончается в судорогах через неделю!

Я послушно подняла чашку, но пить не стала, просто смотрела на леди Клару поверх нее.

– Что значит «возьмете меня под крыло»? – спросила я.

Она улыбнулась мне редкой для нее ласковой улыбкой.

– Буду за тобой присматривать, – сердечно сказала она. – Можешь поселиться здесь, я научу тебя всему, что должна знать светская дама. Когда начнется сезон, я стану тебя вывозить, представлю нужным людям. Подберу тебе платья и научу танцевать, есть, научу, как себя вести. Ты моя родственница, у тебя нет семьи. Это будет уместно.

И почему я не задумалась тогда о том, что леди Хейверинг совсем не похожа на женщину, отягощенную чувством долга?

Я поставила чашку, звякнув ею о блюдце.

– Вы это для меня сделаете? – изумилась я. – Для меня?

– Да, – сказала она. – Сделаю.

Какое-то время я молчала, она тоже сидела молча. Потом я заговорила, и в моем голосе больше не было радости.

– Зачем? – рассудительно спросила я. – Что вам с этого?

Она налила себе еще шоколада и рассмеялась.

– Молодец, Сара, – сказала она. – Да, я «с этого» кое-что получу. Во-первых, я позлю твоего драгоценного мистера Фортескью, и это доставит мне огромное удовольствие. Во-вторых, пока я за тобой приглядываю, я буду выписывать счета за платья на твое поместье, поскольку ты себе можешь это позволить, а я нет. В-третьих, если я это сделаю, ты, скорее всего, не подхватишь якобинские настроения, чего я совсем не могу позволить по соседству с собой. Чем скорее мистер Фортескью оставит тебя в покое, тем скорее ты наведешь в поместье порядок.

– Вы научите меня читать расходные книги и разбираться в том, что происходит? – спросила я.

– Да, – ответила она. – Можешь сама нанять моего управляющего, чтобы проверить то безумие, что творится в Широком Доле. И остановить его развитие, отказавшись передать права на землю деревне, как они того хотят. Как только ты достигнешь совершеннолетия, ты сможешь превратить поместье в источник дохода, которым оно по праву должно быть.