Дэнди выступила вперед.
– Моя очередь? – спросила она Дэвида.
– Твоя, – сказал он и взялся большими ладонями за тонкую талию Дэнди, чтобы ее поднять.
У нее получалось лучше, чем у Джека. Чувство ритма у нее было врожденное, как способность к танцам, и она смогла качаться вместе с трапецией вперед и назад, а не бороться с ней. Из-за поднятых рук ее рубашка натянулась на груди, и я взглянула, смотрит ли на нее Дэвид. Он не смотрел. Он следил, как она взмахивает ногами, стараясь раскачивать трапецию вперед и назад. Я тихонько улыбнулась. Дэвида мне бояться было нечего. Он мог заметить, как Дэнди хороша, но не тот он был человек, чтобы сходить по ней с ума. Он не забыл бы, что у него тут работа и, если он выполнит ее правильно, его ждет небольшое состояние.
Мы так и вкалывали все утро, пока Уильям не пришел звать нас завтракать. Ели мы так, словно оголодали, миссис Гривз приносила поднос за подносом – свежие булочки с домашним маслом, ветчину, говядину и сыр. Джек и Дэвид выпили по несколько пинт эля, а мы с Дэнди пили воду. Но и после этого я не смогла устоять и стащила из миски яблоко, когда проходила мимо валлийского буфета на обратном пути.
Дэвид объявил, что час мы будем отдыхать, пока он проверит оснастку, и Дэнди отправилась шарить в вещах Джека, чтобы найти что-нибудь покрасивее, а мы с Джеком пошли проведать пони. Убедившись, что пони в добром здравии, напоив их и набросав сена в кормушки, мы услышали, что на церкви бьют часы и нам пора возвращаться в амбар.
Там уже трудился кузнец, устанавливая подержанную печку: выводил трубу через дыру в стене. Я отметила про себя, с какой скоростью исполняются требования Дэвида; но ничего не сказала.
Дэнди и Джек страстно хотели забраться по качающейся лестнице на верхнюю платформу, и Дэвид разрешил им. Он показал Джеку, как держать лестницу, пока Дэнди забиралась наверх, наступив на нижнюю ступеньку и придерживая ее своим весом, а потом держал лестницу, пока поднимался Джек. Я сидела в углу амбара, как неоперившийся птенец, и наблюдала за ними сквозь пальцы. Я не посмела отвести руки от лица. Дэвид любезно не обратил на меня внимания.
Он показал им, как забираться по лестнице, с пятки на носок, на всю ее качающуюся высоту. И тихонько рассмеялся, когда Дэнди крикнула сверху, что уже задохнулась, поднявшись на двадцать пять ступенек.
– Так упражняйся! – сказал он. – Если собираешься стать Мадемуазель Дэнди, Ангелом без Крыльев, должно казаться, что ты взлетаешь по лестнице. А не ковыляешь, как утка с подрезанными крыльями!
Он поднялся по лестнице за Джеком – для него лестницу некому было подержать, но он, казалось, действительно взбежал вверх по ступенькам, так быстро у него это вышло. Я подглядывала за ними сквозь пальцы, они стояли так высоко, что меня тошнило, и я слышала лишь часть его тихих указаний. Он не забыл и обо мне, потому что крикнул, чтобы меня предупредить:
– Меридон, я учу их падать на сетку, так что ты увидишь, как мы падаем, но с нами ничего не случится.
Я убрала руки от лица, чтобы он увидел, как я кивну в знак согласия. Я даже смотрела, как он крепко взялся за перекладину трапеции и шагнул с маленькой площадки, легонько качнувшись вперед, и дал качелям остановиться самим, полностью – а потом отпустил перекладину. Падая, он развернул ноги так, что упал на спину и плечи. Потом вскочил на ноги и пошел странной, подпрыгивающей, некрасивой походкой к краю сетки, откуда спрыгнул вниз.
– Вот так! – крикнул он. – Подожмите ноги, подбородок прижмите к груди, и ничего с вами не случится.
Где-то далеко кивнул побледневший Джек, он вытянул пастуший посох с крюком, поймал качающуюся трапецию и подтащил ее к себе. Я видела, как он взялся за перекладину, а потом мне пришлось закрыть глаза, потому что у него замерло лицо и я поняла, что он собирается с духом, чтобы шагнуть с площадки.
По звенящему звуку сетки я поняла, что он удачно приземлился – и в восторге закричал, обращаясь к Дэнди.
– Давай, Дэнди! Это здорово! Замечательное чувство. Даже лучше, чем ездить верхом! Падать страшно, но так здорово знать, что с тобой ничего не случится. Давай, Дэнди!
И тут во мне что-то сломалось.
– Не заставляй ее! Не заставляй! – завизжала я и взвилась с опилок на полу амбара.
Джек спрыгнул с сетки, повернулся и поймал меня, когда я на него бросилась.
– Не надо! Не надо! – повторяла я.
Я была не в себе, сама не понимала, что говорю. Руки мои сжались в кулаки, и я едва не ударила Джека в лицо, но он отбил удар.
– Не заставляй ее! – снова взвизгнула я. – Это опасно!
Джек не мог со мной справиться, но Дэвид, на добрый фут выше его ростом и куда тяжелее, сгреб меня и крепко обнял, прижав мои руки к бокам.
– Это не опасно, – шепнул он мне на ухо. – Я бы не позволил твоей сестре пострадать. Я не дал бы ей подняться, если бы думал, что ей что-то угрожает. Я хочу, чтобы у нее все было хорошо, как и ты. Она хочет выучиться этому трюку. Ты не должна думать только о себе и мешать ей идти своим путем.
– Это небезопасно! – сказала я.
Я плакала в безнадежной попытке его убедить.
– Это небезопасно! Я знаю! Я цыганка! У меня Глаз! Для нее это опасно!
Он развернул меня к себе лицом и всмотрелся в него – безумное, мокрое.
– А что для нее не опасно? – нежно спросил он. – Она выбрала этот путь. Могла бы выбрать хуже.
Это заставило меня замолчать. Если Дэнди нравятся аплодисменты сотен людей и мысль получать когда-нибудь свою долю прибыли, она не станет гоняться за незнакомцами и позволять им запускать руки себе под юбку за пенни. Если я хоть сколько-нибудь знала Дэнди, она обучится манерам и приличиям, как только станет Мадемуазель Дэнди. Роберт Гауер уж точно тогда убережет свое вложение от мужчин, которые могут ей навредить, в этом на него можно было положиться. И он точно не бросит ее посреди дороги, стань она обученной артисткой, которую любой владелец балагана в мире с руками оторвет.
Я всхлипнула.
– Она упадет, – неуверенно сказала я. – Я знаю, что упадет.
Дэвид сжал меня еще крепче.
– Ты можешь накаркать, тогда упадет, – зловеще произнес он. – Если будешь продолжать в том же духе – нажелаешь ей упасть. Ты себя пугаешь и ее пугаешь. Отнимаешь у вас обеих уверенность, которая вам так нужна, и губишь мое обучение. Только дурочки так делают, Меридон. Мы с тобой оба знаем, что Роберт Гауер не станет ее содержать, если она ничего не будет делать.
Я стряхнула руки Дэвида и взглянула ему в лицо. Я знала, что глаза мои пусты от отчаяния.
– Мы все кочуем, – сказала я. – Но идти некуда.
Его голубые глаза смотрели на меня с сочувствием.
– Ты не цыганка, – произнес он. – Тебе нужен дом.
Я кивнула, и знакомая тоска по Долу поднялась во мне с такой силой, что я подумала – она меня задушит, как подавленное горе.
– Я хочу отвезти Дэнди куда-нибудь, где будет безопасно, – сказала я.
Он кивнул.
– Собирай пенни, – тихо произнес он. – Она хорошо заработает на этом трюке, когда я ее выучу. Смотри, как делает Роберт Гауер. Собирай пенни и золото, и сезон-два спустя вы сможете купить себе дом. Тогда ее и увезешь.
Я кивнула. Дэнди все еще ждала, стоя на площадке, я видела, как она качается от движения воздуха под потолком амбара.
– Ей нужно тебя услышать, – сказал он. – Лучше скажи ей, что с тобой все в порядке.
– Ладно, – угрюмо отозвалась я. – Я скажу.
Бледное лицо Дэнди смотрело на меня издалека с края платформы, а я стояла внизу, далеко-далеко.
– Все хорошо, Дэнди, – крикнула я. – Со мной все хорошо. Прости. Прыгай, если хочешь. Или спускайся по лестнице, если сегодня захочешь так. Я больше никогда не буду пытаться тебя остановить.
Она кивнула, и я увидела, что она крюком тянет к себе трапецию.
– Никогда раньше не видел, чтобы ты плакала, – удивленно сказал Джек.
Он протянул руку, чтобы коснуться моей заплаканной щеки, но я отдернула голову.
Это его не остановило.