Поблагодарив, я взяла пакет и открыла его.

Он был от моего поверенного, мистера Пенкисса. В пакете лежали брачные контракты и документы о праве собственности на Широкий Дол для Перри.

Широкий Дол перестал быть землей Лейси.

Широкий Дол больше не был моим.

Я разложила старый документ на столе в гостиной и посмотрела на него. Я ничего в нем не понимала, почерк был смешной, да и написано было вовсе не по-английски. Но мне понравились тяжелые печати внизу, темно-красные, потрескавшиеся, и толстая блестящая розовая лента под ними. Понравились бурые буквы с завитушками и старый толстый манускрипт. Кое-где я узнавала в тексте слово «Широкий Дол» и понимала, что это говорится о моей земле.

Лейси получили его за службу королю. Норманнскому королю, который пришел сюда давно, победил здешний народ и завоевал страну. Так говорили в гостиных помещиков. А в пивной деревни говорили, что Лейси украли его, ограбили крестьян, вроде Тайяков, которые жили там много лет.

В фургонах роми говорили, что земля когда-то принадлежала им, что они были старым народом, жившим рядом с феями и пикси, среди старого волшебства, пока не пришли люди с мечами и плугами.

Я печально улыбнулась. Одни грабители: поколение грабителей за поколением. А худшим воровством было – отнять у кого-то его историю. Так, дети, ходившие в школу в Хейверинге, думали, что Хейверинги были там всегда. Их учили, что нет выбора, кроме как ломать шапку перед властью богатых. И не было для них выбора, кроме работы – и попытки разбогатеть самому.

Я бережно свернула пергамент и убрала его обратно в пакет к брачным контрактам. Если Перегрин нынче будет не слишком пьян, завтра он, может быть, отвезет его юристам.

Я взглянула в окно. Сгущалась темнота, та холодная, сырая темнота конца января, которая заставляла меня радоваться огню и тихой комнате. Я позвонила и приказала добавить в огонь дров, а потом услышала, как хлопнула входная дверь – вернулся Перри.

Он нетвердо стоял на ногах, но бывало куда хуже. Увидев меня, он улыбнулся добродушной улыбкой пьяницы.

– Как хорошо, что ты встала, – сказал он. – Я рад, что ты выздоровела. Я по тебе скучал, пока ты болела.

Я улыбнулась в ответ:

– Какой бы из тебя вышел трагический вдовец.

Перри кивнул, нисколько не смутившись:

– Я бы по тебе все равно скучал. Но как же хорошо, когда денег столько, сколько надо!

– Ты нынче выигрываешь или проигрываешь? – сухо спросила я.

– По-прежнему выигрываю! – радостно ответил Перри. – Не знаю, что за черт в этих картах. Я не проиграл ни разу с тех пор, как вернулся из Ньюмаркета. Никто со мной не садится, кроме капитана Томаса и Боба Редферна! Я у них двоих, наверное, тысячу гиней выиграл!

– О да, – сказала я. – Ты не будешь против, если мы покинем все это веселье и вернемся домой? Я хочу в Широкий Дол, и я уже в силах выдержать дорогу.

Перри позвонил и, когда появился дворецкий, велел принести крепкого пунша.

– Когда захочешь, – сказал он. – Но дороги сейчас плохие. Почему не подождать, пока станет теплее и дороги будут не такие грязные? Мы наверняка завязнем.

Принесли серебряную чашу, Перри налил себе кружку и протянул вторую мне. Я отхлебнула и сморщилась.

– Фу, Перри! Слишком крепко! Чистое бренди!

Перри широко улыбнулся:

– Согревает.

– Ты бросишь пить, когда мы вернемся в Широкий Дол? – немного грустно спросила я. – Ты в самом деле бросишь пить и играть? Тебя действительно вынуждает к этому только то, что ты в Лондоне?

Перри вытянул ноги к огню.

– Скажу тебе правду. Я начал играть, потому что мне было скучно, а пить я начал, потому что мне было одиноко и страшно. Ты же знаешь, каково мне было прежде.

Он помолчал.

– Уверен, я смогу бросить вот так, – он щелкнул пальцами. – Когда захочу. Просто оставить это все и больше не вспоминать.

Я взглянула на него с любопытством.

– Я видела тех, кто говорил, что убить может за выпивку, – сказала я. – Видела тех, кто трясся до рвоты, если не мог достать выпивку, когда было нужно. Даже слышала про человека, который сошел без нее с ума и убил своего малыша, и даже не помнил, что он это сделал!

– Не говори так! – отозвался Перри, мгновенно исполнившись негодования. – Не говори об этих ужасных людях, с которыми ты жила, Сара. Ты больше не среди них. У нас все иначе. Я не такой! Я могу начать, а могу бросить. И в Лондоне, когда сезон, все пьют. Все играют. Ты бы сама играла, если бы не болела и не сидела дома, Сара, ты же понимаешь.

– Может быть, – сказала я. – Но запомни: ты обещал никогда не использовать Широкий Дол как обеспечение ссуды.

Перри улыбнулся, он был слишком мил, чтобы его можно было долго отчитывать.

– Разумеется, – сказал он. – Я никогда не сделаю этого с твоей землей, и со своей тоже. Мама мне все объяснила, что все должно быть в неприкосновенности, вдруг у нас будет ребенок. Я сейчас трачу только проценты и часть дополнительной ренты. Ее никто годами не мог тронуть, она просто копилась в банке. И потом, – заключил он, – я выигрываю! Выигрываю быстрее, чем мог бы потратить. Знаешь, как меня зовут в клубе Редферна? «Везунчик Хейверинг»! Вот как! Неплохо звучит, а?

– Ммм, – отозвалась я с сомнением.

Я видела Перри и в Лондоне, и в Хейверинге. И знала, что он не играл, пока был далеко от города и скуки лондонского сезона. Я знала, что он так не пил, когда жил в деревне. И думала, что он, очень возможно, совсем перестанет пить, когда мы поселимся в деревне сами по себе.

Нет, я не была настолько глупа, чтобы поверить, что ему не нужна выпивка. Но мы были обвенчаны и неразлучны. Что толку его ругать? Все, что я могла сделать, это увезти его как можно скорее в деревню, а там – забрать ключи от винного погреба, и Перри был бы далеко от клубов и своих пьющих, играющих и распутных друзей.

– Ты сегодня куда-нибудь идешь? – спросила я.

Перри состроил гримаску.

– Ты тоже, – мрачно отозвался он. – Не вини меня, Сара, это все мама. Она говорит: нам обоим надо пойти к Марии, та дает музыкальный вечер, и Бейзил тоже будет, так что нам тоже надо пойти и сделать счастливые лица.

– И мне? – с удивлением спросила я.

Со времен моей болезни я очень удачно избегала всех вечеров у знати. Леди Клара спокойно оставляла меня дома – отдыхать и набираться сил. Она исполнила свой долг: вывела меня в общество, как обещала. Она день и ночь трудилась, стараясь удержать вместе Марию и Бейзила, и не заботилась о том, принимаю ли я гостей и наношу ли ответные визиты.

– Твоя мама хочет, чтобы я поехала? – спросила я.

Перри зачесал волосы назад грязной рукой и рассмеялся.

– Скандал, – коротко отозвался он. – Болтают, что мама посадила Бейзилу на шею вертихвостку, а тебя мы обокрали и заперли дома. Маме это надоело. Ты должна появиться на вечере у Марии. Мария должна выглядеть счастливой и вести себя хорошо, и ты тоже должна выглядеть счастливой и хорошо себя вести.

– А ты? – развеселившись, спросила я.

– А я буду сиять, – мрачно ответил Перри.

Я засмеялась.

– Вообще-то, я побуду только полчаса, а потом заеду в клуб Редферна, я обещал ему партию в пикет. Он хочет отыграться, – сказал Перри.

– Я сама не хочу там долго быть, – предупредила я.

Перри просиял.

– Благослови тебя небо! – сказал он. – Скажем, что тебе нужно домой, и я тебя провожу. Так мы оба сможем уйти пораньше.

– Идет! – ответила я и указала на чашу с пуншем: – Но к этому больше не прикасайся, Перри, он слишком крепкий, а твоя мама вряд ли хочет, чтобы ты был навеселе.

Перри поднялся.

– Все ради тебя, – сказал он и отворил мне дверь.

Я взяла пакет с нашими брачными контрактами и грамотой Широкого Дола.

– Здесь бумаги от моих поверенных, – сказала я, когда Перри пропустил меня вперед и мы вместе пошли по лестнице. – Тебе надо будет завтра отвезти их своим юристам.

– Наконец-то! – воскликнул Перри. – Долго же они возились!