— А не кажется ли вам поразительным сам факт, что такой курятник вообще существует?

— А почему бы и нет?

— Ведь сюда, я это знаю точно, за целый день заходят два-три человека, все случайные люди, вот как, допустим, вы, и только одна постоянная посетительница. И до двух ночи, пока не закроют двери, здесь пусто. Спрашивается, кому хозяйка подает бифштексы по-английски с хреном и яйцом или, скажем, шницеля по-венски? Вчера поздним вечером я ужинал на крыше, — тут мужчина в панаме показал на крышу ресторана, где виднелись два шезлонга и плетеный столик, — съел бифштекс и выпил бутылку французского вина. Ей-богу! Спрашивается, откуда такие напитки? Где? В такой дыре? Что-то здесь не сходится. Так мне, во всяком случае, кажется. А вам — нет? Что-то тут не так… Одним словом, короче, не кажется ли вам, что это дело кем-то финансируется?

И мужчина сложил щепоткой пальцы, словно держал в них горсточку чего-то невесомого, но наделенного запахом, и поднес к своему горбатому носу.

— Нет, это явно чем-то пахнет, — добавил он, шевельнув ноздрями.

— Чем же?

Сквозь зелень ветвей незнакомец глянул на небо, которое в этот полдень тоже напоминало тропическое. Солнце сделалось почти малиновым и, окутанное молочной пеленой, с трудом продиралось сквозь горячий пар. Становилось все душнее, не шелохнулся ни один листок. Мужчина словно бы отыскивал в небе слово, которого ему не хватало, для того чтобы решить кроссворд. И наконец нашел.

Панама его полезла на лоб, а рукой он заслонял рот, выражавший на этот раз даже не восхищение, а какую-то зачарованность, переходящую в испуг.

— "Двойкой"[5]! — Слово наконец было сказано.

Автор, дотронувшийся в это время до рюмки с вермутом, от неожиданности отодвинул ее. Все было правдоподобным и вымышленным, реальным и нереальным одновременно. Он сделал неуверенное движение рукой, словно отмахнувшись от чего-то. Но опять, и это становилось все смешнее, без стопроцентной убежденности.

— А вы не машите, не машите рукой! — воскликнула панама. — Ха! Чувствую, однако, я все же вывел вас из равновесия… Нетрудно догадаться, что вы в эту минуту подумали… Кто знает?.. Да, разумеется, так оно и есть — кто знает?

— Но зачем, с какой такой радости штаб согласился бы финанси… — начал автор.

— Шучу, шучу! — неожиданно словно бы опомнился незнакомец. И опять покосился в сторону. — Дело в том, что вы здесь находитесь с полчаса, не больше. Когда стемнеет, вы увидите, как это все выглядит. Абсолютно нереально. Впрочем, это скорее реальность из другой части света, из другого уголка земного шара. Вам известно, что по вечерам в саду — иллюминация? Вот гляньте вверх.

И в самом деле. Автор только теперь увидел, что прямо над головой на протянутой от дерева к дереву и укрепленной на ветвях проволоке висят разноцветные лампочки. Мужчина налил себе еще стакан лимонада пополам с коньяком.

— Вид невероятный, уверяю вас, — продолжал он. — Ночь. Темень. Духота. Как в тропиках. А тут над столиками горят лампочки и за столиками ну буквально никого, ни единого человека. За исключением только панны Барбры.

— Барбра? Это что еще такое? Даже выговорить трудно. Кто это такой и при чем тут панна?

— Барбра. Это ее театральное имя. Подозреваю, что она самая обыкновенная Бася. Но стоит на своем — панна Барбра, и никаких гвоздей! Если бы вы знали, как она вписывается в эту обстановку, словно специально родилась, чтобы сюда приходить. Вы не поверите — вчера она была здесь, можно сказать, в бальном платье со шлейфом. Да еще в бледно-зеленом, а при лунном свете — ну прямо настоящий призрак. Надеюсь, вы не станете обвинять меня в плагиате и не скажете, что это шутка. Потому что и вы тоже — простите, если я не так сказал, — тоже вроде бы вписались в эту обстановку. Я случайно слышал даже вашу фамилию. Гроссенберг. А могли бы, скажем, называться, как положено честному гражданину в этой стране, ну, скажем, адвокат Щепаньский. Вот и нет! Ничего подобного! Вы увидите, как здесь все сходится. Все карты. Я все больше и больше убеждаюсь, что в жизни встречаются композиции совершенно нереальные и очень четко скомпонованные при этом. Нужно только всмотреться повнимательнее и пожелать, увидеть и пожелать!.. Да, желание играет здесь, пожалуй, самую важную роль.

— Но ведь я забрел сюда совершенно случайно, да и в мыслях у меня ничего такого не было, — попытался было возразить автор.

— Разумеется, я вас почти не знаю, — услышал он в ответ. — Но мне кажется, мне кажется… что, очутившись здесь, вы тоже почувствовали некую ностальгию. Увидев эдакий нашедший свое воплощение варшавский каприз. Случайные клиенты, которые изредка сюда забредают, люди без воображения, не высидят здесь и получаса. Я частенько наблюдал за такими. Придет сюда эдакий посетитель, прямо с пляжа, рубашка расстегнута, пиджак накинут на плечи, покрутится немного и уходит — он здесь чужой. Впрочем, надо видеть в таких случаях пана Штайса и его слугу. Гость хочет опрокинуть рюмку беленькой и закусить кровяной колбасой. А тут, оказывается, ни колбасы, ни миног! Нет, и все! Сардины с лимоном — пожалуйста! Пани Штайс предложила мне как-то даже лосося горячего копчения, вот ей-богу! "Мы этого не держим!" — говорит этот самый Вальдемар и, оскалив зубы, так смотрит на беднягу, заказавшего колбасу, что кажется, вот-вот схватит за воротник, а ну, мол, пшел вон! А один раз я сам слышал, как пан Штайс отпугнул такого клиента ценами своих алкогольных напитков. Каково? А? Не правда ли, все здесь одно к одному? Колбаса, хвост селедки, самая дешевая беленькая, ну та, что с красной головкой, — разве это не выгода для заведения? Нет, что-то тут не так, похоже, будто доходы их совершенно не интересуют. Впрочем, может, для них самое главное — держать марку, и поэтому первое дело — престижная клиентура. Но только, только… не покачалось ли вам при этом, что они вовсе не обрадовались вашему приходу?

— Моему приходу? — удивился было Гроссенберг. Но потом вспомнил испуганные, многозначительные взгляды, которыми обменялись официант и женщина за стойкой, искорку удивления в их глазах, похожую на блеск выставленных в буфете бутылок. И почему официант спросил, кого он тут ищет? И почему женщина с оголенными плечами поинтересовалась — не редактор ли он? — Вздор, — воскликнул он решительно, хотя эта решительность не показалась ни ему, ни его собеседнику убедительной.

Мужчина рассмеялся.

— Ха, ха! Ну, что же, быть может, это только сон, винные пары, — продолжал он, поигрывая стаканом. — Иногда выхожу я из этого кабака, и мне кажется, что завтра утром, когда проснусь, все исчезнет, развеется, все, кроме головной боли. Но вот возвращаюсь сюда, и все начинается снова. Да, да! И с еще большей силой, чем накануне. Вчера, например, мы с панной Барброй в одиннадцать вечера поднялись на крышу. Пили вино. Она тоже понимает в этом толк. Может, это как-то связано с ее профессией. Но не буду сплетничать. Скажу только, просто удивительная девушка. Темные локоны до плеч, эдакие негритянские губы и всегда, неизвестно почему, голодный взгляд. Пудрится темной пудрой. Вроде бы ничего особенного! Просто интересная, красивая девушка, которая, может быть, чуточку злоупотребляет свой независимостью. И вовсе нет! Не так-то это просто. Оказывается, это Эйнштейн! Ха! Невероятно, я просто впервые в жизни такое вижу. Прелестная головка! Оказывается, эта прелестная головка с легкостью манипулирует трех значивши числами, запросто перемножает их в уме.

Тут автору записок показалось, что это преувеличение или всего-навсего прием, помогающий отчетливей воссоздать психологический портрет некой панны Барбры, по неизвестной причине посещавшей ресторан "Спортивный". Но он ошибся.

— Не снять ли нам пиджаки? — предложил незнакомец. — Ужасная жара, сил нет. Не сегодня-завтра будет дождь, увидите.

— Хорошо.

Они повесили пиджаки на спинки стульев. Мужчина в панаме сделал это, не вставая с места. Движения его по-прежнему были безошибочны и чем-то напоминали птичьи. Он вытащил из рукава одну руку, рванул другую и закинул пиджак за спину. Расстегнул воротничок и жестом обитателя каких-то заморских стран расслабил узел галстука, опустив его чуть ли не до середины груди.