— Пани Штайс! Пани Штайс, есть здесь хоть кто-нибудь?

Что-то промелькнуло у него перед лицом и, описав дугу, камнем полетело к Висле — вероятно, все та же летучая мышь. Где-то тут должна быть кухня, вспомнил Леон. Штайсы и официант, верно, хлопочут у плиты, может, что-нибудь стряпают. Он повернулся и снова вбежал в зал ресторанчика. Дверь в кухню находилась с другой стороны лестницы. Небольшая, тоже коричневая и тоже покрытая лаком. Леон распахнул ее одним толчком, но — увы! — за дверью зияла чернота: какое-то неосвещенное, пышущее особым теплом, чуть ли не жаром, помещение. Но почему, почему они погасили свет?

— Вы здесь, пани Штайс? — тем не менее крикнул он.

Призывам его и на этот раз ответил только граммофон. Металлический рычажок, которым регулируется сила звука, был, вероятно, передвинут в самый конец щели, помеченный буковками "ГР", то есть "фортиссимо". Грохот и гул, искажая мелодию, сотрясали ресторан. Не глядя, Леон схватил мембрану и резким движением отвел назад. Мгновенно воцарилась поистине ошеломляющая тишина — на секунду у Леона появилось ощущение, будто он вынырнул из водоворота какого-то кошмара на зыбкую, но сравнительно спокойную поверхность.

Однако на самом деле это было не так, тягостный сон продолжался. Леон вдруг вспомнил про два светлых пятна, которые видел сверху в садике. Он бросился туда и выбежал на посыпанную гравием дорожку.

— Пани Штайс! — крикнул он.

В глубине, под низко нависшими ветвями дерева, за столиком, белели те самые светлые пятна: одно округлое, перерезанное поперек чем-то темным, второе, значительно меньшего размера, колыхалось в метре от земли и имело форму удлиненного треугольника, обращенного вершиной вниз. Пятна перестали двигаться, но никто не отозвался. Треугольник — манишка официанта… как его, Вальдемара, решил Леон и пробежал еще несколько шагов. Теперь он уже мог отчетливо различить муслиновое платье хозяйки: она сидела за столиком, край которого и рассекал её фигуру пополам. Наискосок от нее сидел Вольдемар — его смокинг сливался с темнотой, из которой выступал лишь треугольник сорочки. Хотя сидели они в самой тени, Леон увидел еще и пятна их лиц.

— Пани Штайс, — крикнул он, подбегая. — Прошу вас… скорее… поднимитесь со мной на крышу… Мне кажется, там нужна… женщина. Может, вы расстегнете ей платье… А вы… немедленно бегите наверх за такси!.. Пани Штайс, ради бога, да поторопитесь же… Панна Дзвонигай в обмороке!..

— Смешно, — послышался тоненький, будто игривый, голосок. И, хотя официант уже встал со стула, ни один из них не двинулся с места.

— Вы что, меня не поняли? — заорал Леон. — И вы… почему вы стоите?.. — повернулся он к Вальдемару.

— Смешно, — опять послышался голосок. — Вы ведь выпили всего по три рюмочки. Думаете, это от вина?

— Ясное дело. Я всегда говорю: ничего нет хуже, чем мешать водку с вином, — произнес официант подобострастным и слегка испуганным тоном.

Что у них, ноги отнялись? — подумал Леон. Сумрак перед ним постепенно редел; он уже мог довольно хорошо разглядеть выражение их лиц. А разглядев, буквально остолбенел. Эта пара была явно не в своей тарелке, но при этом почему-то казалась омерзительно противной. На лицах обоих — и хозяйки, и официанта — блуждали чем-то похожие широкие и весьма смущенные улыбки. Глаза сверкали. Что творится с этими типами? — подумал Леон. Ах да, они, верно, считают, у нее это с перепоя…

— Вино здесь ни при чем… просто она вдруг потеряла сознание! — кричал Вахицкий, с ужасом убеждаясь, что ни один из них даже не шевельнулся. Зато улыбки на лицах расплывались все шире. — Чего ухмыляетесь! — не выдержав, рявкнул он в лицо официанту. — Немедленно бегите туда! — И указал наверх, в сторону улицы. — Поймаете такси и тут же возвращайтесь, слышите? Вы что, оглохли?

Официант растерянно посмотрел на хозяйку, которая наконец начала неторопливо подниматься со стульчика.

— Бегу, бегу, — наконец решился он, шмыгнул в сторону и, обогнув столик, побежал к дверям "Спортивного". Через минуту отзвук его шагов затих.

— Смешно, — снова почему-то повторила пани Штайс. — Вы полагаете, что-о… в нашем заведении кто-нибудь может заболеть?

Леон посмотрел на нее как на ненормальную.

— Заболеть можно где угодно! Очень вас прошу, идите туда… сейчас же!

Хозяйка выкатилась из-за столика и, точно облако, поплыла по дорожке. Леон пошел за ней. Облако ускорило шажки. И вдруг пани Штайс побежала. Однако, поравнявшись с дверью, она — к его удивлению — не свернула налево к лестнице, а помчалась через зал ресторана прямо к входной двери.

— Да ведь она там! — указал Леон на потолок. — Там, наверху! — Пани Штайс повернула к нему лицо, с которого неожиданно исчезла улыбка; теперь оно было искажено паническим ужасом.

— Я… боюсь болезней! — пропищала она, почему-то ни разу не заикнувшись. — Я позову мужа… Он в таких вещах лучше разбирается… Голубо-ок!.. — чуть ли не завизжала она. — Голу…

И исчезла в темном дверном проеме. Леон побежал за ней и с порога увидел, как что-то светлое уже спускается вниз по тропинке к пристани, туда, где днем давали напрокат лодки.

С минуту Леон колебался, возвращаться ли ему на крышу или ждать Вальдемара. Как бы этот дурак тоже не удрал! — подумал он и, решившись, побежал направо к кустам, увязая в песке. В ночном мраке по-прежнему будто сверкали гранаты и рубины. Перед Леоном выросли (облюбованные пчелами) кустики. Раздвинув колючие ветки, он продрался сквозь них. За кустами темнота сгустилась, однако невдалеке уже виднелась верхняя часть каменной лестницы, освещенная уличным фонарем. Несколько в стороне, почти на уровне своих плеч, Вахицкий увидел знакомый белый треугольник, обращенный вершиной вниз.

— Ну что?.. Нашли такси? — крикнул Леон.

Он видел уже не только манишку официанта, но и полоску его усиков, которая внезапно поползла книзу. Вероятно, тот кивнул в ответ. Опять кивок, опять! — вспоминал Леон позднее.

— Понимаю… — услышал он.

— Что значит понимаете? Поймали вы такси или нет?..

Манишка отступила на шаг, и тогда тень поредела, а голова обозначилась отчетливей. Теперь кроме усиков Леон видел два поблескивающих, словно гранатики, глаза. Вадьдемар опять кивнул.

— Понимаю… — повторил он.

Вот уж действительно люди, охваченные паникой, ведут себя по-разному, и часто самым неожиданным образом. Болван, подумал Леон. И со злостью, но, должно быть, напрасно, потому что официант не стоял у него на дороге, ткнул кулаком в самую середину белеющего во тьме треугольника, который оказался и упругим, и мускулистым. Вальдемар даже не шелохнулся. Перескакивая через две ступеньки, Вахицкий кинулся по лестнице на улицу. И правильно сделал: у тротуара никакого такси не было и в помине, официант не потрудился за ним сходить… Два почти пустых трамвая с несколькими пассажирами, равнодушно глядящими в окна, зазвонив, разминулись перед Леоном. Два автомобиля наперегонки промчались к мосту, причем едущая сзади машина беспрерывно гудела. Запряженная парой сивок, груженная тюками подвода во весь опор неслась в противоположном направлении; в воздухе мелькнул кнут… Все это было залито холодным светом фонарей. Тяжело дыша, Леон перебежал мостовую. Перед ним, врезаясь в небо огненными спиралями, сверкая электрическими лампочками, высился гигантский штопор "американских горок". Из луна-парка, словно из растревоженного улья, доносилось неумолчное жужжание — веселье там было в полном разгаре. У столба стояло несколько такси.

— Развернитесь и станьте на той стороне, — крикнул Леон, размахивая руками. — Вон там, вон там, напротив! Только мигом… надо отвезти женщину в боль…ницу!

Снова несколько машин пронеслись по мостовой навстречу друг другу. Еще тяжелей дыша, Леон побежал обратно. Такси тронулось с места и, доехав до начала моста, уже осторожно разворачивалось. Вахицкий помахал шоферу рукой и сбежал вниз.

— Пошли со мной, — крикнул он, заметив белеющую в темноте манишку. Официант все еще стоял за кустами. Что с ним, в землю, что ли, врос?.. — Чего стоите как столб? А ну за мной, живо… — Черная кривоногая фигура наконец зашевелилась. Теперь они бежали рядом. — А где пани Штайс, вернулась?