Сталкер скукожился и притих, опустив глаза. Его товарищи закашляли, Бродяга тяжело выдохнул и снова надул щеки. Орк попытался было хохотнуть еще, но недобрый взгляд старшего пресек его позыв, отчего боец застыл с глупым выражением лица. И только Фифа, видимо, занимающая особый статус в группе и в отношениях с командиром, позволила заикнуться и тем самым разрядить обстановку:
– Ден, тс-с-с, дыши ровно. Успокойся. Чего так нервничать? Ты же не среди пьяных дебоширов Бара. Глянь, на тебя люди пялятся. Твои друзья и товарищи…
– …Слушай, Анжел, кончай…
– …Это ты сюда послушай, капитан! Уймись уже. Че ты пристал к этому мальчику? Что он тебе сделал? Не так посмотрел? Не побрился? Пукнул? – перебила строго девушка.
– Анжел?
– Что за фигня? У всех нервы на пределе. Думаешь, я не боюсь? Все тут на стреме, на изжоге. Фули дергать друг друга в таком ситуэйшене? Тебе ли не знать, спецназу, что дедовщина и дергания в своем коллективе ни к чему хорошему не приведут! Что это зло, да еще в боевой обстановке.
– Да какая в жопу дедовщина?! Я так, приколоться хотел. Какой из него боец? Студент с молоком на губах. Ботаник, мля.
– Денис! – Фифа бросила в Холода камушек. – Харэ. Он, может быть, твою жопу через пять минут прикроет, а ты мозги тут стебаешь. Тебя какая муха укусила?
– Вжик, епрст. Никакая. Скорее я его зад прикрою, чем он мне. Все, проехали, – Ден надулся и, обиженный на весь мир, понуро свесил голову, бубня: – Ишь, даже краля моя ополчилась. Звиздец. Слово не скажи.
– Холод, этот «студент» зимой спас группу «Анархии» на Маяке, вовремя заметив семью снобов, а недавно всю ночь тащил на себе раненного Бульбу, когда того накрыло на Рубеже лавиной артобстрела. Зря ты так, не узнав человека! – откликнулся Бродяга, почти не смотря в сторону разведчика. – Фифа правильно сказала, нехер лаяться и ковырять своих. Блок, не держи зла на разведку, они чересчур горячие парни!
– Иди ты… умник, – буркнул Ден, но уже как-то по-другому взглянул на молодого сталкера, – давай уже, валяй свои стихи, Александр Блок.
– Семен.
– Что?
– Семен я. А прочитать? Я прочту кое-что…
– …Читать я и сам умею, ты расскажи лучше на память.
– Ден! – замечание Анжелы.
– Стихи читают вслух, а не рассказывают, – поправил парень, усаживаясь удобнее и снова краснея.
– Во-от еп-п!
– Холод, кончай базар. Сема… гм… Блок, давай уже, пой там, а то вот-вот двинем, – отозвался Док, отогнувшись от скрюченной балки между стенами.
– Хорошо, – сталкер с необычным прозвищем мгновенно изменился в лице, перестал кусать губы и теребить короткую бородку и, собравшись с духом, выразительно и громко стал читать:
На входе в бункер шлюз задвинул,
С трудом припал спиной к стене.
О том, за что Серега сгинул,
Подумать предстояло мне.
«Убийца», – вдруг услышал голос.
Но как?! Я бункер запирал!
«Ты не узнал родную совесть?
Ну да… давно не вспоминал».
Не может быть! Да что ж такое?!
Неужто я с ума схожу?
«Нет, не дождешься! Тут другое…
Сейчас подробней расскажу.
Не расскажу, а лишь напомню:
Сегодня друга ты убил!
За то, что он с тобой нескромно,
Но честно деньги разделил!».
– Заткнись! Исчезни, наважденье!
Тебя ведь нет, не может быть!
Ты просто морок! Ты виденье!
И ты не можешь говорить…
«Нет, сталкер, я не виновата,
А вот тебе держать ответ
За кровь того, кто звался братом,
За то, что брата больше нет!».
В колени ткнувшись головою,
Я громко, злобно отвечал:
– Он бы расправился со мною,
Он денег яростно желал!
«Ну и зачем же он в Долине
Тебя от верной смерти спас?».
– Не мог тогда он дальше двинуть,
Ведь у меня был наш запас!
«Когда ты голову подставил,
Тебя от пули он закрыл.
Последний бинт тебе оставил,
Хотя и сам изранен был.
А ты его, как ту собаку,
Прирезал ночью у костра…
Что, испугался честной драки?
Не смог взглянуть ему в глаза?..».
– Зачем он сам творил такое?
Зачем ко мне спиной лежал?!
Он насмехался надо мною!
«Не насмехался – доверял…».
Я все пытался оправдаться,
Хотя уже не верил сам…
Как мог за деньги я продаться,
Поверить золотым горам?!
«О, нет!», – закрыл лицо руками,
Упав на землю, зарыдал.
Давясь позорными слезами,
«Прости…», – покойному шептал.
«И не надейся – нет прощенья
Тому, кто дружбу продает.
Грехов не будет отпущенья,
Пока убийца не умрет!».
«Прости, Серега», – тихий шепот…
И грянул выстрел в тишине,
Оставив в бункере лишь копоть
И след кровавый на стене.
Из тьмы подземных коридоров
Пришел зачинщик этих бед.
Знал телепат: без уговоров
Он заработал свой обед.
Пауза после монолога парня висела минуту. Лица у всех стали угрюмые и задумчивые. Каждому из них это стихотворение явило какие-либо образы и воспоминания. Только Фифа хлопала ресницами и пыталась понять смысл и горечь этих строк по-своему, по-девчачьи. Эскимо смахнул слезу украдкой, Док стал усиленно тереть виски. Орк громко и тяжко вздохнул:
– Серега… Серега? Это не тот Бульба, которого ты тащил, паря, через Зону?
Сталкер-поэт не успел ответить. Далеко впереди раздался свист. Пепловцы дали знак выдвигаться.
– Подъем, братва, – сказал Холод, затем по-дружески подмигнул вставшему Семену и похлопал его по плечу, – респект тебе, Сема! Молодец, в самое сердце загнал свои строчки. Уважуха и… Извини, брат!
– Принято. Проехали, – ответил на манер разведчика парень и улыбнулся.
– Двинули, братцы-кролики! – крикнул Ден и шагнул вслед за Фифой.
* * *
«Почему-у? Почему так? Не так, не здесь он должен был уйти из жизни».
Никита пробирался среди завалов огромного цеха, через строительный хлам и мусор, иногда спотыкаясь и матерясь, морщась от боли и жадно сцеживая слюну. Которой уже и не выделялось. Даже «янтарь» не мог заглушить муки жажды и душевную боль потери командира.
«Не дошел. Не выбрался. Сгорел. А-а-а! Ну, за что-о? Почему ты губишь моих товарищей? За что ты забираешь их?».
Майор остановился отдышаться и навести хоть какой-то порядок в голове. Колокольный звон в ушах и затылке не утихал. Вдобавок начала наливаться свинцом лобная часть.
