Лило. Прежде личная трагедия была проще. Шел и убивал. И все ясно. Теперь трагедия не видна, а только слышна. Вся внутри. Ее не делают, она делается, и о ней разговаривают.

Дюфи. Может быть, вы и правы… Я не умею убивать. Я добрый, мирный человек. Но я вас обоих не понимаю. И если вы можете объяснить мне в разговоре…

Лило. Могу, могу. Даже в двух словах. Я открыл madame Дюфи, вашей покойной жене, один секрет. Я доказал ей, показал ей, что жизнь совершенно и абсолютно бессмысленна. Как я это доказываю и показываю, это уж моя тайна. Когда говорю просто, вот вам сейчас, вы слушаете и не верите. А если бы я открыл вам это как несомненную истину, вы бы… Я кг знаю, что бы вы сделали.

Дюфи. Застрелился бы, вы думаете?

Лило. Не знаю. Я вам не открою. Живите себе смирно. Не остерегся с madame Дюфи, но кто же ее ведал! Вы слышали, женщины не воспринимают. Даже не интересуются. Им пока все равно. И отлично. Жаль, жаль, что я так отнесся к madame Дюфи!

Вад. Нет, жаль, что вы уже очень осторожны. Ну, да ничего. Другие будут смелее вас. Мы ждем.

Дюфи (к Ваду, робко). А вам тоже господин Лило своего секрета не открыл?

Вад (снимая шляпу). Нет, нет, открыл! Или, вернее, они открыли нам! То есть ведь не думаете же вы, что на всем свете только один господин Лило и знает этот секрет? У него только и сохраняется этот яд, отравивший, между прочим, госпожу Дюфи? Он очень острый. Однако я не умер, хотя, вот видите, поседел. Не умер же я потому, что хотя и силен яд Лило, но у нас есть такое же сильное противоядие. Мы его открыли благодаря тому, что господин Лило открыл свой яд.

Дюфи (так же робко). Значит, если б моя бедная жена успела…

Вад. Не утверждаю наверно. Иные натуры обречены на гибель…

Дюфи. Но если так… Я жалею, что не мог убить господина Лило… И все-таки ничего не понимаю. Значит, он отравитель… Психический, так сказать. Но, в прямом или переносном смысле, все-таки лучше просто не отравлять, чем отравить хотя бы и с противоядием…

Лило. Вот, вот, и я то же самое думаю.

Вад. Ошибка, милые мои! Господин Дюфи, вы поймите, что это лишь вопрос времени. Секрет Лило даже без участия Лило скоро сделается секретом Полишинеля. Без отравителя, одного или двух, все будут отравлены. Вчера умерла ваша жена, а послезавтра тридцать три жены умрут и вы, если не найдете противоядия. Яд уже принят давно, он только действовать медлит. Хотя уже тупо сосет под ложечкой. Все всё равно отравлены.

Дюфи (оглядывается с тоской кругом). Я не знаю… Вы все, кажется, смеетесь надо мною… И я этих метафор не понимаю… У меня жена умерла…

Вад. Ну, право же, я не смеюсь. И очень это просто. Вот вы, ни в чем не повинный, остались с детьми на руках… Разве это не бессмысленно? Да и оглянитесь кругом. Бессмысленные тупые ужасы. И разве у вас не сосет под ложечкой? Разве не хочется иногда, чтобы все лучше к черту полетело?

Дюфи. Такова жизнь… Что заниматься высокими материями…

Вад. Пока только сосет, жить можно. Скверно, но можно. Вы так и умрете, с одним сосанием. И все, вот и фокусник этот, и лакей с оранжадом, и девица проходящая… А если бы…

Лило (подхватывая). Если бы, хотите вы сказать, я не жалел девиц, лакеев и друзей, открывал всем свой секрет, ускорил действие яда и все бы полетело к черту, если бы…

Вад. Ну да, ну да, полетело бы! Именно полетело бы! И не случайно, а волей самих людей из внутреннего идущей. К черту все наше устроение человеческое, ибо все бессмыслица. И полетит. Только не к черту, окончательно. Вы забываете, что есть противоядие. И уж тогда… тогда… кто выживет, кто останется – у того под ложечкой сосать не будет!

Лило (пожимая плечами). Идеалист! Мечтатель! Ну, что ж, действуйте сами. Вы же знаете мой секрет. Ускоряйте действие яда сами, если так верите в свое противоядие.

Дюфи (окончательно запутавшийся). Да… Отчего же вы сами?

Вад. Кто хочет что-нибудь сделать, должен верить в свое дело как в окончательное. Тогда сделает чисто. Когда господин Лило скажет свое «нет», все свернут и все сойдет с места и покатится. И тогда я скажу «да», чтобы они захотели и могли все остановить на том месте, где нужно.

Быстро обернувшись к девице, которая остановилась около них и прислушивается. Одета под Bebe[12].

Вад. Chere enfant[13], не правда ли, ведь ты хочешь, чтоб все полетело к черту? Все кувырком, вверх тормашками? Хочешь?

Девица (с визгом вырывая платье из рук Вода). Ah! Un anarchiste![14]

Все смеются. Дюфи, взволнованный, напуганный, растерянный, горький, поднимается, не зная, как ему уйти.

Лило. Смотрите, бегут с депешами! Что случилось? Что они кричат?

Движение в толпе. Бегут люди, потрясая листами.

Бегущие. Grande catastrophe![15] Двенадцать тысяч погибших! Обвал в копях! Двенадцать тысяч! Тысяч! Тысяч!

Движение усиливается. Слышны заинтересованные и сожалеющие голоса. Телеграммы покупаются нарасхват.

Дюфи. Боже мой, какое ужасное несчастье!

Лило. Вот тут вы можете выражать сочувственное волнение. Эта трагедия видная, общественная. Двенадцать тысяч!

Вад. Какая бессмысленная случайность!

Дюфи. Ужасно! Но, господин Вад и господин Лило, я все-таки…

Оглядывается с недоумением. Лило и Вад пропали, точно в воду канули. Может быть, затерлись в толпе, которая все увеличивалась.

Бегущие. Двенадцать тысяч погибших! Двенадцать тысяч в один час! Grande catastrophe!

Маков цвет[16]^*

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Арсений Ильич Мотовилов, профессор-филолог, под 60, худой, болезненный, нервный, не без благородства.

Наталья Петровна, жена его, тихая, скорей полная, несуетлива, проста.

Анна Арсеньевна Бунина, лет 36, увядшая, восторженная, всегда в волнении, вдова.

Соня, бледная, худенькая, нервная девушка лет 25.

Андрей, студент, обыкновенное молодое лицо.

Петр Петрович Львов, генерал-лейтенант, брат Натальи Петровны, добродушен, без военной выправки.

Иосиф Иосифович Бланк, еврей, молод, но не юноша, говорит без акцента.

Евдокимовна, старуха нянька, готовит и заведует хозяйством.

Фима, молоденькая деревенская горничная.

Действие происходит в Петербурге, в квартире Мотовиловых.