(Русалочка подымает руку, Никодим останавливается.)
Русалочка. Я теперь – как ты. Свершилась не моя воля. За меня пролилась кровь.
Никодим. Чаша терпения Господня переполнена. Святая кровь…
Русалочка. Да, святая кровь. А та, что за тебя пролил Бог – разве не святая?
Никодим. Нет прощения твоей душе. Нет предела гневу Господню. Тебя ждут вечные муки.
Русалочка. За муку ли даст Он, Чью волю я творила, вечные муки? За то, что ради Него я пролила кровь, которая была мне дороже своей? Он знает – дороже своей! Где человек, что боялся бы мук после моей муки? Я ничего не боюсь. Я шла к Тому, Кто звал меня, Кто дал мне самый трудный из всех путей, – и Он встретил меня.
Никодим (отвертываясь и закрывая лицо, бесстрастно). Моя рука да не коснется тебя. Но завтра…
Русалочка (радостно). Ты слышишь колокол? Нет? А я слышу. Некому звонить. Он сам звонит.
(Очень слабые удары колокола, слитые с далеким пением на озере, таким далеким, что не слышно слов.)
Никодим. Завтра узнают люди о смерти святого и придут сюда. Кровь вопиет о мщении. Люди тебя убьют. Мучения ждут тебя, – твое тело и твою душу.
Русалочка (глядя ему в лицо, ясно). Мне все равно.
Занавес
1900
Нет и да*
Грубые сцены
Вечерний час. Тротуар около бульварного кафе в Париже. Столики все заняты. Проходят, галдя и толкаясь, толпы всяческого народа. Пристают газетчики, фокусники, игрушечники. Дамы в шляпах и платьях приблизительно одинакового фасона, мужчины одеты даже не приблизительно, а совершенно одинаково. В первом ряду, за столиком совсем у тротуара, сидит плотный господин с черной бородой веером. Спокойный, румяный, средних лет. Неизвестной национальности. Перед ним кофе и коньяк, до которых он еще не дотронулся. Равнодушно следит за двигающейся толпой, потом оборачивается на голос. Тощий приличный француз с рыжей бородой и неистовым видом продирается к нему со стороны, между столиками и кричит: «Господин Лило! Господин Лило!»
Лило. Здравствуйте, mister Дюфи. Что это вы так торопитесь?
Дюфи (задыхаясь, не подавая руки). Я не тороплюсь… Я три дня ищу вас везде. Три ночи не спал. Наконец нашел. Я должен вас оскорбить и убить.
Лило. Неужели? Но сядьте, пожалуйста, дорогой мой. И говорите просто, с веселым видом. У вас трагическое лицо. Это дурной тон.
Дюфи. Почему дурной тон?
Лило. Потому, что трагедий больше нет. Они изъяты из общественного употребления.
Дюфи. Но вы не знаете…
Лило. Чего бы я такого не знал?
Дюфи. Моя жена умерла.
Лило. Вот как! Ну что ж. Если с вами еще случаются подобные вещи, тем более надо иметь веселый и обычный вид. Никому нет до этого дела. Человек с личным, единичным несчастьем только смешон. Общие массовые бедствия еще имеют право на некоторое внешнее обнаружение. Но это не ваш случай. Сдержитесь же…
Дюфи (становясь в позу). Вы обольстили мою жену!
Лило. В первый раз слышу! Да сядьте же. Давно вы приехали? Хотите кофе? Garcon!
Дюфи (бессознательно садится). Три дня тому назад. Ее похоронили в понедельник. Я все узнал из записки… Искал вас.
Лило (с любопытством). Узнали? Что же вы узнали? Погодите. Вот к нам подходит мой молодой друг, журналист, иностранец. Он очень милый. Он поможет вам объясниться со мною. Вы ничего не имеете против?
Дюфи (вскакивая). Я очень рад… Я готов перед всеми сказать вам…
Лило. Милый Вад, позвольте вас познакомить с моим старинным приятелем, у которого я часто гостил в Тулоне, mister Дюфи.
Здороваются. Вид – довольно худой, даже костлявый, высокий. Молод, подвижен, носит усы. Когда снял шляпу, то оказалось, что волосы у него совершенно седые, серебряные. Красивые.
Вад. Что-нибудь случилось?
Лило. Нет, чему случаться! Просто у mister'a Дюфи умерла его прелестная жена, он три дня искал меня, а найдя, говорит мне, что я ее обольстил.
Дюфи. Позвольте, я должен рассказать сам… Я так взволнован…
Лило. Веселым, веселым голосом…
Дюфи. Я очень рад, что могу при свидетеле… Моя жена отравилась через неделю после отъезда господина Лило… И оставила записку, что причина ее смерти – господин Лило… Я ничего не видел, ничего не подозревал…
Лило. Какая необыкновенная женщина! Так она отравилась? Изумительно! Первую женщину такую встречаю! Но скажите, что ж она еще написала?
Дюфи. Вот только это. Больше ничего.
Лило. Так, так… А вы, приняв во внимание, что она уже умерла, почему, из какого чувства хотите меня убить? Из ревности или из мести? То есть что вас огорчает главным образом: то ли, что она вам, как вы полагаете, изменила и я причиной, или то, что она умерла и я причиной?
Дюфи (вскакивая). Господин Лило!
Вад. Успокойтесь, mister Дюфи! На нас обращают внимание. Будем говорить про себя.
Лило (продолжая). Потому что если из мести, то нечего делать. Попробую еще убедить вас, что эти личные трагедии с убиваниями отжили век, но если не успею, вам придется убить меня, так как, пожалуй, вы и правы; я, пожалуй, и причина смерти madame Дюфи. Но если вы из ревности – бросьте. Никогда я madame Дюфи не соблазнял. Можете не верить. Но сообразите: для чего бы ей себя убивать, если б я ее соблазнил?
Дюфи (растерянно). Но если вы ее бросили… Или укоры совести…
Лило. Э, полноте! Madame Дюфи, как я вижу теперь, – исключительная женщина, но тем более! Лишить себя жизни оттого, что изменила мужу! И как же я ее бросил, я же собирался к вам опять через месяц или два! Писал вам! Нет, оставьте.
Дюфи (опуская голову). Однако вы причиной…
Лило. Искренно жалею, мой милый. Сознаюсь, я поступил опрометчиво. Но кто же мог знать? Женщина – и вдруг!..
Оборачивается к одной из проходящих мимо дам в шляпке с зелеными перьями.
Милочка! На два слова!
Дама вопросительно останавливается.
Хочешь уделить мне пять минут? Хочешь, я тебе докажу, как дважды два четыре, так что ты уже никогда не усомнишься, что вся жизнь – бессмысленна, просто один черный кошмар и что завтра ты умрешь?
Дама (не понимая). Какая жизнь?
Лило. Да всякая! Твоя, моя, наша. И все вообще – черный кошмар. И смерть кошмар. Я тебе покажу. Это мой секрет. Хочешь, я тебе его открою?
Дама (презрительно смеется). Это все, что ты хотел мне сказать?
Другая остановилась и прислушивается.
Лило (к другой). И ты не хочешь?
Другая. Старый шарлатан! Пойдем, Anne. Точно без него не знают, что все бессмысленно и глупо! Да на что смысл? Какой еще смысл?
Ушли, смеясь.
Вад (весело). Эта последняя все-таки поумнее.
Лило. Вот вам женщина. Ей и не надо. Так я всегда и думал. И не остерегался. Вообще же я очень осторожен. Что знаю – знаю про себя.
Вад. Напрасно. Вы очень вредите человечеству вашей скрытностью. Вечно буду вам это повторять!
Дюфи (вскакивает). Нет, я не могу! Не могу разговаривать! У меня жена умерла, у меня дети остались, мы восемь лет жили… Я ничего не понимаю! А они разговаривают!
Лило. А если не можете разговаривать, то прощайте!
Дюфи. Я так не могу этого оставить!
Лило. Ну, так убивайте меня скорее! Нет! И этого не можете?
Вад (вмешивается). Mister Дюфи, послушайте. Два слова только. Овладейте собою. Ведь, право же, если бы вы могли убить Лило и не могли разговаривать, то уж давно бы это сделали. Однако же не сделали… И хотите что-то понять…
