Уж что-что, а человеческий глаз я обмануть в состоянии. Да и вообще способностей у меня хоть отбавляй.

Перехватчики обогнули могучую воронку шторма и вновь взяли курс на меня. Я делала все, что могла, быстро вращаясь и закладывая крутые виражи, мотаясь из стороны в сторону, словно угодившая в центрифугу заклепка. «Мысли, как пилот, Вега». Я успела с силой выдохнуть и камнем полететь вниз, прежде чем обе пушки выстрелили. Лучи рассекли воздух у меня над головой с таким треском, что заглушили на миг рокот бури.

От скоростного падения у меня перехватило дыхание. Восстановить его удалось, лишь когда я вплотную приблизилась к вершине циклона. Вблизи штормовая масса напоминала ландшафт из множества долин и ущелий: мрачный, серый, отливающий глянцем в свете восходящей луны. Клубились плотные облака, царила зловещая тишина. Раскаты грома я ощущала скорее телом, слух не улавливал ничего. Ни одного привычного ночного звука, ни птичьих голосов, ни шорохов. Только время от времени при яростных вспышках я каждой клеткой чувствовала, как сотрясает воздух бушующая штормовая стихия.

Электронных приборов при себе у меня не было, исключая, разумеется, силиконовую дрянь в черепной коробке. Конечно, если я схлопочу разряд молнии и контакты оплавятся, песенка моя спета. Но шутам у меня на хвосте придется в разы хуже, стань они жертвами светового шоу матушки-природы. Так что, срезав спираль, я стала заманивать перехватчиков ложными кульбитами поближе к тучам. Они преследовали неуклонно, заходя по широкому кругу, медленно, насколько позволяли возможности их машин, и старались не прекращать обстрела.

Кошки-мышки. Угадать очередной выстрел. Где увернуться, где продолжать парить… Я растратила почти все свое преимущество высоты. Не хотелось прибегать к силе штормовых воздушных потоков, пока я максимально не приближусь к цели. Только в крайнем случае. Крылья мои управлялись мышцами — вот основная проблема. В отличие от преследователей, я физически не могла держать их раскрытыми постоянно.

Один из пилотов проявил сообразительность, взмыв вверх на несколько сотен метров, чтобы, спикировав, достать меня выстрелом.

Вот ты и попался. Я принялась кружить нарочито медленно, позволяя ему хорошенько прицелиться.

Выпущенный заряд опалил мне одежду. Я резко ушла в сторону, надеясь, что пламя погаснет само, и только уповала на надежность своих знаний о штормах и грозовых облаках.

Знания себя оправдали. Тераватты электрического тока, собранные в огромную ветвистую молнию, ударили прямо в воронку, оставленную ионным следом от выстрела. Ударная доза: у паренька спалило защитные экраны и, вероятно, всю электронную начинку в истребителе, получившем максимальное количество энергии, которое только мог выдержать фюзеляж, из чего бы он ни был изготовлен. Итак, клоун номер один если и не обуглился, то хлопот у него теперь по горло — не до погони.

Номер два пошел на другую уловку: сбросил высоту, то скрываясь в облаках, то вновь появляясь над их вершинами. Думаю, он понял, что остались только мы с ним и на помощь ему рассчитывать нечего. Я видела, как он кружит, выверяя траекторию для прямого попадания. Чтобы уж наверняка поразить молнией из пушки-копья.

«Самое время укрыться среди туч, Вега».

Я сложила крылья и ринулась вниз, прочь от неминуемой смерти. Словно пуля.

Какова буря изнутри? Возможно, так выглядит преисподняя. Двести километров ураганного ветра. Градины размером со сливу. Электрические разряды по краю крыльев, ток щиплет кончики пальцев рук и ног.

Куда подевался преследователь номер два, я понятия не имела. Утешало лишь то, что ему о моем местонахождении также неизвестно. Выходит, мы квиты. Ни Дом, ни Ядро не найдут меня здесь. И к черту переполох вокруг Генерал-губернатора.

От цели меня отделяла пара сотен километров, может, больше. Здесь, в центре шторма, я получала небольшую передышку и возможность парить на ветру, сколько душе угодно. Но выбираться придется: это все равно что оказаться зажатой в огромный кулак.

Я перешла на режим экономии ресурсов организма. Сразу вспомнились детство, тренировки, долгие годы в мрачных подземельях, ночные вылазки… Дыхание мое замедлилось до одного вздоха в двенадцать минут, а плотность кожи теперь могла сравниться разве что с плотностью стали, так что ледяные шарики разбивались об меня вдребезги.

Красоте везде есть место. Брызги крови на стене порой ложатся в орнамент куда более причудливый, чем может прийти в голову искусному ювелиру. Обломок кости в лесу способен поведать о смерти оленя, стать приютом терпеливым насекомым и сиять на полуденном солнце ярче жемчужины. А как восхитительна симметрия форм потертого вентиля на баллоне с кислородом… От бесперебойной его работы зависит чья-то жизнь. Это словно отлитая в металле копия небес обетованных, рая для страждущих грешных душ. Но буря… О, буря.

Башни из грозовых туч, воздушные обители природных сил. Пока стоит день, буря наливается мрачными полутонами где-нибудь на краю небосвода, но сейчас, ночью, она чернеет, как сама тьма. Воздух наполняет резкий запах электричества и водных испарений. Дрожь пробивает мое тело при каждом величавом раскате грома. Ярко-голубые вспышки на фоне ливневого мрака будто призывают духов Колосса затеять пляску среди леденящих ветров.

И я лечу, поглощенная этой красотой, ускользнувшая от погони, лечу навстречу тому, что погубило зонд номер один.

Дома не имеют никакого отношения к архитектуре. В этом они похожи на Ядро. Это скорее идеи, деньги и оружие. Возможно, политические партии.

Поуэс, возникший здесь, на Мире Хатчинсона, занимал до недавних печальных событий достаточно большую часть дворца Генерал-губернатора. В детстве я даже состояла в списке дворцовых слуг. Выполняла обязанности пажа в перерывах между операциями, тренировками и долгими, тяжкими часами в подземельях Капитолийского массива.

Ядро везде и нигде. Дома нигде и повсюду. Некоторые полагают, что между Ядром и Домами нет никакой разницы; другие — что между ними пропасть.

Детство мое прошло в полетах и падениях. Летала и падала я чаще, чем любой человеческий ребенок.

Детство мое прошло в подготовке к такому дню, как этот.

Миновав уровень грозовых облаков, я на собственной шкуре ощутила, как тонка грань между величественной красотой и разрушительной, повергающей в ужас силой бури. Здесь, внизу, начиналось царство тяжелого тумана, ледяного дождя вперемешку с градом и сильнейшего ветра, ветра повсюду. Холод был настолько жесток, что даже моих способностей терморегуляции оказалось недостаточно, чтобы побороть его.

Черт тебя побери, Ядро. Если тот второй подонок все же прорвался следом, не развалившись на кусочки, то здесь он и обретет покой.

Внезапный порыв ветра с ошеломляющей силой ударил меня сбоку, закружил, ломая крылья, и швырнул на поверхность Колосса вниз головой. Я едва успела заслониться руками, прежде чем рухнула в сугроб, пропахав корку наста и ободрав ткань и кожу. Сущий ад.

— Проклятие, — буркнула я, несмотря на забитый снегом рот.

Такого я не планировала, не с моими крыльями. Там, где ударом вырвало соединения из нейрошунтов, все ныло от боли. Я отключила питание и потратила некоторое время на то, чтобы снять крылья. Довольно болезненное занятие. Пришлось поерзать и повозиться.

Освободившись, обнаружила пару морозных лис, наблюдавших за мной.

— Обеда не будет! — крикнула я с улыбкой сквозь завывания ветра. Как будто мне это могло помочь.

Морозные лисы, чешуйчатые, длиннотелые падальщики, отличались врожденной глухотой. Питались они в основном белыми жуками, лишайниками и друг другом. Но при весе сорок килограммов даже один такой зверь мог стать проблемой.

К вою бурана добавился какой-то звук, и я подняла голову точно в тот момент, когда второй истребитель с ревом пронесся по небосклону, сотрясаемый шквальным ветром. Морозные лисы исчезли.