В подвале стояли десять тяжелых механизмов, каждый размером с паровой двигатель. К ним нельзя было приближаться с кардиостимуляторами и другими имплантатами, но Майк об этом знал и заранее выложил все металлические предметы, прежде чем спуститься вниз и пройти через дверь с сигнализацией. В каждой машине скрывался десятитонный брусок сверхчистого железа, погруженный в вакуум и подвешенный в магнитном поле. Джон склонен был ударяться в лирику, повествуя о прочности вакуума и о динамической стабильности генераторов магнитного поля. Если бы Кардифф встряхнуло шестибалльное землетрясение, бруски не ощутили бы ни малейшего колебания.

Джо величал это помещение телефонной станцией.

Приборы назывались корреляторами. Восемь постоянно действовали в рабочем режиме, в то время как два оставшихся отключались для ремонта и усовершенствований. Восемь функционирующих аппаратов занимались вызовами наугад — гнали случайные наборы цифр через разрыв между квантовыми реальностями, ожидая, не отзовется ли кто на другом конце. В каждой машине с помощью лазера постоянно поддерживалось возбуждение квантов. Отслеживая гармоники колебаний в возбужденном железе, ответный вызов, как выражался Джо, тот же лазер, определял, когда брусок попадал в замыкание с другой ветвью квантовой реальности — с другой мировой линией. В сущности, брусок попадал в резонанс со своим двойником в другой версии того же подвала в другой версии Кардиффа.

Когда устанавливалась связь, когда замыкались две вызывающие машины, две неразличимые до сих пор линии образовывали информационную цепь. Когда лазер передавал на железо низкоэнергетические импульсы, достаточные, чтобы воздействовать на него, не нарушая в то же время связи, толчки регистрировались в лаборатории-двойнике. Таким образом можно было передавать сигналы в обе стороны.

— Вот эта крошка, — проговорил Джо, похлопав действующую машину. — И похоже, связь надежная. Должна продержаться дней десять — двенадцать. Думаю, это работа вот этой самой.

Майк покосился на повязку у него на шее, чуть ниже затылка:

— Ты что, нервосвязь вставил?

— Помчался в медицинский центр, едва узнал о замыкании. Волновался — первый раз, как-никак. А оказалось проще простого. Совершенно безболезненно. Через полчаса я уже оттуда вышел. Меня даже угостили чайным печеньем.

— Угу, чайное печенье, значит. Ничего лучшего, надо думать, не нашлось. Надо понимать так, что ты сегодня уходишь?

Джо запустил руку за плечо и, сорвав повязку, открыл крошечное пятнышко, как от пореза при бритье.

— Скорее завтра. Или, может, в воскресенье. Нервосвязь еще не задействована, а потом к ней надо привыкнуть. Да ведь времени у нас вагон, даже если не включать нервосвязь до воскресенья. Все равно еще будет пять-шесть дней чистого сигнала, пока мы не выйдем на предел помех.

— Тебе, должно быть, не терпится?

— Для меня сейчас главное — ничего не напортачить. Ребята из Хельсинки и так наступают нам на пятки. По моим расчетам, отстают всего на несколько месяцев.

Майк знал, как много значит для Джо этот последний проект. Передача информации между различными реальностями — это одно дело и, собственно говоря, само по себе немалое достижение. Но теперь технология вырывалась из лаборатории в жизнь. По всему миру существовали сотни лабораторий и институтов с такими же корреляторами. За пять лет почти невероятный прорыв в науке превратился в признанную составляющую современного мира.

Но Джо и его команда всегда работали на переднем крае технологии и не стояли на месте. Они первыми научились передавать и принимать из другой реальности голосовой и видеосигнал, а в последний год применили снабженного камерами наблюдения робота из тех, что использовались туристами до изобретения нервосвязи. Джо даже позволил Майку поводить немного такого робота. Управляя его манипуляторами через специальные, передающие мускульный сигнал перчатки и глядя на мир его глазами, выводящими стереоскопическую проекцию на шлем, который создавал эффект виртуальной реальности, Майк действительно чувствовал себя так, словно во плоти перенесся в другую лабораторию. Он мог ходить по ней и брать в руки вещи так, словно на самом деле перешел в альтернативную реальность. Самым удивительным оказалась встреча со второй версией Джо Ливерсэджа, работавшей в лаборатории-двойнике. Оба Джо воспринимали эту ситуацию с невозмутимым спокойствием, словно сотрудничество со своим двойником — самое обычное дело.

На Майка робот произвел большое впечатление, но для Джо это была только ступенька к чему-то лучшему.

— Ты только подумай, — говорил он. — Несколько лет, как туристы стали вместо роботов подключаться к нервосвязи. Кому интересно таскать по какому-нибудь ароматному заграничному городу громыхающую махину, когда можно управлять теплым человеческим телом. Да, робот видит, двигается, может взять вещь в руки, но он не передает тебе запахов, вкуса пищи, тепла, прикосновения других людей.

— Угу, — неохотно промычал Майк.

Он, по правде сказать, не одобрял нервосвязи, хотя именно нервосвязь давала заработок Андреа.

— Ну вот, мы собираемся сделать то же самое. Установка уже собрана. Подключить ее — пара пустяков. Нужно только дождаться прочной связи.

И вот Джо дождался. Майк так и видел глазами друга заголовок на обложке «Nature». Может, тот уже представлял себе долгую поездку в Стокгольм.

— Надеюсь, у вас все сработает, — сказал Майк. Джо снова потрепал коррелятор по кожуху:

— Я на него надеюсь.

И вот тогда к ним подошел один из практикантов Джо. К удивлению Майка, обратился он не к Джо, а к нему:

— Доктор Лейтон?

— Это я.

— Там вас хотят видеть, сэр. Кажется, что-то важное.

— Меня хотят видеть?

— Сказали, вы оставили в кабинете записку.

— Оставил, — рассеянно подтвердил Майк. — Но я же предупредил, что скоро вернусь. Неужто настолько важно?

Как выяснилось, искала Майка сотрудница полиции. И, увидев ее наверху лестницы, Майк сразу понял по ее лицу, что ничего хорошего не услышит.

— Случилось кое-что… — начала она. Вид у нее был обеспокоенный и очень-очень молодой. — Где бы нам поговорить?

— Зайдите в мой кабинет, — предложил Джо и открыл ближайшую по коридору дверь.

Потом он оставил их вдвоем, сказав, что спустится в вестибюль к кофейному автомату.

— У меня плохая новость, — сказала девушка из полиции, когда Джо закрыл за собой дверь. — Наверное, вам лучше сесть, мистер Лейтон.

Майк выдвинул из-под стола стул Джо, заваленный бумагами, — кажется, Джо проверял курсовые. Майк сел, не зная, куда девать руки.

— Что-то с Андреа, да?

— Боюсь, что с вашей женой этим утром произошло несчастье.

— Какое несчастье? Что случилось?

— Вашу жену сбила на улице машина.

Гадкая мыслишка промелькнула в голове Майка: вот чертовка, вечно она носится через дорогу, не глядя по сторонам. Сколько раз он ей говорил, что когда-нибудь она пожалеет!

— Как она? Куда ее отвезли?

— Мне в самом деле очень жаль, сэр… — Сотрудница полиции запнулась. — Ваша жена скончалась по дороге в больницу. Как я поняла, врачи «скорой» сделали все возможное, однако…

Майк слышал и не слышал ее. Этого не может быть. Да, машины еще иногда сбивают людей. Но никто больше не умирает, попав под машину. Машинам в населенных пунктах не разрешается развивать скорость, при которой можно убить человека. Погибнуть, попав под машину, — такое случается в мыльных операх, но не в жизни. Не чувствуя собственного тела, словно издалека, Майк спросил:

— Где она сейчас? — Словно, увидев ее, смог бы доказать, что они ошиблись, что она вовсе не умерла.

— Ее доставили в Хит, сэр. Сейчас она там. Я могу вас подвезти.

— Андреа не умерла, — проговорил Майк. — Не могла умереть. Только не сейчас.

— Мне очень жаль, — сказала девушка из полиции.

Последние три недели, проведенные с ней врозь, Майк ночевал в свободной комнате в доме брата, в Ньюпорте. С братом было хорошо, но сейчас Билл уехал на уик-энд в Сноудонию на какой-то дурацкий командный тренинг. Из-за своего занудства брат решил взять с собой ключи от дома, оставив Майка без ночлега на вечер пятницы. Когда Майк спросил, куда ему деваться, Билл посоветовал вернуться в собственный дом, оставленный в начале месяца.