— Вот, Адам, почитай это. Возможно, ты найдешь здесь немало поучительного.

Я скептически посмотрел на книгу. «История человечества в космосе».

— Опять Луна.

— Прочитай ее сам.

— Очередная куча лжи, я уверен.

— С фотографиями.

— Фотографии ничего не доказывают. Эти люди могли их подделать.

— Какая разница! Прочти ее, просто прочти, — сказал Джулиан.

По правде сказать, идея меня вдохновила. Мы много раз спорили на эту тему, Джулиан и я, особенно осенними ночами, когда Луна низко и угрожающе висела на горизонте. «Там ходили люди», — говорил он. В первый раз я посмеялся над этой фразой, во второй съязвил: «Ну да, я и сам вскарабкался туда по радуге…» Но Джулиан не шутил.

Да, я слышал эти истории и раньше. А кто не слышал? Люди на Луне. Меня всегда удивляло, как в подобные россказни мог верить мой образованный и умный друг.

— Просто возьми книгу, — настаивал он.

— Для чего, чтобы хранить?

— Ну, естественно.

— Уж поверь, я ее сохраню, — пробормотал я и засунул том в седельную сумку, чувствуя себя одновременно гордым и виноватым.

Я читаю книги без печати Доминиона. Что сказал бы отец, узнав об этом? Как отреагировала бы мать? (Естественно, я ничего им не показывал.)

После этого я нашел поблизости поросшее травой местечко, где устроился поудобнее и съел припасенный на дорогу ленч, наблюдая за Джулианом, который продолжал копаться среди обломков прошлого с каким-то научным рвением. Подошел Сэм Годвин и сел рядом, обмахнув рукой бревно, чтобы не запачкать свою форму.

— Он действительно любит эти старые книги, — решил я завязать беседу.

Учитель обычно не отличался разговорчивостью — настоящий портрет старого ветерана, — но сейчас кивнул и без лишних церемоний ответил:

— Его научили любить их. Я сам помог ему в этом. Вот сейчас думаю: так ли уж это было мудро? Не перестарался ли я? Возможно, когда-нибудь книги его убьют.

— Каким образом, Сэм? Подвигнут на отступничество?

— Джулиан слишком умен, это ему вредит. Он препирается с духовенством Доминиона. Буквально на прошлой неделе я видел, как он спорил с Беном Крилом[8] о Боге, истории и прочих абстрактных вопросах. А вот именно этого ему делать и не следует, если, конечно, Джулиан хочет сохранить свою жизнь.

— Почему, ему что-то угрожает?

— Зависть властей предержащих, — ответил Сэм, но больше ничего не сказал, только сидел и поглаживал свою седую бороду, время от времени с тревогой поглядывая на восток.

День близился к концу, и в конце концов Джулиану пришлось оторваться от кучи книг, прихватив с собой только парочку призов: «Введение в биологию» и еще один том, «География Северной Америки». Пора идти, настаивал Сэм, лучше вернуться в поместье до ужина. В любом случае всадники уже выехали, официальные сборщики и кураторы Доминиона скоро прибудут, дабы разобрать оставшееся.

Но я говорил, что Джулиан познакомил меня с одной из ересей. Вот как это случилось. В сонном царстве вечера мы остановились на вершине холмистой гряды, смотрящей на Уильямс-Форд, огромное поместье наверху, и Сосновую реку, берущую начало в горах на западе и несущую свои воды по долине. С этой точки мы видели шпиль Доминион-Холла, вращающиеся колеса мельницы и лесопилки, от уже подходящих сумерек вокруг висела синева, туманная от дыма очагов, тут и там расцвеченная остатками осенней листвы. Дальше к югу железнодорожный мост подвешенной нитью нависал над тесниной Сосновой. Погода словно говорила: «Идите в дом, сейчас хорошо, но это ненадолго, заприте окна, разожгите огонь, сделайте себе яблочного взвара — скоро зима». Мы оставили лошадей на ветреной вершине, и Джулиан нашел куст ежевики с крупными ягодами. Мы сорвали несколько и съели.

Это был мир, в котором я родился. Стояла самая обычная осень, каких на моей памяти прошло уже немало, но я не мог не думать о Свалке и ее призраках. Может, люди, жившие во времена Нефтяного Расцвета и Ложного Бедствия, так же относились к своим домам и окрестностям, как и я к Уильямс-Форду? Для меня они были привидениями, но себе-то казались реальными — должны были быть реальными. Они не понимали своей призрачной сущности, а значит, и я сам всего лишь дух, выходец с того света для грядущих поколений?

Джулиан заметил странное выражение моего лица и поинтересовался, в чем дело. Я поделился с ним своими размышлениями.

— Ты прямо как философ, — ухмыльнулся он.

— Ну тогда понятно, почему они такие жалкие.

— Адам, ты несправедлив, ты же за всю свою жизнь не встретил ни одного философа.

Джулиан в них верил и даже заявлял, что видел одного или двух.

— Ну, я думаю, человек жалок, если воображает, будто он — призрак или что-нибудь в таком же духе.

— Это условия существования всего на свете, — возразил мой друг. — Вот возьмем эту ягоду, к примеру. — Он сорвал одну и протянул мне, держа на своей бледной ладони. — Неужели она всегда так выглядела?

— Естественно, нет, — нетерпеливо ответил я.

— Когда-то она была зеленой почкой, еще раньше частью куста, а до того семенем внутри ягоды…

— И так по кругу, до бесконечности.

— Нет, Адам, в этом и смысл. Ежевика, вон то дерево, тыква в поле, ворон, летящий над ними, — все они произошли от предков, которые не походили на них в точности. Ежевика или ворона — это форма, а формы со временем меняются, так же как облака, когда путешествуют по небу.

— Формы чего?

— ДНК, — честно ответил Джулиан. (Его новая книга по биологии была далеко не первой, которую он прочитал по этому предмету.)

— Джулиан, — предупредил Сэм, — я обещал родителям этого мальчика, что ты не будешь его развращать.

— Я слышал о ДНК, — ответил я. — Это жизненная сила предков-материалистов. Миф.

— Вроде людей, ходящих по Луне?

— Именно.

— И на кого же ты опираешься, говоря так? На Бена Крила? На «Историю Союза»?

— Все меняется, кроме ДНК? Это чересчур даже для тебя, Джулиан.

— Да, он действительно забавен, если бы я такое говорил. Но ДНК изменчива. Она старается запомнить себя, но ей никогда не удается сделать это в совершенстве. Вспоминая рыбу, она воображает ящерицу. Вспоминая лошадь, представляет гиппопотама. Вспоминая обезьяну, представляет человека.

— Джулиан! — настойчиво повторил Сэм. — По-моему, достаточно.

— Ты говоришь как дарвинист, — заметил я.

— Да, — признал мой друг, улыбаясь при мысли о столь жуткой ереси. Осеннее солнце придало его лицу оттенок медного пенни. — По-видимому, да.

В ту ночь я лежал в кровати, пока не убедился, что родители заснули. Потом встал, зажег лампу и взял новую (или, скорее, очень старую) «Историю человечества в космосе», которую перед этим спрятал под дубовым комодом.

Я листал ломкие страницы. Я не читал книгу. Собирался, но сегодня слишком устал и не мог сосредоточиться. В любом случае мне просто хотелось посмаковать слова (хотя они вполне могли быть ложью и выдумкой), а не ломиться сквозь них. Сегодня мне хотелось попробовать текст, иными словами, посмотреть на картинки.

В книге было множество фотографий, и каждая приковывала взгляд новыми чудесами и невероятными вещами. Одна из них показывала — или подразумевала — людей, стоящих на поверхности Луны, прямо как описывал Джулиан.

Люди на картинке были, по всей видимости, американцами. На плечах их лунных одежд виднелись эмблемы с флажками, архаические версии нашего собственного знамени, правда, звезд оказалось не шестьдесят, а гораздо меньше. Их одежда была белой и какой-то неуклюже громоздкой, похожей на зимние шубы эскимосов, и они носили шлемы с золотыми забралами, скрывавшими лицо. Наверное, на Луне очень холодно, если исследователям понадобилась такая нескладная защита. Возможно, они прибыли туда зимой. Тем не менее я не заметил на картинке льда или снега. Луна казалась похожей на пустыню, сухую, как палка, и пыльную, как гардероб мусорщика.