Когда музыка смолкла, Майкл подал ей руку, рассчитывая на второй танец. Не в силах устоять перед соблазном досадить Шэйну, Касси согласилась и вновь сосредоточила все свое внимание на Майкле.

Опасаясь заронить в сознание Майкла ложные надежды, она отказалась от третьего танца, сказав, что ей необходимо отдышаться. Касси окинула взглядом зал, желая отыскать Шэйна и узнать, кого из дам он развлекает. Она заметила стайку девушек, по меньшей мере лет на десять моложе ее, что называется, в самом расцвете юности. Девушек, вполне созревших для замужества. Девушек, которых привлекательный и хорошо обеспеченный человек вроде Шэйна мог заполучить в одно мгновение. Девушек, которых такой тип, как он, наверняка предпочтет ей — одинокой двадцативосьмилетней деве. Только намекни — и все вокруг с радостью избавятся от нее.

Не найдя Шэйна, Касси ощутила внезапный укол разочарования и тут же мысленно дала себе пинка за подобные чувства. Она направилась к столу с пуншем. Низкий голос Шэйна, прозвучавший за спиной, заставил ее вздрогнуть.

— Позвольте, — пророкотал знакомый голос. Касси резко обернулась и увидела Шэйна с двумя стаканами пунша. Не говоря ни слова, она взяла один, надеясь, что прохладная жидкость остудит румянец, предательски выступивший на щеках. Она ожидала увидеть в его глазах выражение твердости, непреклонности, но взгляд его был холоден и непроницаем.

Наконец, Касси подняла свои выразительные глаза и постаралась улыбнуться, приподняв стакан.

— Как раз то, чего мне не хватало. Спасибо.

— Очень рад. Может быть, мы могли бы выйти наружу, немного подышать свежим воздухом? У меня для тебя сюрприз.

Касси окинула взглядом парад невест и их надзирательниц и подумала про себя, что они вряд ли одобрят ее поступок, чем бы он ни был мотивирован, но тут же отбросила все сомнения в сторону.

— Спасибо. Было бы весьма кстати.

Они выскользнули и чернильную темноту, и Касси глубоко вдохнула освежающий воздух. Прохладный ночной ветерок играл ее длинными локонами, свободно ниспадавшими на спину. Касси с удовольствием поежилась, когда тот же ветерок пробежал по коже. Запрокинув голову, она смотрела на сияющие звезды, танцевавшие на залитом лунным светом небосклоне.

Желая упредить эмоции, которые, как ей было известно, он умел пробуждать в ней, Касси мечтательно проговорила:

— Когда я была маленькой, отец, бывало, сидел со мной на балконе нашего дома и показывал, где какая звезда. Видишь вон ту? — Касси показала на север. Глаза Шэйна последовали за ее взглядом. — Это особенная звезда, она моя. Отец сказал, что до тех пор, пока сияет она, буду сиять и я. Когда я печалилась, он, бывало, говорил, чтобы ободрить меня: «Посмотри, как ярко светит твоя звезда, значит, и ты не должна грустить».

Глядя в глаза Шэйна, Касси улыбнулась наплывшим воспоминаниям.

— И я верила ему. Думала, что такое множество звезд на небе от того, что у каждого человека — а ведь людей так много — есть своя собственная звезда.

— Я вижу, твой отец был необыкновенным человеком, — негромко заметил Шэйн.

— Да, Шэйн. Он всегда верил в меня. В мой успех. И видишь — несмотря ни на что, моя звезда все еще ярко горит.

Ее поразила нежность, вдруг засветившаяся в его глазах, прежде чем он успел отгородиться от этого чувства, вызванного воспоминаниями о доброте, постоянно светившейся в глазах ее отца.

— Я чувствую, что твоя звезда будет сиять всегда, Касси, девочка.

Эти нежные слова изумили Касси. Неужели в ее-то возрасте кто-то еще может воспринимать ее как девочку.

Как только Шэйн опустил руку в карман и вынул оттуда свой «сюрприз», Касси не смогла совладать с любопытством. Когда он развернул сверток и в руке у него оказались воздушные розовые чулки, глаза ее округлились. У нее перехватило дыхание. Это были самые прекрасные чулки, которые ей когда-либо доводилось видеть. Поскольку максимум того, что она могла позволить себе, сводился к обыкновенным практичным хлопчатым чулкам, Касси никогда даже не мечтала о таких элегантных, таких соблазнительных предметах туалета. Эти чулки, должно быть, соткали эльфы. Никогда не доводилось ей видеть такой тонкой работы. Завитки плюща и розы были вышиты от щиколотки до самого колена. Дыхание Касси почти остановилось, когда, протянув руку, она благоговейно прикоснулась к ним. Шелк! Настоящий шелк!

Ей казалось, что она уже достигла предела изумления, но Шэйн опустил в карман другую руку. На его загрубевшей от работы ладони оказалась атласная подвязка. Когда он приподнял ее, изящные, розового цвета ленточки мягко развернулись, и стало видно, что подвязка расшита бисером, а по краям украшена кисточками цвета красного вина.

Касси боролась с раздиравшими ее противоречивыми чувствами. Шэйн преступил все границы приличия. Ей не следовало даже смотреть на предложенные им чудесные творения, тем более прикасаться к ним, хотя ужасно хотелось сохранить их. Она открыла было рот, чтобы с возмущением отказаться от подарка, но тут же плотно сжала губы. Проклятие, она не в силах была отказаться от него!

Касси перевела взгляд с изящных розовых чулок и всмотрелась в его лицо. Заметив, что губы Шэйна подрагивают от плохо скрываемого удивления, она поняла, что ей следовало рассердиться на его откровенное пренебрежение приличиями. Вместо этого то обстоятельство, что он отлично видит, в каком затруднении она находится, заставило ее возжелать эти проклятые вещицы еще сильнее.

Касси мучительно силилась подыскать слова отказа, а тем временем ее рука непроизвольно вытянулась вперед и коснулась сначала шелка, затем атласа — и она сдалась. Хуже всего было то, что он знал это.

Как только она попыталась что-то сказать, Шэйн опустил руку в карман. Вынув оттуда подвязку, взятую им в тот день на лугу, он наклонился еще ближе, в его глазах плясали чертики.

— Поверь, сделка более чем справедливая.

— Но я не могу…

— Нет, можешь. Не забывай, я должен тебе пару.

— Но не таких, как эти. — Касси не могла оторвать глаз от роскошных вещиц. — Ты же знаешь, мне даже не стоит говорить на эти не принятые…

Шэйн прижал свой палец к ее губам.

— Тогда и не говори.

Еще несколько мучительных мгновений Касси боролась с укорами своей совести, прежде чем взяла подарки. Безотчетно она сунула их в карман юбки, не давая себе времени передумать. Если бы только мать могла ее видеть сейчас…

Шэйн почувствовал горьковато-сладкий привкус сожаления, когда попробовал прочесть послания, скрытые в глубинах глаз Касси. Он играл в безрассудно опасную игру. «Однако ставки в ней необычайно высоки, — напомнил он сам себе, — достаточно высоки для оправдания его действий. Если не удастся убедить ее продать землю каким-либо другим способом, кто знает, может быть, она пойдет на это ради любви».

Пока он пытался найти оправдание мотивам своих поступков, рука его нежно коснулась атласной кожи ее щеки, медленно и трепетно скользнула к уголку губ. «Всего одно прикосновение, один поцелуй, прежде чем уйти. Исключительно, чтобы только убедить ее», — говорил он себе.

Шэйн провел огрубевшим от работы большим пальцем по ее полной нижней губе и был поражен тем, какую дрожь вызвало в ней это движение. Ему хотелось знать, чье прерывистое дыхание он явственно слышит: свое собственное или ее. Между тем сильное волнение подтолкнуло трепещущее тело Касси почти вплотную к Шэйну. Воздух вокруг как-то сразу невероятно сгустился. Стало трудно дышать. Прежде с необыкновенной скоростью мелькавшие мысли превратились в вялотекущую патоку. Каждое следующее движение к сближению приближало Шэйна к шепоту ее волос на ветру, к влекущей плоти, которую он так хорошо помнил.

С мучительной медлительностью Шэйн приблизил свои губы к ее губам. Она почувствовала, как по жилам заструилось тепло. Одна рука обхватила его шею. Кожа на его пальцах оказалась вовсе не грубой, как она думала, наоборот — удивительно шелковистой, удивительно чувственной. Ее пальцы коснулись его шеи, того самого места, где бился пульс, ощущая его бешеный ритм, такой же бешеный, как ее собственный.