— Фантазию? Ты не можешь назвать это фантазией, так как ты уже пережила это. И, насколько я помню, я сделал эту фантазию реальностью, — его голос опускается до уровня сексуальности «трахни меня снова у грузовика», и мне приходится сжать ноги.

— Да, ты, определенно, это сделал. Спокойной ночи, Оли. Я люблю тебя.

— Но мы только начали.

— Вот именно. Если мы сейчас не закончим, я никогда не прочитаю эту главу.

— Тогда холодный душ. Спокойной ночи.

Оливер

Я в аду и никому не могу рассказать об этом. Поэтому, если мне не удастся выбраться, я надеюсь, что Вивьен знает, как далеко я готов пойти за ней. Время, проведенное с Кэролайн, ничего не улучшает, только подпитывает мою ненависть к ней. Как она может быть такой эгоцентричной? Она отказывается делать какой-либо прогресс только из-за того, чтобы ей уделяли внимание. Вероятно, она знает, что я уеду, как только ее состояние снова стабилизируется, что означает, что я не стимулирую ее улучшения, как думают ее родители.

Работа — единственная вещь, которая спасает меня сейчас. Но даже она начинает меня раздражать. Слишком много людей знают о моем прошлом. Это, конечно, не то, что передают по национальным новостям, но все-таки это было большое событие, чтобы не заметить. У меня есть клиенты со своими собственными проблемами, которые считают, что час времени со мной, за который они платят четыреста долларов, должен быть использован, чтобы утешать своего уязвленного адвоката. Если бы я не знал, то подумал бы, что Брайс и Митчелл дают мне клиентов только женского пола, чтобы посмотреть, не сломаюсь ли я.

Сегодня, в день, когда у большинства людей выходной, и они выражают свою благодарность, я с Кэролайн, Дугом и Лили. Ничто не сравнится с Днем благодарения, проведенном в больнице для душевнобольных. Кэролайн выглядит довольной из-за того, что я здесь, а в свою очередь и Дуг с Лили тоже.

— Как мама и папа? — спрашивает Кэролайн.

Я смотрю на Дуга и Лили, а затем снова на нее. У нее, должно быть, ухудшение состояния, она снова бредит, потому что не может узнать своих собственных родителей.

Она смотрит на меня.

— Оливер, твои родители, я спросила, как они.

Мои пальцы впиваются в подлокотник кресла, а челюсть сжимается. Я привык к людям, которые заманивают меня в ловушку. Я пережил это благодаря своей работе. Черт, я давал советы своим клиентам, как оставаться спокойными при даче свидетельских показаний во время перекрестного допроса, но все те знания и самоконтроль потеряны. Не могу применить их в тот самый момент, когда больше всего в них нуждаюсь.

— Мама и папа? — говорю я сквозь зубы.

— Оливер… — Дуг встает.

Я поднимаю руку, чтобы остановить его.

— Когда ты подарила им внучку, моя мама сказала, что ты можешь их так называть.

— Оливер, — говорит Лили с отчаянной мольбой в голосе.

Я игнорирую ее.

— Но я чертовски уверен, что ты утратила эту привилегию, когда задушила их внучку проклятой подушкой!

Моя грудь тяжело поднимается от презрения, когда я нависаю над ней. Кэролайн подтягивает ноги к груди и кричит, нарушая тишину, которую я вызвал среди других пациентов и посетителей. Кровь, пульсирующая в моих ушах — оглушающая.

Меня вывел какой-то парень в белой форме, но я не сопротивлялся. Фактически, когда мы достигаем первого этажа, я выбегаю из здания. Автоматические двери открываются, когда я подхожу к ним, и прохладный осенний ветерок приветствует меня. Мои легкие втягивают воздух с жаждой марафонца, когда я сгибаюсь, поставив руки на колени.

Я так сильно ее ненавижу.

***

Это была ошибка эпического масштаба. Я должен был быть в Бостоне, сидеть за обеденным столом со своей семьей… с Вивьен. Вместо этого, я виляю между машинами по дороге к дому Дуга и Лили на арендованной машине. Почему я не перевез свою машину сюда? Ах, да, правильно, не предполагалось же, что я пробуду здесь так долго!

Оставаться с ними больше не вариант. Мне нужно убираться оттуда к чертовой матери. Я пакую свои вещи и еду в отель продолжительного пребывания. Что я действительно хочу, так это купить билет обратно в Бостон и сказать Портленду «прощай» навсегда. Мне не нужно ничего, кроме как забраться в кровать с Вивьен и предать забвению весь остальной мир. Тем не менее, все, что я собираюсь сделать, это пробыть здесь достаточно времени, чтобы убедиться, что Брайс и Митчелл могут справиться со всеми клиентами, которых я взял на себя вместо Валери, которой нужно побыть в декрете дольше.

— Эй, счастливого Дня благодарения! — просто звук ее голоса делает все лучше.

— И тебе счастливого Дня благодарения. Мне действительно нужно было услышать твой голос.

— Всё в порядке?

Я падаю на спину на гостиничной кровати и закрываю глаза.

— Теперь да.

— Я думала, ты все еще в больнице.

— У нее был не очень хороший день, поэтому я ушел раньше, — я чувствую себя трусливой задницей из-за того, что обманываю. Я не знаю, как поеду домой и скажу Вивьен, что все это время, что я провел вдали от нее, было потрачено впустую.

— Это плохо. Я надеялась, ради тебя, что ей сегодня будет получше.

— Твои родители приехали?

— Да, наши мамы на кухне творят волшебство. Я только что поставила пироги в духовку.

— Ты печешь пироги?

— Спасибо за вотум доверия, малыш. Да, я сделала тыквенный пирог и пирог с орехами пекан.

— Они пекутся или разогреваются?

— Пекутся, идиот. Твоя мама помогла мне сделать идеальную корочку, а моя мама контролировала процесс наполнения начинкой. Так что, если таймер на духовке сработает вовремя, у меня будут фотографии, которые я отправлю тебе и Алекс, чтобы похвастаться.

— Я впечатлен и так расстроен, что меня там нет.

— Я тоже. Мы все по тебе соскучились и ждем не дождемся, чтобы увидеть тебя.

Больно дышать. Боже, как я соскучился по ней. Наш первый День благодарения вместе мы празднуем раздельно.

— Я тоже по тебе соскучился. Ченс ведет себя хорошо? Он полностью одет?

— Он ведет себя очень хорошо, потому что он привел гостя, — она смеется.

— Что? На День благодарения?

— Ронни.

— Не может быть!

— Да, может. Ты же знаешь, что он нанял ее на работу по электронной почте. Ну, это потому что ее семья живет в Огайо. Она собирается домой на Рождество, но решила остаться в Бостоне на День благодарения, поэтому Ченс пригласил ее.

— Как всё проходит?

— Я бы сказала, что потребуется что-то серьезнее, чем электрический нож для нарезки мяса, чтобы разрезать сексуальное напряжение.

— Что?

— Я серьезно. Я вроде как возбуждена только оттого, что нахожусь рядом с ними.

— Бл*дь! Вивьен! Тебя кто-то слышит?

Мне приходится поправить себя, так как мысль о том, что она возбуждена, делает меня твердым как сталь.

Она хихикает.

— Нет, я проскользнула в гостевую спальню, чтобы уединиться и потому, что телевизор работал слишком громко.

— Таааак… ты одна?

— Угу.

— И возбуждена?

— Угу.

Я чертова катастрофа. У меня в голове каша. Я только что соврал человеку, которому поклялся никогда не врать снова, но, несмотря на все это, я все еще парень и мне нужно это.

— Закрой дверь.

— Уже.

— Боже, я люблю тебя.

— На мне надет светло-розовый кружевной бюстгальтер пуш-ап и соответствующие трусики-стринги.

Святой, святой Иисус. Мне даже не пришлось спрашивать, что на ней надето. Не помню, чтобы видел ее когда-либо такой возбужденной, а дерьмовая часть состоит в том, что я фактически не вижу ее. Черт возьми!

— Что надето поверх этого?

— Ничего, малыш. Я сняла свитер и джинсы, пока мы говорили о пирогах.

Ох, блин, это не происходит на самом деле. Я расстегиваю свои джинсы и спускаю их достаточно низко, чтобы освободить свой член.

— Оли… я такая влажная для тебя.

Я провожу рукой несколько раз по члену. Она даже не дает мне возможности что-то сказать. Все что я могу — это закрыть глаза и представить себе ее голое тело, сидящее на мне сверху, неустанно скачущее на мне, забирающее весь контроль, прямо так, как она уже делает это.