— Я проведу тебя домой.

— Не будь идиотом. Я живу через дорогу, — ее голос лишен эмоций, когда она поворачивается и идет по коридору к лестнице.

Я чувствую, что она, по крайней мере, немного разочарована, но я не знаю, что я ещ могу сказать или сделать сегодня. Выглядывая из окна спальни, я наблюдаю, как она сбегает вниз по ступенькам и бежит через дорогу. Я замечаю, что когда она нащупывает замочную скважину, чтобы вставить ключ, ее рука продолжает вытирать глаза.

Дерьмо! Она плачет.

Вивьен

Между домом Оливера примерно двадцать шагов, но я преодолела это расстояние меньше, чем за десять. Держать себя в руках, пока не доберусь до безопасности своего святилища, мучительно, но не настолько, как слышать еще один отказ. Я видела его боль, но я ничего не смогла рассмотреть за ней. Сообщение на телефоне, изрезанная подушка, его всхлипы, пронизанные болью, я хотела забрать его боль и думала, что он сможет сделать то же самое для меня. Позволяя своей защите пасть, позволяя ему видеть меня… всю меня.

Я положила свое сердце на пол его спальни; своими словами он подобрал его, а глазами — вернул мне его. Впервые кто-то смотрел на мою спину, и у него не было жалости в глазах. Врачи, мои родители, Кай, Алекс, у всех у них было одинаковое выражение лица, но не у Оливера. В его глазах я видела женщину, а не жертву, и у той женщины шрамы исчезли, а мое сердце возродилось. Потом он это все забрал. Измученная нервозностью, которая сотрясала всё мое тело, мне нужно было, чтобы он обнял меня, унял мою боль, незащищенность и уродство, которые беспокоили мое тело и душу.

Он оставил меня ни с чем, а я оставила ему видение, которое будет изводить его сознание, пока он не очнется и не увидит то, что видели все до него — слишком много, чтобы пережить это. Я знаю, что тот момент был настоящим, но он прошел и я боюсь, что мы никогда не сможем его вернуть.

Закрывая за собой дверь, я вытираю глаза. Комната ощущается холодной, пустой и одинокой. Алекс ушла, но я хотела бы, чтобы она была здесь. Мне нужны были чьи-либо объятья, неважно чьи.

Стук в дверь пугает меня. Сердце стучит в груди, а тело замирает возле двери. Я приоткрываю ее и вижу Оливера.

Он здесь!

Он протягивает мою сумочку, висящую у него на пальце.

О, я просто забыла сумочку.

— Эм, спасибо, — я пытаюсь схватить ее, не открывая полностью дверь. У него есть свои собственные проблемы; мне не нужно быть одной из них.

Он убирает ее, когда я пытаюсь ее схватить.

— Вивьен?

— Гм?

— Открой дверь.

Я вытираю глаза и открываю дверь со вздохом поражения. Оливер бросает мою сумочку на пол и берет мое лицо в свои руки. Мой мозг хочет противиться его прикосновениям, а тело не может. Его глаза крадут мое дыхание, и я сдаюсь, оставляя слова, которые хотела сказать, на потом. Прямо сейчас я позволяю ему обмануть меня: растрепанные медно-русые волосы, которые обычно аккуратно зачесаны, его сильная челюсть с легкой щетиной под выдающимися скулами, бледные алые губы, которые не могу не желать. Оливер невероятно красив.

Он качает головой, выдавливая грустную улыбку, когда вытирает слезы на моих щеках.

— Вивьен, я же сказал тебе, что не отступлю.

Оливер целует меня, и земля перестает вращаться у меня под ногами, как будто наш поцелуй превосходит все остальные, которыми обмениваются более семи миллиардов людей во всем мире в этот самый момент. Время просто… останавливается.

Где-то между настоящим моментом и вечностью, он несет меня вверх по лестнице, ударяясь телами от стены к стене, так как я отказываюсь разрывать поцелуй.

— Сюда, — мычу я, когда мы начинаем проходить мимо моей комнаты.

Он закрывает дверь ногой, поставив меня на ноги. Проводя кончиками пальцев по своим распухшим губам, я усмехаюсь. Оливер поднимает бровь, глядя на мою кровать.

— Односпальная кровать?

Я киваю, затем он.

— Хо-ро-шо, — он стягивает одеяло и сбрасывает подушку на пол.

У него какие-то серьезные проблемы с подушками.

— У меня был дерьмовый день… пока не встретил тебя, — он расстегивает мою рубашку. — С тобой… — он стягивает рубашку с моих плеч и расстегивает бюстгальтер, — … все становится лучше.

Мое тело дрожит, и мне ненавистна мысль о том, что моя нервозность так очевидна. Оливер целует меня. Это единственная часть наших тел, которая соприкасается. Наши языки дразнят, а губы ласкают. Мне с трудом удается держать глаза открытыми, когда он проводит языком вдоль моей шеи, вниз к грудям, останавливаясь между ними, замедляясь прямо над моим сердцем. Мои веки тяжелеют, но я не хочу пропустить ни секунды. Каждый взгляд, которым мы обмениваемся, наполнен миллионом бессловесных эмоций.

Он тянет вниз мою юбку и смотрит на меня с крошечной улыбкой, как будто он только что вспомнил, что на мне нет трусиков. Я пожимаю плечами и улыбаюсь.

Стоя, он толкает меня спиной на кровать, пока я не сажусь. Затем ложусь на спину и подтягиваю ноги на кровать и расставляю дрожащие колени, пока он снимает свою рубашку.

Будет колоть, щипать и жечь. Будет колоть, щипать и жечь.

Моя грудь поднимается и опадает из-за моего учащенного дыхания.

Будет колоть, щипать и жечь.

Оливер расстегивает джинсы и спускает их, оставаясь в одних только белых боксерах. Он возбужден. О. Мой. Бог! Я возбуждаю его. Я смотрю на него, и он усмехается. Он замечает, как я смотрю на стояк в его трусах.

Делая глубоки вдох, я тяжело сглатываю и крепко зажмуриваю глаза, а мои руки сжимают простыни.

Будет колоть, щипать и жечь, колоть, щипать и жечь.

— Не волнуйся обо мне, я могу это выдержать. Тебе не нужно сдерживаться, просто… сделай это! — я стискиваю зубы и стараюсь держать ноги раздвинутыми для него.

Я жду.

И жду.

Ничего.

Приоткрывая один глаз, я вижу, что Оливер так и стоит передо мной все еще в своих боксерах. Он улыбается, испуская смешок. Он становится на колени на кровать между моих ног и берет мою правую ступню. Поднося ее ко рту, целует подушечку большого пальца, затем подъем, не отрывая от меня глаз.

Мои пальцы ослабляют смертельную хватку на простынях. Его губы и язык воспламеняют мою кожу, когда он проделывает путь вверх по моей ноге. Примерно на три дюйма (прим. пер. — семь с половиной сантиметров) выше колена он проводит языком по внутренней стороне бедра и медленно продолжает двигаться вверх.

Я резко свожу ноги вместе, стискивая его голову, как клещами, не давая ему продвинуться дальше.

— Вивьен? Что ты делаешь? — его голос заглушен моими ногами.

— Что ты делаешь? Ку-куда ты продвигаешься?

Он берет меня за колени и раздвигает мне ноги, освобождая свою голову.

— Я подготавливаю тебя.

Я сглатываю.

— Для чего?

— Для меня.

— О… эм… ох…

Он берет мою руку и кладет мне между ног так, что она накрывает меня. Его губы прижимаются к тыльной стороне моей руки, целуя костяшки и каждый пальчик. Затем, то же самое проделывает его язык, и моя рука дергается. Мой пульс взлетает, рот открывается, дыхание становится тяжелым. Я сгибаю пальцы и трогаю себя. Оливер проскальзывает языком между моими влажными пальцами, задевая чувствительную плоть. Он втягивает мой палец в рот и, когда я вытягиваю его, то скольжу им вверх по своему животу и расслабляю ноги, предоставляя всю себя ему.

— А-ах! — кричу я, отрывая бедра от кровати, когда его рот накрывает меня.

Он не останавливается, и мне становится стыдно от того, как быстро я вижу звезды.

— Ол — Оливер… остановись… Я… Я сейчас… — я хватаю его за волосы и тяну так сильно, что он рычит, но не прекращает свою безжалостную атаку.

— О, боже! О, боже! О… Оливер! — кричу я, поворачивая голову из стороны в сторону, когда оргазм высасывает из меня жизнь штормовыми волнами.

В моем теле не остается ни одной напряженной мышцы. Вообще, я чувствую себя так, как будто могу отключиться от измождения. Оливер прокладывает поцелуи от живота к груди и мурлычет, когда берет сосок в рот. Отпуская его, он садится и снимает свои боксеры, затем возвращается к моей второй груди.