Я поднимаю на него взгляд, мое тело покалывает, сердце бешено колотится. Он кладет руки мне на плечи и разворачивает лицом к столу. Кладет ладонь мне на спину, наклоняет меня вперед, пока я не перегибаюсь через край стола, облокотившись на локти.

Я слышу звон пряжки ремня, когда его штаны падают на пол. Я извиваюсь, когда он стягивает мои трусики. Глядя на него через плечо, я усмехаюсь, но его лицо как камень.

Он становится между моих ног, заставляя меня поставить их шире. Я напрягаюсь, когда его рука касается оголенной кожи моей попки.

Он выводит небольшие круги.

— Скажите, мисс Грэхэм, вы были хорошей или непослушной в этом году?

Я не осознаю, что затаила дыхание, пока не услышала свой ответ, прозвучавший как робкий писк.

— Послушной.

Шлепок!

— Дерьмо! — я кричу, когда мой мозг начинает понимать, что произошло. Святое дерьмо! Он только что шлепнул меня! Это было сильно, но не больно, а моя реакция была из-за шока, а не из-за ощущений.

— Теперь видишь… — он трет область, которую только что ударил, — … я не согласен. Оглядываясь назад, я вспоминаю несколько случаев, которые относят тебя к списку непослушных.

— Оли…

— Сейчас, сейчас… — я закрываю глаза, когда чувствую его губы на своей спине. — В свете праздничной атмосферы, я все еще собираюсь исполнить твое желание.

— Каааа-кооо-е?

Он врезается в меня и замирает.

— Я, — шепчет он мне на ухо.

И затем все и начинается: шлепки нашей кожи друг о друга, тяжелое дыхание и отчаянные стоны, скрип стола, и, в конце концов, мой громкий крик экстаза.

***

— Не могу поверить, что ты шлепнул меня, — бубню я Оливеру в губы между поцелуями, пока мы поднимаемся в лифте в его гостиничный номер.

— Не могу поверить, что тебе это так сильно понравилось.

— Что? — я толкаю его в грудь, а он ухмыляется.

— Тебе понравилось, — он пожимает плечами. — Я наблюдал за твоим лицом, когда делал это и после первых пяти секунд шока, я увидел, как уголки твоих сексуальных маленьких губ растянулись в улыбке.

— Это была гримаса, идиот! Уголки губ человека поднимаются также, когда он кривится, а не только когда улыбается. Боже, ты садист.

Двери лифта открываются, и я выхожу, намеренно оставляя Оливера позади с моим чемоданом.

— Налево, — говорит Оливер, когда я подхожу к Т-образному пересечению холла.

Я поворачиваю налево, как я уже знала, хотя, конечно же, я не знала.

— Назад, — он говорит с ухмылкой, когда вставляет ключ в дверь номера, который я прошла десять шагов назад.

Я останавливаюсь и вздыхаю, затем разворачиваюсь и, дуясь, возвращаюсь к двери, которую Оли придерживает открытой для меня.

— Тебе это понравилось, — шепчет он, с поддразниванием в свих словах, когда я прохожу в комнату.

— Заткнись! Мне не понравилось.

Он сгребает меня, заставляя запищать, затем бросает на кровать и садится верхом.

— Так что привело вас на Западное побережье, мисс Грэхэм?

У нас был секс на его рабочем столе, затем мы оделись, забрались в его кресло, занялись сексом в кресле, оделись, затем лапали друг друга как подростки по дороге в отель. Чего мы не сделали, так это не поговорили… ни о чем.

— Секс. Я прилетела из-за секса, — я смотрю на воображаемые часы на моем запястье. — Я улетаю обратно через час.

— Острячка, да? — он удерживает мои руки у меня над головой и целует меня.

— Боже… я соскучилась по тебе, — вот я и сказала это. Я скучаю по нему, все время — каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Как теперь я скажу ему, чтобы уладил все свои дела и возвращался домой ко мне?

— Ну, уже нет. Ты украла мой сюрприз, появившись здесь, — он играет бровями. — Не жалуюсь. Я возвращаюсь домой за день до свадьбы… насовсем.

Я пытаюсь скрыть внутреннюю грусть за внешней улыбкой. Оливер не знает, что мне уже известно о его планах по возвращению домой. Он также не знает, что мне разбивает сердце тот факт, что все время его пребывания здесь, в Портленде, прошло зря.

— Ну, скажи что-нибудь!

Я открываю рот, затем закрываю.

— Это невероятно!

— Вивьен, любимая… — он качает головой, — … помни, что ты не можешь хорошо врать. Мама рассказала тебе, не так ли?

Я кривлюсь и киваю. Оли падает на кровать рядом со мной.

— Боже! Типичный мозгоправ. Они хранят твои секреты, только если ты им платишь.

— Мозгоправ? — я смеюсь. — Ты говоришь о своей маме.

— Ну, либо она не умеет хранить секреты, либо ты гипнотизируешь людей своими очаровательными глазами, пока они не расскажут тебе все свои секреты, — он поворачивается на бок лицом ко мне. — Я так много раз терялся в них, что это возможно, поэтому я оправдаю ее за недостатком улик.

— Как хочешь, — я осматриваю гостиничный номер и раздумываю, смогу ли произнести следующее утверждение более правдоподобно.

— Так почему все-таки номер в отеле?

— О, к Дугу и Лили приезжают родственники на праздники и, так как я собираюсь уезжать скоро в любом случае, я решил снять номер в отеле.

Я не знаю хороший ли Оли врун или нет. Я знала правду до того, как спросила, поэтому не могу сказать наверняка.

— Ну, нам повезло, — я перекатываюсь на него сверху и дергаю за галстук, который свободно болтается у него на шее. — Мне нравится, когда ты в галстуке. Я обдумываю план на мой следующий день рождения, только галстук и ботинки… в общественном месте, конечно же.

— Ты хочешь, чтоб меня арестовали?

— О, Оли… — я расстегиваю пуговицы на его рубашке. — Ты такая загадка, весь такой консервативный и в одну минуту «у нас не будет секса в общественном месте», а в следующую ты уже трахаешь меня в переулке или перегибаешь на своем рабочем столе и шлепаешь. Я думаю, ты плохой мальчик по своей природе и скучный по воспитанию.

— Скучный? — он проскальзывает руками под мою рубашку и расстегивает бюстгальтер.

— Да, ты вырос среди денег и манер — скучно.

Он смеется, садясь и снимая мою рубашку.

— Думаю, что попытаюсь быть менее скучным, — наклоняясь, он втягивает мой сосок в рот и кусает его, сильно!

Оливер

То, что Вивьен проделала весь этот путь, чтобы повидаться со мной — лучший подарок. Когда мы вместе, мир снова становится идеальным. Не имеет значение, что мы не с нашими семьями или то, что мы просыпаемся в гостиничном номере в рождественское утро. Она — это все, что мне нужно.

— Так, из-за того, что я завтра улетаю, мы останемся в кровати на весь день? — спрашивает Вивьен, пока кормит меня долькой апельсина — это часть Рождественского обслуживания номеров.

— Мы пробыли здесь на протяжении последних двух дней. Меня это устраивает, — усмехаюсь я, облизывая сок с ее пальцев.

— В котором часу ты прибываешь в Бостон в пятницу?

Я «случайно» капаю греческим йогуртом на ее сосок. Она закатывает глаза, когда я облизываю его.

— В пять по бостонскому времени.

— Так ты успеваешь на репетицию?

— Должен, если рейс не задержат.

Она кивает и смотрит на меня с напряжением на лице, будто пытается что-то выяснить.

— Ты сегодня навещаешь Кэролайн?

Ее вопрос застает меня врасплох.

— Нет.

Я ощущаю ее осуждающий взгляд на себе, поэтому сосредотачиваюсь на тосте, который намазываю маслом до идеального состояния.

— Ты можешь пойти, я могу подождать тебя здесь.

— Нет необходимости.

— Когда ты в последний раз навещал ее?

Я пожимаю плечами, желая, чтобы она оставила этот разговор.

— Некоторое время тому назад.

— Так ей уже лучше?

— Она в психиатрической лечебнице с депрессией в анамнезе и принимает миллион лекарств. Это только, кажется, что будет все хорошо, Вивьен, — я закрываю глаза и вздыхаю. — Прости… — я ненавижу нервирующее ощущение злости, которое подавляет мое сопротивление.

Она кладет свою руку на мою в успокаивающем жесте. Я открываю глаза и смотрю на нее. Я ненавижу врать ей. Я ненавижу Кэролайн за то, что поставила меня в такое положение. Почему она просто не может поправиться и отпустить меня или прекратить чертовые попытки самоубийства.