Характерным примером богатого аристократического особняка может служить хорошо сохранившийся дворец князей Белосельских-Белозерских на углу набережной Фонтанки и Невского проспекта, созданный архитектором А. И. Штакеншнейдером в 1846–1848 годах. Его фасады оформлены в стиле зрелого русского барокко середины XVIII века — это был один из первых в России и первый в Петербурге пример необарокко. Парадная лестница дворца и большинство гостиных и залов были также оформлены с использованием мотивов русской и западноевропейской архитектуры первой половины и середины XVIII века — барокко и рококо. Дворец Белосельских-Белозерских считался «одним из красивейших частных домов столицы как по внешней, роскошной архитектуре, так и внутреннему великолепию покоев»^[196].

Архитектурный облик дворца Белосельских-Белозерских говорит о том, что в качестве его прототипа был избран старинный дворец графа А. С. Строганова на Невском проспекте, возведенный Растрелли в середине XVIII века. Возможно, такое решение было навеяно и тем, что оба здания расположены на сходных угловых участках: одно — на углу Мойки, другое — на углу Фонтанки. Постройка Штакеншнейдера, повторяющая в общих чертах композиционные приемы Растрелли, довольно органично вписалась в панораму Невского проспекта, став в ней важным архитектурным акцентом.

В отделке фасадов Штакеншнейдер использовал богатый художественный арсенал барокко: полукруглые фронтоны, пышные наличники, овальные окна, фигуры атлантов, изогнувшихся, в иллюзорно-напряженном усилии, и т. д. В соответствии с традициями барокко колонны расположились на фасадах в усложненном ритме, которому вторят выступы-раскреповки антаблемента. Яркая, трехцветная раскраска еще более усиливает общий праздничнонарядный, декоративный характер архитектуры. Удачной стилизацией являются и фигуры атлантов, выполненные по моделям Д. И. Иенсена.

Современники считали дворец Белосельских-Белозерских «совершенством в своем роде» и называли Штакеншнейдера «преемником изящного вкуса и искусства графа Растрелли»^[197].

И все же, сопоставляя постройку Штакеншнейдера с ее архитектурным прототипом — Строгановским дворцом Растрелли, можно убедиться в том, что при известном внешнем сходстве между ними существует ощутимая разница — и в общей компоновке, и в характере прорисовки деталей. В итоге оказываются различными и эмоциональная окраска, и внутреннее содержание их архитектурнохудожественных образов. И это естественно: каждое из этих зданий — порождение своей эпохи, и это не могло не сказаться в их планировочном и художественно-образном решении. Штакеншнейдер был опытным и тонким стилизатором и хорошо знал творчество Растрелли. Но как бы он ни старался подражать приемам архитектуры «века веселой Елисавет», он оставался представителем культуры своего времени, и это не могло не сказаться на его стилизации «под Растрелли». «Стиль Растрелли» в интерпретации Штакеншнейдера оказывался иным — он превращался в «стиль Штакеншнейдера», в стилизаторское барокко, несущее отпечаток своей эпохи во всем — от построения плана и до деталей оконных наличников^[198].

В произведении Штакеншнейдера нет той мажорной динамики, той бурной жизнерадостности, той сочной пластики форм, которые так характерны для творчества Растрелли. Все детали прорисованы суше и графичнее, в их проработке ощущается некоторая дробность и измельченность. Их художественная трактовка отличается от энергичной манеры Растрелли и в то же время очень типична для «второго барокко». Иначе звучат в композиции фасадов ордерные элементы — колонны и пилястры. Количественно их стало больше, чем на фасадах Строгановского дворца, но из-за уменьшения их высоты колонны и пилястры дворца Белосельских-Белозерских оказались в ином масштабном соотношении с общим объемом здания, и эта тенденция к масштабной измельченности ордера тоже очень характерна для периода эклектики.

Но особенно отчетливой разница между этими зданиями становится при сопоставлении их планов. Правда, размещение анфилады парадных комнат вдоль главных фасадов — прием традиционный, но этим, пожалуй, и ограничивается сходство планов двух дворцов. В отличие от геометрически четкого плана Растрелли планировка дворца Белосельских-Белозерских более сложная, и, главное, в ней можно обнаружить целый ряд черт, напоминающих жилые доходные дома тех лет. Внутренний флигель делит пространство участка на два двора: «чистый» и «черный», но даже «чистый» двор невелик. Для удобства внутренних связей Штакеншнейдер применил целую систему коридоров, внутренних лестниц и т. д. Но самое характерное отличие заключается в том, что со стороны двора дворец сделан не двухэтажным, как с улицы, а трехэтажным. Если внутренний двор Строгановского дворца — это типичный парадный двор дома знатного вельможи середины XVIII века, окруженный импозантными фасадами, исполненными в том же стиле, что и уличные фасады, то дворы дворца Белосельских-Белозерских выглядят совершенно иначе.

Они похожи на дворы доходного дома: сложной барочной отделки нет и в помине, стены обработаны очень скромными тягами и наличниками в духе позднего сухого «николаевского» классицизма. Наличие трех этажей со стороны двора повлияло и на пропорции уличных фасадов: из-за этого между их верхними окнами и карнизом оказалась широкая полоса нерасчлененной стены, которая несколько нарушает пропорции фасада. Не вполне согласованным кажется и ритм окон со стороны Невского проспекта: под большими окнами второго этажа размещено то по одному, то по два окна первого этажа. Все эти несогласованности были связаны с тем, что Штакеншнейдер должен был барочный наряд фасадов сочетать с иным характером внутренней планировки, отвечающим потребностям середины XIX века.

В числе наиболее сохранившихся петербургских особняков середины XIX века следует назвать хорошо знакомое ленинградцам здание Центрального лектория на Литейном проспекте, 42, — бывший особняк княгини 3. И. Юсуповой. Он был построен в 1852–1858 годах архитектором Л. Л. Бонштедтом. Немец по национальности, Бонштедт в течение ряда лет работал в России^[199]. Особняк Юсуповой, несомненно, одно из наиболее значительных его произведений. В его отделке, особенно в облике главного фасада, отчетливо прослеживается использование западноевропейских стилевых прототипов. В частности, фасад является стилизацией на темы немецкого и австрийского барокко первой половины XVIII века. Он отличается не только обилием, но и некоторой тяжеловесностью деталей. Интересной особенностью здания является то, что его фасад полностью облицован камнем — доставленным из Германии бременским песчаником. Сплошная каменная облицовка фасада — случай довольно редкий в архитектуре Петербурга в середине XIX века: такую дорогую отделку могли себе позволить только наиболее богатые владельцы.

Архитектурные произведения такого рода в те годы казались вершиной вкуса и великолепия. Восторженный отзыв о доме 3. И. Юсуповой опубликовал на страницах петербургского журнала «Архитектурный вестник» его издатель и редактор, архитектор А. Т. Жуковский:

«В С.-Петербурге, с Симеоновского моста на Фонтанке, по направлению к Литейной, представляется глазам зрителя перспектива улицы, которая замыкается роскошно обделанным фасадом; грандиозные формы и пропорции частей и целого, и самые части, или детали постройки в новейшем вкусе старинного стиля… производят на зрителя приятное впечатление, нравятся артисту и профану, мужчине и женщине. Матовый, беловатый цвет здания, игра теней и света в солнечное время и художественное выполнение всех архитектурных подробностей довершает полноту величественной композиции…»