Бармен, наливавший мне виски, заметил, что я сверяю время.

— Они всегда идут на пятнадцать минут вперед, — ответил он на мой взгляд на настенные часы. — Если мы закроем заведение раньше, пьяницы будут стоять под дверью.

Я двумя глотками опустошил свою рюмку и запил водой.

— Трудный выдался денек? — спросил бармен.

Я кивнул.

— Еще раз то же самое.

— У меня есть для вас верное средство. Мой личный рецепт. Один глоток, и вы полетите, как на крыльях.

Ему нужно было употребить именно слово «летать»!

— Еще раз то же самое, — резко повторил я. — Просто двойной виски. Понятно?

— Да, сэр. — Он поспешно налил и поставил передо мной рюмку, глядя, как я пью, на этот раз в чуть более умеренном темпе. — Разве здесь так холодно?

— Что вы хотите этим сказать? — раздраженно спросил я.

— Вы все еще не сняли перчатки. Меня это удивляет.

Моей первой реакцией было высказать ему все, что я о нем думаю. Но затем благоразумие взяло верх. Я находился еще не так далеко от дома Джоан, и неизвестно, какой полицейский участок займется расследованием по поводу ее исчезновения. Мне ни в коем случае не хотелось, чтобы потом этот бармен вспоминал об ужасно рассеянном незнакомце, поглощавшем один двойной бурбон за другим. Спокойнее, парень. Не было никакого смысла все портить теперь, когда я был в безопасности.

Я с наигранным удивлением посмотрел на свои руки и стыдливо ухмыльнулся.

— Совершенно забыл, — сказал я и снял перчатки. — Промерз просто до костей. Потому мне и понадобились эти двойные порции.

Он понимающе кивнул.

— Сегодня вечером жуткий ветер. Пейте, следующая бесплатно.

— Спасибо, — сказал я, — но на этот раз одинарную. Я не хочу быть одним из тех пьяниц, что стоят под вашей дверью.

Он рассмеялся, все опять было в порядке. Бармен занялся обслуживанием другого посетителя, который только что вошел, а я стал обдумывать свои ближайшие шаги. Я решил позвонить домой Френсис, сообщить, что вернулся и спросить, нет ли каких новостей. Бармен снабдил меня мелочью и показал телефонную будку в вестибюле.

— Джефф! — воскликнула Френсис. — Как приятно слышать твой голос! Я только что сидела и вспоминала о тебе. Ты где?

— В аэропорту, — соврал я. — Только что прилетел. Хочу здесь немного перекусить. Есть какие-нибудь новости?

— Почти ничего. Звонили несколько друзей, спрашивали о тебе и о родителях Эллен, но это все. А у тебя есть что-то новое?

— Нет, — сказал я. — Ничего.

— Ты сейчас поедешь домой?

— Да, — сказал я. — Мне очень туда не хочется, но нужно взять кое-что из одежды.

— Конечно, — согласилась она и, судя по голосу, была готова заплакать. — Джефф, когда ты будешь здесь, зайдешь на несколько минут ко мне? Я так убита, и ты, должно быть, тоже. Нам нужно поговорить друг с другом, это должно помочь.

— Ну конечно, — сказал я. — Но сначала я зайду домой и переоденусь. До скорого.

Я вернулся в бар, допил оставшуюся порцию и заказал еще одну. Потом спросил бармена о его лучшем рецепте от похмелья, позволил рассказать одну из его любимых историй, сказал, что я из Чикаго и живу в отеле «Плаза», и расстались мы в прекрасных отношениях, особенно когда он увидел мои щедрые чаевые.

В соседней закусочной я взял несколько сандвичей и черный кофе.

Выйдя снова на улицу, я остановил проезжавшее мимо такси и дал водителю наш адрес в Крествилле, убедившись в том, что он прибудет на место приблизительно в то же время, за которое я мог бы добраться из аэропорта.

Оказавшись один на заднем сиденье такси, я впервые с пятницы снова вздохнул свободно. Боже мой, неужели все действительно началось только в пятницу? Мне казалось, что прошел год с тех пор, как я сидел перед летним домом в Вермонте. Впервые с тех пор, как я закопал Эллен, у меня вновь появилась уверенность в себе.

Я очистился от всяких подозрений в связи с Джоан. Теперь пусть полиция заявляется туда. Смерть Джоан тоже была оправдана.

Я спасся во второй раз за два дня.

От выпивки и радости, что успешно завершена изматывающая нервы работа в квартире Джоан, я чувствовал себя значительно лучше, торопливо выходя из такси перед нашим домом. Я был рад тому, что мне не нужно постоянно быть настороже и шарахаться от каждой тени. Теперь мне было безразлично, кто меня увидит. Я был дома и имел на это право.

Но открыв дверь квартиры, я опять был ужасно напуган. Я как будто оказался на сцене, залитой светом. В прихожей, в гостиной, в холле — везде горел свет.

На миг я остановился в дверях и прислушался: ничего не слышно. Тогда я закрыл дверь и вошел в гостиную. На углу сервированного столика посреди комнаты лежала маленькая записка. Когда я ее читал, мои пальцы дрожали, но затем меня охватило облегчение, как нежный бриз в душный день. Записка была от Френсис.

«Думаю, тебе будет приятнее войти в освещенную квартиру. Мартини для тебя смешан. Все приготовлено, кроме льда. Об остальном — когда ты зайдешь. Френсис».

Ну, конечно! У Френсис был ключ. Она же мне сама говорила. Я бросил лед в шейкер и сильно взболтал, чтобы преодолеть собственную дрожь.

«О, Френсис! — подумал я. — Ее добросердечность когда-нибудь меня убьет!»

Не помню, чьи это слова: «С врагами можно бороться, но упаси тебя Бог от друзей», но полностью с ними согласен. Я в самом деле не хотел таких сюрпризов, даже если она это сделала из лучших побуждений. Моя дорога в ад уже была вымощена достаточно хорошими намерениями.

Со стаканом в руке я пересек прихожую и вошел в свою спальню, принял душ, побрился и переоделся. Горячая вода взбодрила меня и сняла напряжение. В будущем мне следовало лучше владеть собой. Дело не только в том, что я нервничал при виде любого света или тени, которые не мог сразу объяснить себе. Плохо то, что я и дома не могу освободиться от таких стрессов. Но я должен научиться жить с этим — по меньшей мере, какое-то время.

Для меня было необъяснимо, как кто-нибудь вообще может стать профессиональным убийцей. С меня было достаточно и одного раза. Не говоря уже о том, что поначалу у меня и в мыслях такого не было, не вынуди меня Эллен. Но если у меня хватит самообладания, я тоже смогу выйти сухим из воды.

Позже, завязывая перед зеркалом галстук, я рассмотрел свое лицо. За исключением глубоких теней под слегка припухшими глазами, что для других должно быть вполне объяснимо, волнения этих трех последних ужасных дней не оставили на нем никаких следов. Я совершенно определенно не походил на убийцу и не чувствовал себя таковым. Совесть меня не мучила. Возможно, потому, что я вообще не считал себя убийцей. Я действовал исключительно в целях самообороны. Джоан мне было искренне жаль, но в ужасном несчастном случае с ней я совершенно невиновен. Джоан точно так же, как и я, боролась за свою жизнь и при этом, к несчастью, ее потеряла. Тот факт, что я все несколько преувеличивал и представлял в более мрачном свете, чем это выглядело фактически, я, вследствие своего собственного бедственного положения, рассматривал как законную привилегию.

— Порядок, Моррисон, — одобрил я свое отражение в зеркале. — Ты сделал это. Ты сделал то, на что имел полное право.

Я выключил свет и вышел в прихожую, когда мне бросилось в глаза, что дверь в комнату Эллен приоткрыта, и там тоже горит свет.

Что, черт побери, побудило к этому Френсис? Как только она могла подумать, что у меня появится хотя бы малейшее желание войти в комнату Эллен?

Я открыл дверь пошире, наклонился вперед и хотел выключить свет, когда мне бросилось в глаза нечто блестящее на туалетном столике Эллен, и кровь ударила в голову. Там, среди ее многочисленных флакончиков с духами и баночек с косметикой, лежала решающая улика. Ее бриллиантовая брошь!

— О, Боже! — простонал я. — Талисман Эллен!

Она получила эту брошь в подарок от своей бабушки, чьей любимицей была. Украшение было семейной реликвией, передававшейся из поколения в поколение. Подарок бабушки Эллен был связан с просьбой, чтобы Эллен всегда носила ее, особенно по торжественным случаям — «Тогда с тобой всегда будет происходить только хорошее».