Даниэль пожалела об этом. «Я могла бы навестить его…» Она вообразила себя: с таинственным видом, в ослепительных вспышках, противостоящую своре журналистов. Вкус славы опьянил ее.
«Все интересуются прекрасной незнакомкой, проскользнувшей сегодня после полудня в палату Фабриса Фон-теня…»
Даниэль тут же вернулась к реальности. О ней поговорят в течение суток и забудут. А она вынуждена будет терпеть насмешки сослуживцев:
— Нет, это ты — «прекрасная незнакомка»?
— И снялась только в одном фильме? Стоит ли спрашивать, как ты этого добилась…
— Если бы мне выпала подобная удача, уверяю тебя, я смогла бы ею воспользоваться.
Она выискивала потрясающие ответы, видела себя раздающей пощечины своим подругам, вызвавшей скандал и в конечном счете выгнанной директором «Эдена»…
Внезапно она успокоилась и, зайдя в сквер, присела на скамейку.
На противоположной скамейке, по ту сторону квадратного газона, сидел молодой человек с книгой в руке. Он улыбнулся Даниэль, уставившейся на него невидящим взглядом.
«Эта женщина в опасности».
«Эта женщина — это ведь я…»
Были у журналиста основания так полагать?
«А если мне действительно грозит опасность?»
Стоит ли играть с огнем? Даниэль Жено ведь не Даниэль Пакен.
По крайней мере, есть ли документы, контракты, где фигурирует ее настоящее имя? Она подписала несколько театральных контрактов и единственный с кинематографом. Это было так давно, Даниэль совершенно не помнит когда.
А ее контракты, если такие были, кто их сохранил? Связанный с фильмом — у Эрналя, это понятно.
«Тогда полиция может иметь его под рукой и попытается войти со мной в контакт…»
Не совсем. Эрналь исчез, может быть, мертв, а его убийца мог забрать все документы, относящиеся к фильму, «кошмарному фильму», как окрестили его журналисты. Даниэль пришла и мысль о маньяке.
Она повторяла, как молитву:
«Франсуаза, Жан-Габриэль, Луи… и Фабрис, который счастливым образом спасся. А если следующей жертвой буду я?»
Но почему, почему?
Даниэль нашла лишь одно единственное объяснение, в которое еще не совсем верила, — Лена Лорд.
«Все может быть…»
Кто-то хотел отомстить за нее? Но зачем это было делать столько лет спустя?
Может быть, потому, что фильм был показан по телевидению и воскресил воспоминания!
Даниэль была уверена, что угадала. Трагические события последовали после показа «Скажите, что мы вышли». Франсуаза Констан погибла сразу после этого.
Она почувствовала, что ее прошиб пот. Скатившаяся со лба капля сухо стукнула о газетную бумагу.
Как фамилия журналиста, ее предупреждающего?
Бруно Мерли.
Она должна написать ему, позвонить.
Подумать еще. Все обдумать за воскресенье.
* * *
Во вторник утром судебный следователь принес в издательство фоторобот человека, устроившего «трагическое ограбление в Безоне». Этот портрет смог появиться благодаря сведениям сопровождающего, оправившегося от ран.
Крупная фигура, нос с горбинкой, очень мясистые губы, — злоумышленник, казалось, смахивал на боксера.
«С угрозой для жизни я сорвал платок, скрывавший низ лица. С угрозой для жизни!», — повторил раненый, подняв указательный палец, подчеркнув тем самым, что немногие отважатся на такое.
Бруно увидел фоторобот намного позже, в последнем выпуске газеты. У него было смутное чувство, что разыскиваемый человек ему знаком, но тогда он был слишком занят, чтобы соотнести его с фотографией Жан-Поля Биссмана.
С тех пор как он посвятил большую часть своего времени тайне «кошмарного фильма», а его статьи почти ежедневно появлялись во «Франс Пресс», Бруно получал четыре или пять писем в день. Они приходили от людей неуравновешенных, сообщавших о массе совершенных или готовящихся убийств, или наивно желавших помочь в расследовании и не сообщавших ничего стоящего.
«Какая разница, одно то, что журналист получает письма, уже слава!» — утверждали секретарши.
Этим утром Джо Синьяк выполнял роль почтальона, он вручил Бруно гневные письма, признание в любви и просьбу дамы определенного возраста, «самой пишущей прекрасные сказки, которые могут тронуть широкие слои читателей», войти в контакт с представителем великой демократической прессы.
Четвертое письмо было подписано Даниэль Жено, экс-Пакен.
— Взгляни-ка на это, — сказал Бруно фотографу.
Джо повиновался.
«Париж, воскресенье.
Мсье, я прочла вашу статью.
И долго колебалась, писать ли вам. Я не считаю себя „женщиной, находящейся в опасности“, о которой вы говорите. Съемки „Скажите, что мы вышли“ уже привели к одной жертве. Я вам расскажу об этом, только получив официальное обещание, что вы оставите меня вне всей этой истории.
Я работаю контролером в „Эдене“, улица Курно, 11. Вы можете подождать меня перед кинотеатром после вечернего сеанса. Рассчитываю на взаимопонимание.
Даниэль Жено, экс-Пакен».
— Великолепно! — воскликнул Джо. — Кому ты звонишь?
— Инспектору Дельмасу, я ему обязан!
Некоторое время спустя на том конце провода ответил комиссар, и Бруно прочел ему письмо Даниэль Жено.
— Благодарю за новость. Следует немедленно ехать туда.
— Но она не сообщила своего адреса…
— Директор кинотеатра должен его знать, встретимся там через четверть часа, — решительно заявил Дельмас.
Бруно повесил трубку.
— Захвати меня, — предложил все слышавший Джо.
— Женщина рассчитывает на взаимопонимание, — заколебался журналист.
— И ты напускаешь на нее всю набережную Орфевр!
— Согласен.
Молодые люди устремились к выходу.
Машина Бруно подкатила к «Эдену» в тот момент, когда инспектор Дельмас выходил из кинотеатра.
— Итак? — спросил Бруно, едва затормозив.
— Следуйте за мной, это в двух шагах, — ответил полицейский, прежде чем сесть в свой «рено-404», стоявший во втором ряду.
Одна за другой машины направились к улице Дамбаль.
В доме, где жила Даниэль экс-Пакен, не было консьержки, но на почтовом ящике было написано: «Мадам Жено, первый этаж, направо».
Инспектор Дельмас постучал в дверь. Открылась та, что была напротив, выглянула настороженная старая женщина.
Дельмас вновь постучал, все так же безрезультатно.
— Может быть, она вышла по делам, — предположил Бруно.
— Конечно нет, еще не время! — откликнулась старуха.
Дельмас показал ей удостоверение.
— Полиция? — глаза ее блеснули.
— Вы видели мадам Жено сегодня утром?
— Нет. И меня удивляет, что она не отвечает на стук.
— Но вы слышали, как она вернулась вчера вечером?
— Это невозможно, я на ночь вкладываю свои тампончики, — возразила та, указывая на уши. — Но могу вам сказать одно, у нас одинаковые замки, у нее и у меня…
— Значит, один и тот же ключ? — закончил за нее Бруно.
— При условии, что она не оставила его в замке, вы можете войти, — сказала женщина, протягивая свой ключ инспектору. — Мне он пока не нужен, я не выхожу…
Даниэль Пакен не оставила ключа в замке, и трое мужчин вошли в квартиру. Им не нужно было идти далеко: тело женщины лежало на пороге гостиной, лицом вниз.
— Мадам, не входите! — велел инспектор, обернувшись к старухе и возвращая ей ключ.
В комнате было сумрачно, и Джо направился к окну, собираясь раздвинуть шторы.
— Ничего не трогать, — остановил его Дельмас.
Он включил свет и склонился над трупом.
— Слишком поздно, — прошептал Бруно.
— Вы хоть уверены, что это она? — спросил Джо.
У Даниэль Жено не было времени снять ни черный плащ, ни длинный белый шарф, которым и воспользовался убийца.
— Задушена, — сказал Дельмас, указывая на синяки на шее трупа и выпученные глаза.
Несколько часов спустя медицинский эксперт определил, что женщину убили около полуночи.
— Если бы она позвонила мне вместо того, чтобы писать, — убивался Бруно.
Дельмас, проверявший лежащую на столе сумочку, вынул удостоверение личности.