Он раздет, на него приятно смотреть. Не мускулист, но смотреть очень приятно. Он приближается ко мне, мы обнимаемся, целуемся. И снова его руки пытаются меня раздеть. Я нежно его отстраняю:

— Пожалуйста, Патрик.

— Почему?

— Потому что. Я останусь одетой.

— Жаль… Я хочу чувствовать ваше тело.

— Жаль. Но это так.

Я вижу, что мой ответ его расстраивает. Может быть, я была немного резка. Я не люблю оставаться без одежды во время таких отношений. По крайней мере, не сначала. Как правило, второй или третий раз наступает редко, и я отдаю себе отчет в том, что занимаюсь любовью полностью одетой в большинстве случаев. Нагота — это слишком интимно, чтобы я захотела ее разделить с такими непостоянными спутниками. Я обнимаю Патрика и опрокидываю его на кровать. У него пятно белой краски на плече.

— Ты занимаешься живописью?

— Сейчас я перекрашиваю мою комнату.

Он выпрямляется. Поднимается.

— Извините меня, я забыл…

Он достает из кармана брюк презерватив. Я его забираю. Но мне не удалось его надеть, потому что нет ничего, ни малейшего намека на эрекцию. Патрик смотрит на меня; он выглядит по-настоящему расстроенным.

— Я не буду говорить, что это со мной в первый раз, это выглядело бы глупо, но это действительно так.

Я говорю, что со мной это тоже в первый раз, и иду в ванную. Я поправляю прическу, привожу себя в порядок при отвратительном освещении, которое сразу старит на десять лет. Я вижу краем глаза, как он начинает одеваться. Я злюсь, это очень глупо. Скорее, я очень раздражена или унижена. В общем, мне плохо. Я возвращаюсь, открываю сумку и достаю сто франков. Он возражает, когда я протягиваю ему купюру.

— Я плачу тебе не за время работы, а за поездку. Сотни франков хватит за поездку?

Я засовываю ему купюру в плавки. Он немедленно ее возвращает:

— Это не очень приятно.

— Я не разыгрываю приятного человека.

Я собираюсь уйти, он порывисто берет меня за руку. Он забирает у меня сумку, сует купюру внутрь, возвращает сумку:

— Вам лучше использовать имитатор. Это обойдется дешевле.

Идиот!

— Ты всегда так говоришь со своими клиентками?

— У меня не было повода, потому что они меня уважают.

За ним осталось еще и последнее слово! Идиот! Я ухожу, хлопая дверью.

Конечно, я опоздала, все на площадке, на своих местах, ждут только меня. Мари, наш гример, идет за мной с кисточкой в руке, чтобы поправить мне макияж. Им не следует меня мучить. Беренис принимается шептаться по телефону. Я смотрю на нее неприязненно, она игнорирует мой взгляд, продолжая тихо разговаривать.

— Ну, начали?

Ирэн в углу площадки саркастическим тоном докладывает мне, что все готовы.

— Когда Беренис соизволит закончить разговор, тогда и начнем!

Я знаю, это пустяки, но я на нервах. Аппаратная дает сигнал начинать, и в этот момент Ирэн поднимает руку:

— Можно подождать две минуты? Есть небольшая проблема.

— О’кей. Извини нас, Джудит.

Я спрашиваю, что происходит, прибегает Алекс, говорит, что это ерунда, и идет к Ирэн. Я вижу, как они тихо разговаривают. Беренис снова вынимает свой телефон.

— Кто-нибудь соизволит ввести меня в курс дела? В конце концов!

Наконец Ирэн сообщает, что проблема с гостем.

— Каким гостем?

— Твоим гостем, для съемки садового вигвама.

— У меня гость? Счастлива узнать, спасибо, что предупредили!

— Но я тебя предупредила, я тебе оставила три сообщения на телефоне. Нужно было только их прослушать.

Я себя успокаиваю, не хочу начинать ругаться с Ирэн.

— И что за проблема с моим гостем?

— Он отказывается выходить на площадку, — говорит Алекс.

— Выпутывайтесь, это ваша идея! Начинаем с другого. Беренис?

Я поворачиваюсь к Беренис; она шепчет односложные слова в телефон, игнорируя меня. Завязывает отношения. Я кричу:

— Беренис, пожалуйста, сейчас же отключи телефон! Хоть раз!

Она вздрагивает, но все равно произносит последнее слово, после чего завершает разговор с взглядом напуганной лани.

— Извини.

— С чего можно начать, моя дорогая?

— Магическая расслабляющая подушка?

Именно то, что мне сейчас понадобилось бы.

Сегодня одни проблемы. Неожиданный гость вышел на площадку с враждебным видом. Он довольно экзотичный, впечатляюще сильный, у него длинные волосы, черные как смоль, короткая шея. Я прочитала его карточку. Джим Литтл Хорз, апачи из Новой Мексики, работает в шоу «Буффало Билл»; он идеален для рекламы этого садового вигвама, Беренис уверяла, что он держит его на балконе. Ирэн шла рядом с ним, говоря на упрощенном английском языке, который он, кажется, понимал. Она объяснила мне проблему: он хотел надеть традиционный костюм. Я представляю, сколько должен стоить костюм, учитывая выделенный бюджет. Гость в обычной одежде, джинсах и футболке, но это неважно, только посмотришь на его лицо и уже веришь, что ты в вестерне Джона Форда.

Чтобы успокоить его, Ирэн принесла колу, которую он выпил залпом. И мы начали снимать. Но как только он увидел вигвам на площадке, его лицо стало каменным. И когда Беренис выползла на четвереньках из вигвама, произнеся «ухг» с поднятой рукой, я увидела, как он напрягся, стиснув зубы. Нужно признать, что представляемый товар скорее очаровательный: поддельная светло-бежевая замша, украшенная этническими рисунками, конечно, нарисованными от руки и смывающимися губкой. Кто может это купить? Я задала этот вопрос, когда производители хвалили мне товар, и не знаю, как им удалось заставить меня его купить.

— У нас почетный гость, Джим Литтл Хорз. Добрый день, Джим.

— Добрый день.

Он говорит сквозь зубы, с сильным акцентом, с яростным взглядом.

— Вы уроженец Новой Мексики, и вы апачи.

Он молчит, взгляд остановился на вигваме.

— Как Джеронимо, я полагаю?

Нет реакции. Каменное лицо.

— Вначале вигвам делался из шкур бизонов, но Джим сейчас расскажет нам подробнее.

Он бросает на меня убийственный взгляд и заявляет, проходя перед вигвамом:

— Это дрянь!

Я слышу, как Алекс кричит кому-то в аппаратной: «Вырезайте!»

Индеец повторяет, гораздо отчетливее:

— Это страшная дрянь!

С эстетической точки зрения он прав, но он подписал контракт, обязуясь выступить, и я ему об этом напоминаю. Он возвращается, становится передо мной.

— О’кей. Сколько я должен? Сколько мне платят? Я отказываюсь, я к ним не прикасался, я отказываюсь!

Он поворачивается к Беренис, гневно на нее смотрит, затем взрывается:

— Никакой индеец никогда не говорил «ухг»! Это Голливуд изобрел «ухг»!

Беренис заливается слезами, извиняется, говорит, что не знала, но он не уделяет ей никакого внимания и, полный достоинства, широким шагом направляется к выходу. Я вижу, как Ирэн преграждает ему путь.

— Хорошо. С этим все понятно! Уберите этот дурацкий вигвам! К чему мы переходим? Кто-нибудь может мне ответить?

— Умная Тележка, — произносит Алекс слишком спокойным голосом.

— Прекрасно! Это все изменит! А ты, Беренис, прекрати плакать! Посмотри на свой нос! Наведите ей макияж заново! Это невозможно! Мы не можем сегодня все испортить!

Однако в конце концов мы все испортили, отстав на два часа. Я переоделась, наспех сняла макияж, уставшая, вся на нервах. Я хотела заказать себе устрицы в «Водевиль», мы собирались туда с Ирэн. Я долго ее искала, но мне так и не удалось найти сестру. Я все время попадала на голосовую почту, так она мне отплатила. Я наткнулась на Алекса в коридоре возле гримерной.

— Ты не видел Ирэн? Мы должны были ужинать вместе.

— Она ушла уже давно, она сказала, чтобы ты ее не ждала.

— Она не сказала, куда пошла?

— На шоу «Буффало Билл», наш гость ее пригласил…

Он изображает жестом длинные волосы потомка Джеронимо.

— Он играет в спектакле Сидящего Быка.