— А ты? Как ты?
— Очень хорошо, великолепно. Я флиртовала с безумным изобретателем, страшно соблазнительным.
За годы своей работы я никогда не встречала соблазнительного безумного изобретателя, но я была в хорошем настроении, и эта идея неожиданно пришла мне на ум.
Как только удивление прошло, она обрадовалась и захотела узнать все об этом воображаемом изобретателе. Она спросила меня о его возрасте; я ответила, что около сорока пяти лет, и сказала, как его зовут. Напротив меня лежала книга Кокто, и я сказала: «Маре» — и очень быстро придумала имя: «Жан-Мишель». Чем больше Ирэн спрашивала, тем четче вырисовывался образ.
Я взяла себя в руки, уточнив, что не было абсолютно ничего конкретного, что он очарователен, но я сомневаюсь, что это будет иметь развитие. Я редко лгала своей сестре. Я лгу редко — не из-за добродетели, а ради удобства. Но я знала, что Жан-Мишель Маре давал Ирэн небольшую надежду насчет будущего ее сестры. Я снова заснула, спокойная, как будто только что сделала доброе дело.
24
Март
Конечно, ситуация непростая, но я считаю, что мы с Фанни стараемся. Со своей стороны она делает все, чтобы смириться. Это ее идея, и это меньшее, что она может сделать. Я думал, как только мы договоримся, станет легче, больше не будет лжи, мы раскроем все карты. Но напряжение сохраняется, не чрезмерное, но все же. Может быть, раньше оно не было таким явным.
Раньше, когда я скрывался, я забывал обо всем, приходя домой. Раньше я был то Патриком, то Марко. Сейчас я все время Марко. Даже если я переодеваюсь для встречи с Джудит, даже если я принимаю душ у бабушки, мне не скрыть удовольствие, которое я получил. И Фанни это понимает, ей не нужно задавать вопросов.
Нам помогает держаться мысль о том, что все это временно. Потом все придет в порядок. Но нелегко жить так каждый день, временами это давит. К примеру, однажды — это была суббота — я встречаюсь с Джудит, и она решает отправиться за покупками. Мы ходим по крупным магазинам Printemps, Galeries, она примеряет кучу одежды, которая ей совсем не идет, просто для смеха, а потом ей хочется увидеть меня в смокинге. Сначала я отказываюсь, мне неприятно, но она настаивает. Я взглянул на нее, в красном платье-футляре. Нечего и думать, я обязан согласиться.
В отделе смокингов гораздо тише. Джудит без приветствия рассказывает продавцу, что она костюмерша, мы снимаем телесериал и для главной роли актеру требуется смокинг. Она указывает на меня движением головы. Тогда я понимаю, что играю главную роль. Продавец сразу смотрит на нас по-другому. Мы больше не неизвестно кто. Нас показывают по телевизору. Он разглядывает меня, чтобы понять, не встречался ли я ему раньше. Он решает, что нет, но он уверен, что знает Джудит. Она говорит, что однажды она мелькала в новостях. Она выбирает четыре или пять смокингов моего размера. Продавец хочет последовать за нами в примерочную кабинку, но Джудит дает понять, что абсолютно не нуждается в нем, его позовут, если понадобится.
Сначала я действительно примеряю смокинги: вид в зеркале смешит меня, но смокинги мне идут, хоть они мне и неприятны. Но мы одни в кабинке, никто не мешает, мы единственные клиенты, это провоцирует. Сначала я немного стесняюсь, вдруг кто-то зайдет в отдел, но Джудит ведет себя со мной как с робкой девственницей, встает передо мной на колени. Тут слышится голос продавца, он спрашивает, все ли в порядке. Джудит отвечает, что она регулирует длину рукавов, я тихо смеюсь, и продавец удаляется. Теперь мы вдвоем, она ласкает меня, я начинаю забывать, где мы, отдаваться удовольствию.
И тут мой телефон звонит. Мы оба вздрагиваем. Это меня парализует. Я чувствую огромную вину. Не вставая с колен, Джудит жестом рекомендует мне ответить. Кажется, ситуация ее забавляет. После некоторых колебаний я отвечаю. Это Фанни. Я чувствую влажные губы Джудит.
— Зачем ты мне звонишь?
Она говорит, что оставила ключи дома, а Мэгги и Карина уехали в Виллемобль к тете Жаклин на весь день, и она будет ждать меня в салоне. Кстати, когда я вернусь?
Джудит поднимается, тихо смеясь, и выходит из кабинки. «Я просил тебя мне не звонить», — говорю я Фанни. Она спрашивает, почему я не выключил телефон, если мне это так мешает. Я говорю, что забыл, она отвечает, что это не ее вина. Я не хочу спорить дальше, Джудит стоит в коридоре и все слышит. Я обещаю Фанни заехать за ней в салон в половине восьмого и завершаю разговор.
Я поправляю одежду, выхожу из кабинки и вижу, что Джудит смотрит на меня с насмешливой улыбкой. Я немного нервничаю, но понимаю, что виноват.
— Глупо вышло, это так интересно начиналось.
— Сожалею… Все закончилось.
Я глупо себя чувствую, вижу свое отражение в зеркале: слишком большой смокинг делает меня похожим на клоуна. Ее это смешит, но не меня. Появляется продавец, он заявляет, что смокинг сидит как влитой, а Джудит говорит, что нам ничего не подошло, и уходит. Надувшись, продавец отворачивается, я торопливо снимаю смокинг и догоняю Джудит в отделе, где ей опять пытаются всучить какие-то шикарные тряпки.
Как только мы попрощались, продавец из отдела смокингов догоняет нас и спрашивает мое имя. Черт возьми! Я не знаю, как представиться, он начинает мне надоедать. Джудит спасает меня, говоря, что меня зовут Жан-Мишель, кажется, Маре. Продавец интересуется, не родственник ли я другому Маре, я отвечаю, что нет. Наконец я оставляю ему автограф как Жан-Мишель Машан, и мы оттуда уходим.
Смеясь, мы проходим через отдел готовой мужской одежды, Джудит говорит, что она уже едва сдерживается. Мы успокаиваемся за двумя чашками кофе в бистро на углу. Начинает идти дождь, а она приехала на такси, и сейчас его не поймать. Я предлагаю Джудит подвезти ее, моя машина стоит на парковке. В общем, я подвожу ее, она настаивает, чтобы я зашел на минутку. Уже семь часов, я говорю, что совсем ненадолго, она обещает, что только на стаканчик вина. Тогда я не знал, что это означает. В общем, я выхожу в восемь часов. Я в безвыходном положении, заезжаю переодеться к бабушке и появляюсь дома в половине десятого. Фанни уже закончила ужинать, она ждет меня за столом, бросает на меня убийственный взгляд.
— Извини меня, я не смог освободиться раньше.
Я подхожу, чтобы обнять ее, она отстраняется и встает из-за стола:
— Ты меня достал!
— Я сожалею, правда, я знаю, что это нехорошо, но…
— Я тебя ждала до семи сорока пяти! Ты не мог позвонить?!
— Я не смог, она не давала мне ни секунды!
Я начинаю себя презирать, потому что в каком-то смысле это правда, но все же это грязная ложь.
— Пришлось отправиться за ключами на экспрессе! Ты действительно меня держишь за дуру!
— Мне надо было заехать переодеться…
— Мне больше не нужны детали!
Она поднимается и идет в кухню. Я спросил, осталась ли для меня еда, и тут же об этом пожалел.
— Тебя не покормили в ресторане?
Она специально язвит, но я хочу сохранить спокойствие:
— Послушай, я сожалею, это первый раз, не раздувай историю!
— Ты никогда не возвращался так поздно, мы не договаривались!
— Существуют и дополнительные часы. Я не мог ее послать!
Я открываю холодильник, достаю ветчину и молоко, потом ищу хлеб, но его нет. Фанни убирается и сердится одновременно. Я подхожу к ней, чтобы обнять ее, помириться. Она меня отталкивает:
— Я надеюсь, она хорошо тебе платит за то, что ты с ней спишь!
Тут она преувеличивает.
— Прекрати со мной говорить как с проституткой!
— А как ты хочешь, чтобы я с тобой говорила?
— Но это твоя идея, дура!
— Не моя, ты начинал один, дурак!
Ну, это несправедливо. Я выхожу из себя:
— А почему я начал? Почему? Из-за твоих проклятых займов для твоего проклятого салона!
Мы слышим, как хлопает входная дверь. У Мэгги тесно, и дверь рядом. Мы замираем. Мэгги входит, у нее в руках две хозяйственные сумки с помидорами. У тети Жаклин небольшой сад. За Мэгги входит Карина, неся охапку грязно-желтых маргариток.