— Я не могу заснуть один.

Я ложусь, задаюсь вопросом, удастся ли мне заснуть рядом с Марко. Он снова прижимается ко мне, нежно целует в шею, я сразу же чувствую влечение. Я волнуюсь как молодая девушка, это напоминает огонь первой встречи, который я не чувствовала со времен… Его рука скользит между моих бедер, он замечает произведенный эффект и шепчет, улыбаясь:

— Я тоже хочу заняться любовью.

И он опять засыпает, так же быстро и глубоко, как и в первый раз, а его рука замирает между моими бедрами. Так как мне трудно успокоиться, я беру с ночного столика снотворное и нетерпеливо жду, когда придет сон.

Какое сладостное чувство — проснуться с эрегированным членом в руке. Марко, привстав, наблюдает за мной. Мы обмениваемся улыбками.

— Что это меня разбудило?

— Зачем ты спрашиваешь, если ответ у тебя в руке.

Он говорит, что у него нет презервативов, я поясняю, что овуляция закончилась уже несколько лет назад, а в остальном я ему доверяю.

Сколько лет я не доверяла мужчинам в интимных делах? Может, я купила эту огромную двуспальную кровать только для этого момента, когда между телами не остается препятствий? Наконец-то я полностью довольна таким вложением денег.

Он с явным аппетитом ест хлеб с маслом и пьет кофе, говорит с полным ртом:

— Я не хочу, чтобы ты мне платила и дальше.

Я вопросительно на него смотрю.

— Я больше не хочу этим заниматься… Я продолжу работать на стройках… У бабушки есть комната, я смогу выкрутиться.

Я смотрю на него без слов.

— Ты мне не веришь?

— Конечно, я тебе верю… Но, например, если мы захотим уехать на выходные, то как тогда?

Он колеблется:

— Поездка должна быть не очень дорогой…

Я начинаю смеяться:

— Я предлагаю тебе другой выход… Я сделаю тебе аванс.

— Запишешь на мой счет?

— Например…

Он берет мою руку, целует ладонь, замечает, что на ней остался след кофе с молоком, вытирает его. Извинившись одними глазами, он принимается за второй бутерброд.

— И куда мы поедем?

— Я не знаю… только чтобы не очень дорого…

Я притворяюсь, что раздумываю.

— Кемпинг? Сейчас не сезон, но там как раз должны быть выгодные цены.

Он не сразу понимает, что я шучу. Я смеюсь, видя его замешательство.

— Заметь, кемпинги не так уж плохи, — говорит он мне очень серьезно. — Я знаю один, позвоню туда.

Теперь я сомневаюсь. До тех пор, пока он не принимается смеяться в свою очередь, поднимается из-за стола, обнимает меня и увлекает в комнату.

Ночью я не сомкнула глаз. Но я легла как можно раньше, чтобы избежать взглядов матери и сестры. Они не удержались и спросили, что произошло. Я ответила, что мы поссорились, но это не смертельно. Я прекрасно понимала, что они мне не верили. Мне удавалось не плакать. Я легла, но не спала.

Я думала о Марко, я была уверена, что он с этой женщиной. Они стояли у меня перед глазами, раньше я их такими не видела. Настоящий фильм. Тогда я начала реветь и уже не останавливалась. Я знала, что это была моя вина, я была подавлена тем, какую глупость сделала. Я не могла говорить об этом ни с кем, я могла только плакать, потому что моя любовь ушла.

Около трех часов я поднялась, пошла в кухню, попыталась найти снотворное — иногда мама оставляет таблетки в шкафу. Я ничего не нашла и тогда взяла бутылку вишневки, которую используют для тортов, и налила себе полный стакан. Я выпила, села за стол, сложила руки перед собой и опустила на них голову. В этот момент вошла Карина.

Я не хотела ни видеть ее, ни разговаривать с ней. Но она ничего мне не сказала, только обняла меня и сильно к себе прижала. Я снова отчаянно заплакала. Мы не обнимались с сестрой так долго… Возможно, мы вообще никогда не обнимались.

Потом пришла мама. Я не видела ее, только слышала звук шагов. Я отстранилась от Карины и выкрикнула:

— Я прекрасно знаю, что ты сейчас скажешь!

— Но я ничего не говорю, — мягко сказала она. — Я ничего не говорю, дочка.

Она подошла и обняла меня, прижав к животу. Мне было приятно прижиматься к животу своей мамы.

— Я вижу, что ты несчастна. Я знаю, каково это… Ведь я осталась одна с двумя девочками.

Странно, мы никогда об этом не говорим, а тут воспоминания вернулись. Отец собирал чемоданы, не говоря ни слова, а мы за ним наблюдали. Все молчали, только хлопнула входная дверь… Я переглянулась с Кариной; она вцепилась в маму и тоже принялась плакать, прижимаясь к ней с другой стороны.

— Не надо плакать, — сказала мама, — плакать ни к чему… Ты увидишь, что это пройдет.

Я поняла, что она тоже плакала, негромко, всхлипнув всего два или три раза. Она взяла стакан вишневки, которую я не допила, и сказала:

— Ты думаешь, это хороший выход? Думаешь, это поможет?

Она хотела вылить вишневку, но, сделав несколько шагов к раковине, остановилась и выпила одним глотком остатки настойки. Она сморщилась от отвращения, но это же мама, она не может просто что-либо вылить, ей обязательно нужно допить, даже если это полстакана крепкой вишневки. Я снова переглянулась с Кариной, и мы рассмеялись сквозь слезы.

— Ну, видишь, уже лучше, — проговорила мама. — Идите. Сейчас же в кровать. Завтра школа, уже совсем скоро.

Она похлопала в ладоши, и мы вернулись спать. Но мне не удавалось заснуть. Я больше не плакала, я думала.

Утром я встала, когда мама уходила на работу. Мама спросила, стало ли мне лучше, я ответила, что да. Это ее успокоило. Карина выбежала из комнаты, она, как всегда, опаздывала. Она схватила банан, взяла свои вещи и ушла, махнув мне рукой. Кажется, я получила право на улыбку. Со стороны Карины это исключительное снисхождение ко мне.

Я осталась в ночной рубашке, а ближе к девяти позвонила Розали. Мы долго говорили. То, что я ей сказала, сильно ее удивило, но я думаю, что в конце концов она поняла. Конечно, я не все ей рассказала, я не рассказала ей о клиентках Марко и обо всем этом скандале. Об этом я никогда никому не расскажу. Я говорила с Розали о практических вещах, о решении, которое приняла. Я не хотела ставить ее в трудное положение, но, мне кажется, я хорошо выбрала момент. Салон работает неплохо, у нее не будет много проблем.

Затем я приняла душ, оделась, даже накрасилась, как будто шла на работу. Я не знала, хорошее ли решение приняла, но чувствовала себя лучше.

Марко вернулся, когда я мыла посуду. Увидев меня, он удивился. Удивился и смутился. Он этого не ожидал.

— Ты не пошла на работу?

Я ему не ответила. Я только смотрела на него. Он не казался грустным или усталым. Он сказал:

— Я пришел забрать вещи.

Я продолжила мыть посуду. Он пошел в нашу комнату. Через две минуты я последовала за Марко. Он меня не видел, стоя ко мне спиной, он заполнял дорожную сумку своими вещами. Я не могла смотреть, как он это делает, мое сердце разрывалось. Он обернулся и увидел меня. Он держал носки в руках, замер на секунду, а потом запихнул их в сумку.

— Я бросаю салон.

Он прекратил собирать вещи.

— Но это глупо!

— Я продам мою долю, кузина Розали давно этого хотела, а бизнес сейчас идет хорошо…

— Вот именно! Сколько тебе еще выплачивать заем? Выдержать осталось четыре или пять месяцев?.. Не беспокойся, я помогу тебе, если будут какие-то проблемы.

Он снова начал складывать носки, как будто важнее в мире ничего не было. Он делал вид, что не понимает.

— Проблема не в деньгах! Мне больше не нужен этот салон! Я больше не могу там работать, все беды из-за него!

Я бросилась к ящику, где хранила деньги, достала оттуда пачку банкнот и бросила в его сумку:

— Я больше не хочу к ним прикасаться! Эти деньги приносят несчастье!

Я рухнула на кровать, совсем разбитая, я чувствовала, что Марко стоит за мной и не знает, что делать. Он не двигался, не обнимал меня, просто стоял. Он пробормотал: