Чем ближе они подъезжали к дому, тем, казалось, быстрее мчалась машина. Это лишь увеличивало волнение Шарлотт-Энн, потому что она отнюдь не так стремилась добраться до палаццо, как муж. Женщина все больше нервничала и беспокоилась, уверенная в том, что ему следовало известить родителей об их свадьбе. А ей следовало настоять на этом. На какой прием может рассчитывать свалившаяся с неба жена? Она пыталась мысленно представить себе родителей Луиджи, суровых и аристократичных: его отца — князя Антонио, тонкого эстета, с угрожающей, почти пастырской, манерой держаться, и его мать — княгиню Марчеллу, наследницу семьи Медичи, холеную и холодную. Семья ди Фонтанези могла проследить свой род до двенадцатого века. Один из предков в пятнадцатом веке даже был Папой.
Несмотря на страх ожидания, Шарлотт-Энн не могла не любоваться красотой пролетающего мимо пейзажа. Деревни сменялись горбатыми холмами, солнечные склоны которых покрывали многолетние зеленые виноградники, возделанные на каменистой, неплодородной почве, а тенистые — серо-зеленые оливковые деревья. То там то сям поднимались кроны величественных кипарисов. Немногочисленные домики деревень то венчали самые вершины холмов, то прятались в глубоких долинах. Повсюду вдоль извилистой дороги крестьяне возделывали свои поля теми же инструментами, что и их предки. Когда сияющая машина проносилась мимо, они опускали свои мотыги и с удивлением мечтательно смотрели вслед.
Всякий раз, когда они въезжали в деревню, Луиджи сбрасывал скорость, на лице его читалось нетерпение, но Шарлотт-Энн была ему за это благодарна. Куры гордо выступали по узким пыльным улочкам, все время кланяясь в поисках еды, пока красный автомобиль не заставлял их взлетать с сердитым квохтаньем. Шарлотт-Энн, откинувшись на спинку сиденья, рассматривала строения. Штукатурка облупилась, выставляя напоказ толстые каменные стены. В каждом селении высокая каменная церковь со шпилем возвышалась над другими крышами, покрытыми разноцветной черепицей. Казалось, время на этой земле остановилось несколько веков назад. Инцидент на границе, свидетельницей которого стала Шарлотт-Энн, удалялся все дальше и дальше.
— Я не думала, что здесь так красиво, — сказала она.
Луиджи покосился на жену. Они только что проехали деревню, и машина устремилась вперед по открытому участку дороги.
— Что? — переспросил он, пытаясь перекричать шум ветра и рев мотора.
Молодая женщина сложила ладони рупором и прокричала:
— Я сказала, что здесь красиво!
Луиджи хмыкнул, и Шарлотт-Энн снова поразилась его красоте, тому, что ему достаточно только взглянуть на нее и она начинает таять.
Неожиданно он притормозил и съехал на обочину. Когда Луиджи взялся за ручной тормоз, Шарлотт-Энн удивленно посмотрела на него.
— Что-то случилось? — спросила она.
Муж покачал головой:
— Мы почти приехали. Нам осталось минут пять пути.
Шарлотт-Энн кивнула.
Он нашел ее руку и сжал.
— Ты нервничаешь?
Жена сморщила нос, потом снова кивнула.
— Нет причин для волнения, — заверил ее Луиджи. — Мои родители обычно не едят молоденьких девушек на обед. — И с этими словами он снова завел мотор, и машина двинулась вперед. Еще один поворот, потом резкое торможение, поворот направо с протестующим скрежетом резины, и автомобиль съехал с дороги на еще более узкую аллею, ровную и отлично вымощенную.
— Вот мы и приехали, — провозгласил князь, когда «бугатти» миновал две каменные колонны, охраняющие въезд в поместье.
Шарлотт-Энн повернулась на красном кожаном сиденье и посмотрела назад. Каждую удаляющуюся колонну венчал серый разрушенный фрагмент мраморной статуи.
Дорога изгибалась, полого поднимаясь вверх по склону холма, усаженного оливковыми деревьями. «Бугатти» мчался мимо кипарисов, обрамлявших обочины.
— Это и есть твой дом? — спросила Шарлотт-Энн, указывая влево.
По другую сторону долины, на вершине еще одного холма, возвышалось здание, напоминавшее разросшуюся крепость из желтого камня. Сходство довершали зубчатые стены и башни.
Луиджи покосился на нее:
— Нет, это монастырь ордена Богородицы. Монахини вышивают наше белье. Наш дом, хотя мне следовало бы сказать — дом моих родителей, прямо над нами. Когда ветер дует с запада, то можно услышать звон колоколов монастырской церкви.
Дорога поднималась все выше, закручиваясь спиралью вокруг холма. Шарлотт-Энн посмотрела вниз: сквозь ветви кипарисов виднелись зеленые виноградники, оливковые рощи и деревни, рассеянные по долине.
— Посмотри вверх, — раздался голос Луиджи.
Он сбросил скорость, «бугатти» полз черепашьим шагом. Шарлотт-Энн посмотрела туда, куда указывал его палец, и впервые увидела родовое гнездо ди Фонтанези.
Над ними выступала вперед широкая, огражденная перилами терраса. Сам дом немного отступал назад, его наполовину скрывала стена кипарисов. Увиденного хватило молодой женщине, чтобы понять, сколь обескураживающе огромными были его размеры. Дворец венчал собой вершину холма, откуда открывался широкий вид на окружающие окрестности.
Центральная часть дворца была четырехэтажной — это стало видно за следующим поворотом. На первом этаже ограждали вход три вздымающиеся арки, обрамленные с каждой стороны тремя высокими стеклянными дверями. Массивные закругленные окна второго этажа, выполненные в той же манере, что и арки первого, казались их отражением. На третьем этаже расположились только восьмиугольные окна. Их линия прерывалась в центре, где заканчивались вершины арок окон второго этажа. Три маленьких окошка венчали пирамиду на четвертом этаже. Над центральным возвышался флагшток с бьющимся на ветру штандартом ди Фонтанези.
Два длинных двухэтажных боковых крыла протянулись от центрального входа. Линия крыш и головокружительная архитектура фасада придавали дворцу вид белоснежной пирамиды. Чистоту цвета нарушала лишь черепица крыш, одинаковых повсюду в этой местности.
Только когда машина проехала дальше вокруг холма, Шарлотт-Энн заметила с благоговейным страхом, что ее первый взгляд охватил только вершину айсберга. Все четыре стороны дворца оказались идентичными. Он был абсолютно квадратным и скрывал открытый внутренний дворик в центре. Огромные размеры строения напомнили ей один из гранд-отелей ее матери. Шарлотт-Энн глубоко вздохнула и постаралась подавить нарастающую дрожь.
— Я здесь вырос, — проговорил Луиджи, по-прежнему не прибавляя скорость. — Конечно, этот дом не стал моим единственным пристанищем. Сейчас я большую часть времени провожу на Вилле делла Роза в Риме, где мы провели прошлую ночь. Сюда я приезжаю навестить родителей. Мы с тобой обоснуемся в столице. Да потом есть и другие дома. Мой дед выстроил дворец в неоклассическом стиле на берегу озера Гарда. Есть еще и шале в Альпах, и дворец в Венеции. Но этот дом я люблю больше всего. Местные жители называют его «Palazzo Bizzarro».
— Палаццо Бизарро? А что это значит?
— Если перевести буквально, то «Странный дворец». Но его официальное название — «Palazzo di Cristallo», «Хрустальный дворец».
Шарлотт-Энн довольно долго не могла отвести взгляда от приближающего здания, потом повернулась к мужу и удивленно посмотрела на него:
— Но почему? Я что-то не вижу здесь много стекла, если не считать окон. Почему просто не называть его «Палаццо ди Фонтанези»?
— Ты все скоро увидишь. — Луиджи загадочно улыбнулся. — Это, конечно, палаццо ди Фонтанези. Но так называется дворец в Венеции, правда, венецианцы вместо слова «палаццо» употребляют слово «каза», а сокращенно — «ка», поэтому дом называется «Ка ди Фонтанези».
— Мне кажется, — произнесла его жена зачарованно, — что я несколько смущена.
— Не стоит смущаться, — рассмеялся князь. — Ты быстро привыкнешь.
— Ты сказал, что любишь этот дом больше других. Почему?
— Потому что это «Хрустальный дворец». Из-за его истории. Видишь ли, здесь наше родовое гнездо, хотя от него и немного осталось. Мой прадедушка был немного — как это ты говоришь? — не в себе. — Он постучал пальцем по лбу.
