— Мама! — жалобно воскликнула Маргарита.
— Но как это возможно? — В голосе моей матери прозвучал сладкий яд. — Неужели вы решились бы объявить родного сына бастардом? А себя, что же, причислили бы к шлюхам? Всего лишь назло нам? Только чтобы подставить нам подножку? Неужели вы бы уничтожили собственную репутацию и сделали рогоносцем своего покойного мужа? После того, как его голову выставили у ворот Йорка, надев на нее в насмешку бумажную корону? Впрочем, та корона — сущие пустяки по сравнению с рогами, приготовленными ему супругой. Неужели вы решились бы опозорить собственное имя, а имя супруга покрыть куда большим позором, чем его враги?
В свите герцогини послышался шум, затем тихий вскрик, и бедная Маргарита пошатнулась, видимо теряя сознание. Я же и мои сестры — полурыбы, потомки могущественной Мелюзины, — держались стойко и лишь во все глаза следили за этим поединком, во время которого наша мать и мать короля, точно два озверевших, рубящихся на топорах участника рыцарского турнира, говорили сейчас друг другу нечто совершенно немыслимое.
— Есть немало таких, кто поверил бы мне, — угрожающе произнесла герцогиня Сесилия.
— Что ж, тогда это тем более постыдно, — решительно заключила моя мать. — В Англии действительно ходили слухи о том, кто настоящий отец Эдуарда. Если честно, я относилась к тем немногим, кто готов был поклясться, что дама из столь знатной семьи никогда не пала бы так низко. Однако и я, и все прочие слышали, разумеется, сплетни о некоем лучнике по имени — как там его?.. — Мать сделала вид, что забыла, и даже постучала себя по лбу. — Ах да, вспомнила: Блейбурн. Так вот, якобы этот лучник Блейбурн и был вашим любовником. Но я всегда утверждала — как, впрочем, и Маргарита д'Анжу, — что такая благородная дама, как вы, никогда не унизилась бы до такой степени. Ей бы и в голову не пришло лечь в постель с простым лучником, а тем более родить от него бастарда, принести этого ребенка своему мужу в дом и качать его в фамильной колыбели!
Имя Блейбурн прозвучало так, словно в комнату с грохотом влетело пушечное ядро, прокатилось по полу и замерло ровно посредине. Моя мать действительно никого и ничего не боялась.
— И кстати, герцогиня, — продолжала она, — если бы даже вы заставили лордов свергнуть короля Эдуарда, то кто стал бы поддерживать вашего нового короля Горга? И смогли бы вы после этого доверять своему младшему сыну Ричарду? Были бы вы уверены, что Ричард не предпримет собственной попытки занять трон? А разве ваш родственник и большой друг вашей семьи, лорд Уорик, не пожелал бы в таком случае прибрать корону к рукам? И почему бы им всем не развязать тогда новую войну друг с другом? Не вырастить еще одно поколение заклятых врагов, разрывающих страну на куски и заставляющих брата воевать с братом, готовых уничтожить тот хрупкий мир, который с таким трудом ваш старший сын завоевал для себя, для своей семьи и для своей страны? И вы готовы разрушить все ради пустяка, просто ради того, чтобы отмстить? Всем известно, как безумно честолюбивы представители дома Йорков, но неужели нам будет дана возможность еще и увидеть, как вы начнете пожирать друг друга, подобно тому, как перепуганная кошка поедает только что рожденных котят?
Это было уже слишком. Вдовствующая герцогиня протянула к моей матери руку, словно умоляя ее помолчать.
— Нет, нет! Довольно. Довольно…
— Я обращаюсь к вам как друг, — поспешила успокоить ее моя мать, изворотливая, как речной угорь. — И ваши бездумные речи, направленные против короля, дальше этой комнаты не выйдут. Ни мои девочки, ни я сама никогда не стали бы прилюдно повторять столь скандальные и предательские заявления. Мы постараемся попросту забыть то, что вы имели неосторожность высказать. Но право, мне очень жаль, что вам вообще пришли в голову подобные мысли. И меня до глубины души удивляет, как это вы решились произнести столь ужасные вещи вслух.
— Довольно, — повторила мать Эдуарда. — Я всего лишь хотела, чтобы вы хорошенько уяснили: этот необдуманный брак не соответствует моему выбору. Но я понимаю, что вынуждена с ним смириться. Вы доказали мне, что я должна принять его, как бы он меня ни раздражал, как бы ни уязвлял мою гордость, как бы ни порочил моего сына и мой дом. Что ж, будь по-вашему. — Сесилия тяжко вздохнула. — Видимо, до конца дней своих мне суждено нести это тяжкое бремя.
— Такова была воля самого короля, а ему все мы обязаны подчиниться, — напомнила моя мать, утверждаясь на завоеванных позициях. — Король Эдуард нашел себе жену. Она будет королевой Англии и первой дамой в государстве. И никто не посмеет поставить под сомнение тот факт, что моя дочь — самая прекрасная из королев, когда-либо сидевших на английском троне.
Мать Эдуарда, в свое время также прославившаяся редкой красотой — ее даже называли «розой Рейби», — впервые посмотрела на меня не без некоторого удовольствия.
— Полагаю, в этом отношении вы правы, — ворчливо согласилась она.
А я, поклонившись ей, весело спросила:
— Так можно мне называть вас матерью?
Как только завершилась первая «радостная» встреча с матерью Эдуарда, мне пришлось готовиться к следующему испытанию: Эдуард собирался представить меня своему двору как королеву. Заказы, которые Энтони по моей просьбе сделал лондонским портным, были выполнены вовремя, так что с гардеробом у меня проблем не возникло. Для своего первого выхода я приготовила красивое платье бледно-серого цвета с жемчужной отделкой и глубоким вырезом спереди. Его широкий пояс расшили жемчугом, а рукава сделали совсем простыми, длинными, из легкого шелка. К этому платью я надела высокий головной убор конической формы с ниспадающим серым шарфом. Выглядело это одновременно и богато, и ошеломляюще скромно. Когда моя мать заглянула ко мне узнать, готова ли я, мой внешний вид в высшей степени ее удовлетворил; мать взяла меня за руки и расцеловала в обе щеки.
— Прекрасно, моя красавица! — воскликнула она. — Теперь никто не сможет усомниться, что Эдуард женился на тебе, потому что влюбился с первого взгляда. Как раз такие чувства и воспевают трубадуры! Да благословит Господь вас обоих, моя милая!
— Меня уже ждут? — нервно поинтересовалась я.
Мать указала подбородком на дверь моей спальни.
— Они все уже там, в приемной: лорд Уорик, герцог Кларенс и еще с полдюжины лордов.
Я глубоко вздохнула и, придерживая руками высокий головной убор, кивнула своим фрейлинам; они тут же распахнули широкие двустворчатые двери, и я, по-королевски подняв голову, вышла навстречу придворным.
Лорд Уорик, весь в черном, стоял у камина. Этот крупный мужчина лет сорока, с широкими, как у быка, плечами и грудью, смотрел на огонь, горевший в камине; его суровое лицо было повернуто ко мне в профиль. Услышав, что двери отворились, он повернулся, взглянул на меня, нахмурился, но заставил себя улыбнуться.
— Ваша милость… — промолвил он, поклонившись.
Я сделала реверанс, заметив, однако, что улыбка ничуть не согрела его темных глаз. Уорик, безусловно, рассчитывал, что сможет и далее управлять Эдуардом. Ведь он уже пообещал королю Франции устроить тот выгодный брак, но все его усилия пошли прахом. И люди уже задались вопросом, по-прежнему ли он, лорд Уорик, обладает сильным влиянием на молодого короля, или же Эдуард отныне принимает решения самостоятельно.
Герцог Кларенс, он же Георг, любимый брат Эдуарда, стоял рядом с Уориком и выглядел как настоящий принц Йорков: золотоволосый, готовый в любую минуту улыбнуться, изящный даже в самой расслабленной позе. Мне он показался прекрасной, утонченной копией моего мужа. Георг и впрямь был невероятно хорош собой и отлично сложен. Он поклонился мне с поразительной грацией, точно профессиональный танцор-итальянец, и на устах его заиграла поистине обворожительная улыбка.
— Ваша милость, — начал он, — я так рад обрести еще одну сестру! С удовольствием приветствую вас в связи со столь неожиданным браком моего брата и желаю вам всего наилучшего в вашем теперешнем новом качестве.