Весь прошедший месяц Ко-Этл серьезно раздумывал над поставленными Ормоной вопросами сотрудничества, но теперь он даже не знал, какая экономическая основа может быть под этим, какая, говоря проще, выгода для Тепманоры. Поставки тропической снеди на Север? Не впечатляет: очень далеко и затратно — его не поймут. Выход в акваторию Южного океана и, как следствие, возможность контролировать пути сообщения южан? Это уже чуть теплее, но все равно ерунда: южане давно зажаты Аринорой в тиски и уже едва высовываются со своего Оритана, боясь участи многих сбитых над океаном сородичей-эмигрантов. Не может же он признаться Совету: да, я потерял голову от жены их лидера и теперь хочу подарить от щедрот им гору тепманорийских устройств — развивать промышленность в Кула-Ори!

Поселили их в большом красивом доме, хозяин которого сейчас отсутствовал.

— Здесь живут наш созидатель Кронрэй и еще пара семей, которые он приютил у себя, — объяснил Ал. — Но они нынче в отъезде, и господин Кронрэй любезно позволил нам распорядиться этим домом по нашему усмотрению. Располагайтесь, господа! Отдохните после долгого перелета. Если будет в чем-то нужда — мы готовы исполнить ваши пожелания.

Держа его под руку, маленькая и уютненькая Танрэй улыбалась. Она хотела понравиться приезжим и нравилась. А еще ее жалели — бедняжке приходилось работать, будучи в священном состоянии! Ее самоотверженностью восхищались. Ко-Этл — в первую очередь, и даже образ обожаемой Ормоны слегка померк в его глазах рядом с этой златовласой птичкой, красавицей-ариноркой. И почему у них не водится таких красивых и умных женщин? Все сплошь или дуры, как сестра, или бесцветные мегеры: стоит такой умыться — и хоть беги вон от этого бледногубого чудовища с рыбьими глазами и редкими сивыми бровями. Встреть он там хотя бы подобие Танрэй — и с холостяцкой жизнью было бы тут же покончено. Но, конечно, он ни за что не позволил бы ей позориться и бродить по городу. У него прекрасное поместье, в котором можно гулять и сколько угодно общаться подружками из соседних имений — он ведь не деспот какой-нибудь, понимает, что даже женщине нужно человеческое общение…

Смотрел он на нее и думал: вот жаль, что скоро южане в своем племени совсем вытеснят небесную расу белокожих и голубоглазых людей. Их черные гены сильнее: к примеру, если Танрэй родит блондина или блондинку, то у тех в свою очередь вполне могут появиться черноволосые или черноглазые дети — эта скверна передается через поколения! Стать истинного аринорца — идеальна. Южане же ущербны во всем, взять хоть Ала, который здесь, среди его сородичей, считается эталоном мужской красоты. Слишком высок, слишком хрупок и тонок, слишком смугл, черты лица резковатые, да и форма черепа… Словом — второй сорт.

Ко-Этл морщился и старался думать о более приятных вещах, бродя по дому здешнего созидателя и разглядывая занятные барельефы. В одной из комнат — большом зале с круглым бассейном — жило какое-то местное чудище. У рептилии была зеленовато-бурая шкура, вся в каких-то наростах и шипах, короткие неуклюжие лапы и длинные зубастые челюсти. Подходить к нему северянин не рискнул, но по размерам прикинул, что чудовище длиной примерно с его ногу, не меньше. И, похоже, это еще не взрослая особь. Вспомнились слова Ормоны о том, какая только гадость ни водится у них в джунглях.

— Что скажешь? — неслышной походкой приблизившись к шурину, тихо спросил Эт-Алмизар и тоже уставился с балкончика на ящера, бревном лежащего в бассейне.

— О чем именно?

— О наших южанах, разумеется!

Ко-Этл вздохнул:

— Странные они. Но мне понравилось, как у них здесь поставлено образование. Одна школа на город — это, конечно, ерунда, только преподавателя до смерти загонять… И возня с обезьянами — тем паче глупость, когда учить надо только детей высших, а никак не это отребье. Но сама идея Танрэй мне в целом понравилась: рабов необходимо в минимальной степени обучить пониманию языка хозяев, иначе как же с ними управляться? И не более того. Она же, сдается мне, поставила себе целью расшевелить их мозги.

— Тогда ори и узнают, что такое — обезьяна с атмоэрто! — усмехнулся Эт-Алмизар.

— Или со взрывчаткой… Охо-хо!

Мужчины расхохотались так, что бревно всплыло на поверхность водоема и погребло к бортику.

— Ах да, мне же велено передать, — спохватился помощник, кулаком утирая слезу с краешка глаза, — что для нас устраивают званый ужин в доме Ала… А ты не запомнил, как они здесь обращаются друг к другу? Смешно как-то…

— Атме.

— Атме! Ха-ха-ха! Точно — атме! Душенька Ко-Этл, а не изволите ли откушать…

— Ну все, довольно, — одернул его лидер, позволивший ему некоторое панибратство исключительно потому, что были они здесь один на один. — Иди узнай, всего ли хватает нашим, и обеспечь, если что-то требуется.

Эт-Алмизар с готовностью подпрыгнул, кивнул и резво удалился.

— Атме! — пробормотал Ко-Этл и прыснул, пока никто не видит.

Торжество было нестерпимо скучным. Немного спасало то, что Ал устроил встречу под открытым небом, в просторном дворе своего дома.

Фирэ заметил, что почти все блюда, стоящие на столе, по этикету требуют использования самых мудреных столовых приборов, а хитрая мина на личике Танрэй и уничтожающие взгляды, посылаемые в ее адрес Ормоной, не оставляли сомнений, что все это было задумано женой Ала нарочно. Даже чопорные северяне изредка напряженно выбирали, каким инструментом пробовать очередной изыск. А самому Фирэ было смешно: соревноваться в чопорности с его покойным отцом не смог бы никто из присутствующих, и потому никто, кроме юноши и, пожалуй, старого кулаптра Паскома, не ощущал себя свободнее на этом ужине. Забавно, что в конце концов находчивый помощник Ко-Этла, Эт-Алмизар, разглядел это и, незаметно толкнув локтем сидящего по соседству лидера, указал глазами, у кого можно подсматривать верный выбор. Бородач с облегчением воспользовался намеком и почти не сводил взора с рук кулаптров.

А вот Ормона сегодня вечером отчего-то раздражала Фирэ. Может быть, из-за того, что он был настроен на Учителя, а тот, судя по буре в его душе, сильно с нею не поладил по какой-то причине и на ужине даже отсел подальше. Но та его будто и вовсе не замечала, держась только возле делегации северян.

— Как нынче весна в Тау-Рэе, господин Ко-Этл? — нарушила общее молчание мать Танрэй, и все мгновенно оживились, отодвигая от себя почти не тронутые яства.

— У нас весны прохладные, госпожа Юони, а самое начало проходит незаметно, в точности как на Ариноре… — молодой человек споткнулся, — и, вероятно, у вас на Оритане…

Присутствующие засмеялись, как по приказу. Натянуто, но с некоторым облегчением. Ормона внимательно разглядывала тех, кто не поддерживал общего веселья, а Фирэ подумалось, что узнай северяне весны последних лет Оритана, то вряд ли им хватило бы для описания слова «прохладные».

Ал и Паском о чем-то тихонько переговаривались, Тессетен с усмешкой смотрел то в свою тарелку, то на жену. Юноша не чувствовал единения с большинством этих людей, ему не хотелось находиться здесь. Когда Фирэ задавал себе вопрос, для чего он все-таки пришел, сердце предлагало единственную подсказку: ради Паскома, Танрэй и Сетена. Затея Ормоны стала ему непонятна. Поначалу смешная, теперь ее игра начала обращаться во что-то мрачное и пугающее, и чем больше мешала ей Танрэй, тем страшнее становилось смотреть, как пульсируют зрачки в темных глазах жены Учителя.

— Надеюсь, я не сильно пережарила баклажаны… — невинно заметила хозяйка, будто кому-то было до этого дело.

Фирэ улыбнулся. Про себя. Он заметил, как Танрэй подмигнула мужу и Сетену, и решил немного подыграть им — отказался от блюда, отчего у подсматривавших за ним Ко-Этла и Эт-Алмизара вытянулись лица. Паском и подавно поднялся со своего места, чтобы что-то сказать тримагестру, сидевшему в отдалении, рядом с матерью Танрэй.

Ко-Этл и Ормона с непроницаемым видом принялись орудовать ножичками, а все остальные так и зависли над столом, не зная, как подступиться к пище.