Она казалась двужильной: искусственный исполин жрал неимоверное количество сил кукловода, тем более что львиная доля энергии уходила на то, чтобы ни на мгновение не потерять концентрацию.

Но как же здесь было красиво! Один и тот же пейзаж в течение дня менялся, путая краски, примеряя новые оттенки и избавляясь от прежних. И потрясающие закаты, и младенчески-нежные рассветы — всё видели путешественники в своем продвижении звериными тропами среди скал.

— И все же что мы ищем, атме Ормона? — спросил однажды на отдыхе у костра один из гвардейцев.

С легкой руки Ишвара ори сначала в шутку, а потом, привыкнув, и всерьез стали обращаться друг к другу с этой нелепой приставкой «душенька». И такое обращение не коробило уже никого: чем принципиально отличаются в этих дебрях «господа» от «атме»?

Потирая иззябшие руки над пламенем и слегка морща обветренное, но нисколько не подурневшее лицо, Ормона взглянула на мужа. Сетен молчал, крепко сжав губы и размыкая их лишь для того, чтобы забросить в рот наскоро разогретую пищу.

— Космический корабль пришельцев, — не дрогнув и тенью улыбки, ответила она спросившему.

Тессетен наклонил голову, пряча подбородок в шарф, и тихо затрясся от смеха. Глаза спутников округлились, а Ишвар радостно заулыбался, хотя слово «космический» так и осталось за пределами его понимания.

— Ч-чего? Атме, вы, может быть, шутите? — подавившись и откашлявшись, взмолился гвардеец.

Она выдержала длинную паузу и только потом громко фыркнула и расхохоталась. Когда приступ веселья покинул ее, Ормона признала, что никто, даже советник Объединенного Ведомства Паском, не знает, как выглядит то, что они ищут.

— Он сказал: «Вы сами почувствуете это, если окажетесь вблизи»…

Гвардейцы были разочарованы, но не конструктор Зейтори, который уже немало слышал о «куламоэно» — то, что исцеляет саму смерть.

— Забудьте вы об этой штуке, — поморщился Тессетен, поглубже нахлобучивая капюшон на лоб и своим словом прерывая скептическое брюзжание соотечественников. — Считайте, что мы с вами просто ищем подходящие места укрытия на случай широкомасштабной войны с Аринорой. Она ведь все равно будет, дело времени. Здесь тысячи пещер, как эта и гораздо больше. Из них получатся отличные ангары для техники и бункеры для людей. Те, что встретятся нам по пути, мы будем отмечать на карте, а по возможности даже исследуем.

Парни сочли этот довод вполне убедительным, сменили тему беседы, а потом и вовсе разбрелись по своим походным шатрам. Полусферические палатки внутри пещеры могли бы показаться странной прихотью отряда, но лишь человеку, никогда не пробовавшему ледяного ветра гор Виэлоро.

Сетен и Ормона остались у костра вдвоем. Огонь слабел, и супруги сидели, накрывшись просторной мохнатой шубой из горного козла или барана — Тессетен плохо разбирался в здешней фауне, чтобы знать вернее.

— Что с тобой происходит, родная? — мягко спросил он сонно мигающую в отсветах огня жену.

— Со мной? То же, что с любым, кто водит диппендеоре, — несколько устала…

— Я не о том. Меня радует, что ты привыкла к Рэйсатру и нашла себе развлечение по душе — верховую езду и охоту. Но зачем так часто?

— Так часто — что? — она чуть надменно взглянула на него, а в тоне промелькнуло раздражение.

— Так часто убивать диких тварей? Они уже признали твое превосходство. Гвардейцы говорят, что теперь приходится уходить далеко от поселения, чтобы найти хоть одну… Зачем тебе это нужно каждую ночь?

В отличие от него Ормона открываться не собиралась.

— Наверное, чего-то не хватает в организме, — жена хмыкнула и беспечно взмахнула рукой. — Может быть, совести?

Сетен тяжко вздохнул. Ему невыносимо было осознавать, что они так стремительно отдаляются друг от друга. В вопросах взаимоотношений между истинными попутчиками, частичками двуполярного «куарт», он был слишком консервативен.

Но они же с Ормоной умели узнавать желания друг друга без слов и общаться на расстоянии! Разве это не показатель той самой близости? Однако теперь в сердце Сетена закралось сомнение. Он был наблюдателен, и мимо него не прошло ее неравнодушие к Алу. Много лет назад это открытие больно резануло его чувства, но Тессетен сумел скрыть горечь под обычной маской самоиронии — кажется, обманув не только людей, но и проницательного Ната.

Может ли настоящий попутчик испытывать тягу еще к кому-либо, кроме полярного «куарт»? Это ведь неестественно! Не «дурно» или «хорошо», а неестественно и неправдоподобно.

— Я страшно скучаю по Оритану, — признался он. — Наверное, в это Теснауто мы с тобой съездим туда, чтобы побывать на празднике…

— Видимо, ты поедешь один, — отозвалась Ормона, зевнув и подвинув поближе к ним его наследный меч.

Вот как, значит… Но она не слишком удивила его своей отстраненностью.

Когда Сетен заснул в своем меховом мешке, Ормона, прислушавшись к его дыханию, осторожно приподнялась, а потом выскользнула из палатки.

Горы встретили ее протяжным воем ветра, но женщина, легко перепрыгивая с камня на камень, забралась на высокую каменную площадку над их лагерем. Поземка осталась там, внизу, а здесь было удивительно тихо и звездно.

— Покажи! — прошептала она и прогнулась навстречу вселенной, распахивая руки.

Веки задрожали, будто у спящей, которая видит бурный сон. Пронеслись мимо миллионы ликов, разделяющих водной гладью Рэйсатру и Оритан.

Ормона увидела их с Сетеном дом, где они оставили жить Ала. Он должен был жениться сразу после их отъезда и переехать с супругой в покинутое жилище троюродного брата. Его невесту звали Танрэй. Как больно резанул звук этого имени слух Ормоны! А все подумали, что это из ревности к Алу… глупцы! Они считали, что она тайно влюблена в приятеля мужа…

Возле дома стоял отряд из нескольких молодых парней. Их возглавлял тот самый Дрэян — старший внук советника Корэя, она узнала его по некоторому сходству с Алом. Это были гвардейцы из военного блока Ведомства, но что они делали ночью у дома гражданских жителей Эйсетти?

Ормона силой воли погрузила свое сознание глубже. Сегодня ее ночь, сегодня новолуние. Мать тоже видела наперед только в особые дни, но она тут же и забывала, едва успев рассказать, что видит.

А, так это местные националисты, габ-шостеры, выселяющие семьи северян с Оритана! И Ведомство давно уже смотрело на все это сквозь пальцы, даже потворствовало, иначе разве могли бы заниматься такими делами служители закона и армии?

Дрэян о чем-то говорит с вышедшим из дома Алом. Кажется, Ал пристыдил юнцов, потревоживших их с Танрэй сон. Рядом сидит и наблюдает за происходящим второй хранитель, Нат, но на него не обращают внимания, он ведь всего лишь волк. Но это не помешает волку упредить Тессетена, который прибудет к ним на следующее утро, о запланированном Поединке: везунчик Ал сочтет возможным вызвать на бой внука господина Корэя за оскорбление, нанесенное друзьям. Националисты ведь явились туда не к нему, а к светловолосому северянину Тессетену с требованием убираться на свою Аринору. Не обладая почти никакими ментальными силами, Ал и представить себе не может, что способен сделать с ним Дрэян во время Поединка второго — «тонкого» — уровня. Зато это представляют Нат и Тессетен.

Тут дверь дома открылась, и Ормона стала вглядываться во тьму зимнего сада, чтобы увидеть жену Ала. Однако любопытство, равно как и любые другие страсти — помеха для предвидения. И картинка тут же пропала.

Ормона пришла в себя. Горы высились кругом безмолвными черными грядами. Запах родных краев растворился вместе с картинкой. Она устала, но что-то подсказывало ей, что надо смотреть еще, что там решится не только ее судьба, там определится путь всех пятерых.

Она глотнула из фляги теплого травяного взвара, и кровь снова прытко побежала по коченеющим жилам.

— Дальше! — прошептала-простонала Ормона. — Покажи дальше!

Природа ее подчинялась велению мысли.

Теперь она будто бы стоит на ступенях портала Новой Волны, напротив нее — Тессетен, и вокруг них студенты, а рядом с Сетеном — Ал. И Тессетен так странно, исподлобья, глядит на нее. Так, как глядел в первую их встречу… Ормона переводит взгляд на себя — незаметно осматривает руки, одежду — легкое цветастое платье, подхваченное на плече брошью. Порыв ветра вдруг вскидывает прядь волос и перебрасывает со спины ей на грудь. И тут она видит, что волосы ее медно-рыжего цвета, густые и волнистые!