Окруженная сверстниками — в их числе была и Танрэй — у ног статуи пела Эфимелора. Они с Танрэй дружили и чем-то походили между собой: обе темноволосые, обе синеглазые, только Эфимелора пониже ростом и куда более скрытна, чем подруга.
Почти одновременно с Паскомом на такую же площадку, только напротив, из другого катера выбралось несколько парней, среди которых он различил и Ала. Они тут же поспешили к статуе.
Танрэй начала озираться, и Паском улыбнулся. Он точно так же чувствовал свою попутчицу, а та — его. Эх, скорее бы…
Когда кулаптр переговорил с другими Учителями, эти двое были уже снова знакомы и как ни в чем не бывало кружились в танце под веселое пение неутомимой Эфимелоры. Никто из них не знал, что им предстоит совершить в ближайшие часы.
— Мы войдем туда через грань Души, — сказал Паском собравшимся вокруг него тринадцати парам учеников — и то же самое говорили сейчас Солондан и другие своим ребятам, в числе которых были Паорэс и Эфимелора. — Освободите сознание, сосредоточьтесь на мире внутри вас и только тогда входите.
И без лишних слов кулаптр зашагал к Храму. Он нарочно решил ввести их через самую неприступную для новичков грань — это уже само по себе было экзаменом, предваряющим основное испытание.
Солондан нагнал его и, оглянувшись на дочь, шепнул:
— Это как будто не для нее, а для меня самого испытание…
— Так оно и есть. У нас с вами этот этап тоже ведь впервые, тримагестр!
— Для меня… для нас, — он взял за руку жену, — вдвойне…
— Не переживайте за Танрэй, она умница. Она справится.
— Полагаюсь на ваше чутье, кулаптр!
Грань Души замерцала радугой. Существуя одновременно на двух планах бытия, камень гигантского кристалла обрел проницаемость, и Паском попросту миновал преграду. Другим же показалось, что он прошел сквозь мраморную стену. А ему было важно узнать, как быстро правятся с задачей они.
Но ни один из учеников не почувствовал ни малейших затруднений. Вечное лето чертогов Души встретило их ароматами меда и моря. Теплая ласковая волна игриво скользнула им под ноги и отбежала. Над искристой водной поверхностью, перехваченной золотой лентой заката, парили белые чайки. Блики предвечернего золота очаровывали взгляд.
Юноши и девушки озирались по сторонам. Для них это было чем-то вроде высадки на другой планете. Паском хорошо помнил свой «первый переход», чтобы понимать их чувство и даже слегка завидовать новизне и свежести их восприятия.
— А где все остальные?! — удивленно спросил Рарто, друг Ала, самый старательный и покладистый из учеников. Если бы Паскому взбрело в голову назвать белое черным, то, слепо повинуясь и веря, Рарто заставил бы свое зрение видеть именно так, как потребовал Учитель: тот ведь знает лучше!
— Они на своей радуге, Рарто. Присядем.
Двадцать шесть человек уселись, скрестив ноги, полукругом возле Учителя, с любопытством на него взирая. Сколько же раз эти личики, сейчас юные и нежные, он видел покрытыми патиной возраста, морщинистыми, усталыми. У кого-то гасли глаза, а кто-то до последнего дня дразнил судьбу. Приходили и уходили они, приходил и уходил Паском, и все они вместе, объединившись в синергизме равных по духу, когда вслепую, а когда осознанно — бывало по-разному — двигались каждый своей дорогой, но в одном направлении.
— Нам необходимо постигнуть одну вещь, которую и сами потом передадите каждый своим ученикам.
Ребята оживленно завозились.
— Существуют истины, постигнуть которые возможно только в мире и покое, в гармонии со своим духом и сердцем. Если же что-то мешает, то человек скатывается все ниже, жизнь перестает учить его, а только пинает, и тогда за «куарт» принимается смерть, обрывая воплощение на середине и не давая выполнить отведенную миссию.
Паском собрал пригоршню песка и пересыпал ее в пустую ладонь. Машинально подражая его движениям, то же самое проделал и кроткий Рарто.
— Но бывает и так, что духу для развития требуется барьер, серьезное препятствие, с честью (с честью!) преодолев которое, он перейдет на новый уровень.
Рарто что-то шепнул своей попутчице, и та кивнула. Ал, охватив руками колени, сидел возле Танрэй, и оба они не сводили глаз с учителя, словно, забегая вперед, силились первыми понять, что их ждет.
— Конечно, никто не имеет права и не станет устраивать искусственные трудности для того, чтобы испытать человека. Нельзя искажать объективную реальность. Однако мы можем прибегнуть к субъективной реальности — то есть погрузиться в глубины собственного подсознания и отыскать ответы там. Всё в нас самих — добро и зло, откровения и тайны. Надо только отыскать эти сундучки и подобрать ключи.
Паском поднялся.
— Мы добились определенной гармонии в физическом мире. Почти добились. Полная гармония — не для грубого мира. То, к чему так долго пробивались наши предки-аллийцы… то есть мы сами… оказалось возможным здесь, в Убежище. Но на уровне генов все мы помним и времена войн, и страх, и страдания. Это никуда не делось, оно пришло вместе с нами, в наших физических телах, с нами и уйдет до следующего воплощения. И мозгу нашему атавистически потребен хлыст, испробовав который, разум наконец откроет личности путь на следующую ступень. При этом рассудок должен быть целиком и полностью убежден, что все происходящее с ним — объективная реальность. Лишь заподозрив, что это тренажер, мозг разбудит тело точно так же, как это происходит в обычном сне.
Очередная волна с шипением подкатилась к его ногам и отступила.
— Я отправлю вас в путешествие по вашему же собственному подсознанию, которое у каждого с непредсказуемыми особенностями и подводными камнями. Оно само спроецирует нужный вам для развития сюжет. Здесь не будет преград для фантазии. Опасно ли это? Болезненно. Если вы умрете, то переживете смерть по-настоящему, но только после этого проснетесь здесь, а не у Мирового Древа на Перекрестке. Это единственное отличие — все остальное будет для вас на самом деле. Знать, что это сон, вы не будете. Помнить об этом разговоре, о себе в этом или каком-то предыдущем вашем воплощении вы не будете. Обладать какими-то большими возможностями, которые слишком выделяли бы вас в том мире, вы не будете. То, что выдумает вам ваше подсознание — биографию, испытания, приключения — то вам и расхлебывать. Ну что ж, да не иссякнет солнце в наших сердцах! Начнем?
— А можно вопрос? — спросила попутчица Рарто и после кивка Паскома продолжила: — Мы должны будем непременно там умереть, чтобы вернуться сюда?
— Конечно, нет! Вы как раз и не должны умирать там! Ваша цель — выжить, но выжить с честью, не ступая для этого по головам людей — пусть из вашего подсознания, но все же людей.
— Но если мы не будем знать, что все это транс, то как же мы выйдем?
— Перед вхождением вы сами создадите якорек, который проникнет с вами в ваше подсознание и подаст мне сигнал, что вы прошли миссию и вас пора будить, — кулаптр хитро улыбнулся. — Я просто подниму вас, как это делают ваши родители или наставники, чтобы вы не проспали уроки.
Ребята засмеялись. Паском взглянул на тринадцатого и удивился, не обнаружив огонька воодушевления в теплых серых глазах Ала. А он-то рассчитывал, что тот станет первым энтузиастом и настроит на нужную волну всех учеников. Непредсказуем…
— Итак…
— Учитель!
Дерзкий взор, нахмуренные брови, сосредоточенность на своей мысли — ну разве мог кулаптр предположить, что Ал смолчит, если что-то задумал?
— А тот, кто изобрел этот метод, не боялся, что мир, в который поверит столько народа, однажды просочится на этот план бытия?
Паском вздрогнул. В своих размышлениях и выводах Ал был полностью серьезен и ждал такого же обоснованного ответа от Учителя.
— Ну что ты, Ал… О чем ты говоришь! Это заработало бы в одном-единственном случае: если бы проекция была неизменной, одной на всех. А так… так нет никакой опасности подобного рода, ведь каждое подсознание воспользуется своим сюжетом и заставит поверить в него разум единственной личности. Сам понимаешь, один человек со своей верой, неверием или заблуждениями не значит ничего, если его не поддерживает толпа.
