как пятый — выпивоха и артист,

но как Шестой — сам по себе гигант!

Шестой Владимир! Гордость всей Руси!

Народ, люби его! И Бог его спаси!

Мы живем на переходе к рынку,

шибко зябко в этом переходе,

рюмку выпью, а могу — и крынку

за тебя, мой старый друг Володя.

А поскольку ты у нас в завязке,

за тебя я выпью и вторую.

Мы живем сегодня в страшной сказке.

Отчего мы, Вова, не воруем?

Мы с тобой зачем-то не банкиры,

мы с тобой с чего-то не бандиты,

оттого скромны у нас квартиры

и счета в Женеве не открыты.

Рынок нас выламывает с хрустом,

только все же нас он не погубит.

Живы мы любовию к искусствам,

даже если нас они не любят.

Нет! Еще тряхнем мы стариною!

Особливо ты, мой друг прекрасный —

ты воспитан давнею войною

и рожден в день армии ты Красной.

Мы, какие ни на есть, таланты,

пусть в масштабе Среднего Урала.

А тебя из старших лейтенантов

возвожу сегодня в генералы!

Товарищи, я Бокарев Геннадий.

Допустим, я сегодня юбиляр:

вот даже книга — юбилея ради,

пожалуйста — сигнальный экземпляр.

Но я смотрю на эти вещи просто:

денек-другой традиции отдашь —

потом, в порядке творческою роста,

ползи на свой двенадцатый этаж.

Я не чураюсь всяческой работы,

и отдыхать я тоже не устал.

Люблю травить народу анекдоты,

но я травил и визовский металл.

Одним я боком — парень пролетарский,

со мною это было наяву,

другим — интеллигент, как Луначарский,

на улице которого живу.

Ни серебра, ни злата нету в хате,

я в совбуржуи, братцы, не гожусь,

не тем я горд что сыгран был во МХАТе,

а тем я горд, что этим не горжусь!

Как сценарист, мелькаю я все чаще

вполне готов в столичный я бомонд…

Но на Урале водка, что ли, слаще,

и потому я знаю: здесь мой фронт.

Бывзю крут и, если надо, врежу.

Но никогда девчонкам не грублю.

Любую я найду и обезврежу,

но мне зачем, я Галочку люблю.

Мне пятьдесят, но я еще не старый,

еще не перешел на водопой,

а со своей заветною гитарой

как запою — так просто молодой!

Дорогой наш друг Геннадий!

В этот славный юбилей

подарить хотим Вам шапку.

Вот инструкция при ней:

Если враг коварный скинет

с крыши маленький кирпич

в тот момент, когда под нею

вдруг гуляет наш Кузьмич —

ничего он не добьется,

даже если попадет,

потому что наша шапка

безусловно Вас спасет.

Если вдруг враги другие

станут злобно нападать —

Вы сумеете их сходу

нашей шапкой закидать!

Если срочно надо выпить —

и стакана не найдется,

наливайте смело в шапку.

Проверяли. Не прольется!

Если нужно Вам подумать

над одной из новых пьес —

надевайте нашу шапку

и под ней пойдет процесс.

Вмиг появится под шапкой

в Вашей умной голове

гениальная мыслишка.

Может, даже сразу две!

А если нету гонораров,

не платят Вам ни там, ни тут…

Протяните эту шапку —

Вам в такую подадут!

Мой друг редактирует воду,

сырую речную струю,

чтоб чистой по водопроводу

пришла в городскую семью.

Дышала тайгой и простором,

несла керосин и фосфат —

теперь благодетельным хлором

шибает ее аромат.

Из крана польется ли, брызнет,

в бескрайней своей чистоте —

бактерии смерти и жизни,

и те в ней убиты, и те.

Загадили граждане речку,

мой друг исправляет грехи.

Он счастлив при этом? Конечно.

К несчастью, он пишет стихи.

А их, столь же ловко и хитро,

как смутные воды, насос,

гоняют сквозь тонкие фильтры

и хлоркою глушат всерьез.

И будто бы воду сырую,

опасную для людей,

от свежих метафор фильтруют,

фильтруют от резких идей.

Ты будь начинающий автор

иль стой на вершине молвы —

издательских будней хлоратор

не знает поломок, увы.

Да хоть Элюару и Лорке,

по нынешним временам

любому подсыпали 6 хлорки,

еще и побольше, чем нам.

И вот, через долгие сроки,

приходят стихи к немоте —

живые и мертвые строки,

и те в них убиты, и те.

Грязнее река год от году,

поэзия — чище стекла…

Мой друг редактирует воду,

за то ему честь и хвала!

С напитком большие проблемы в Надыме,

а был он так остро нам необходим,

и я намекнул продавщице Надине:

мол, он, мой товарищ, воспел ваш Надым.

Расчет оказался и верный и точный,

почетный надымец был неотразим,

и после закрытия, в час неурочный,

Надина впустила нас с ним в магазин.

Так вот оно, действие литературы,

на судьбы людей, на простые сердца,

и даже последние, вроде бы, дуры,

и те от души уважают творца!

Есть у нас в Свердловске

высокая горушка,

возле той горушки

вышла заварушка:

здесь расстрелян русский царь,

самодержец-государь.

В честь того на этом месте

площадь есть Народной мести.

А местные жители

все поголовно —

народные мстители.

А еще на той горушке

есть чугунные лягушки,

из чугунной рыбы бьет фонтан.

Тут всегда сидят старушки,

греют косточки подружки,

и проходит мимо Яша,

всем известный фулюган.

Местный житель,

местный мститель,

он идет на микропорке,

Яша, Яша, детство наше