которое у нас прошло

в привычной драчке между всеми

за мясо и за барахло.

Мы все и правы и неправы,

но верен ход народных масс,

под тиканье достойной «Славы»

живи и славься, друг наш Макс!

Сынок, в твои года тревожные

нужны спокойные уловки,

помогут шахматы дорожные

культурно жить в командировке.

Что наша жизнь? Она — игра.

Все было: жертвы и потери,

и миттельшпиль играть пора,

кончать дебют, по крайней мере.

Ты далеко не староват,

в командировках действуй смело,

где надо — шах, где надо — мат

пуская в дело.

В дороге риск необходим,

шанс на гроссмейстера нарваться,

но, даже встретившись с Корчным,

не дрогни, друг, сыграй и с ним —

чего бояться?!

Немало пролетело встреч,

но верю: будут снова встречи,

и нам, сынок — о чем же речь —

еще до эндшпиля далече.

В твоей игре сомненья нет,

не зря ты вышел из рабочих.

Желаю я тебе побед

на фронте шахматном и прочих!

44-16-38 —

известный телефонный номерок.

— Але, але! Макс Лазарича просим!

Привет, сынок!

Привет, он отвечает мне, — папаня!

Чего не едешь? Живо был здесь чтоб!

Сынок, я разбираюсь, как маманя.

Видать, не будет. В ней взыграл микроб.

Она передает тебе привет

и пожеланье долгих-долгих лет.

Студентка Лёля кланяется тоже,

Собачка Гатя хвостиком вертит.

А я спешу — и у меня, похоже,

ужасный разыгрался аппетит.

Не надо думать тягостную думку,

а надо выпить сладостную рюмку

за то, что Михалевич — с нами он,

за то, что остроумен, как в былые,

за то, что он сегодня и впервые

прошел — да-да! — свой полный телефон.

Шестнадцать — было. Слесарь ПРП.

Любимец всех казачек Оренбурга.

И сам казак — ему еще бы бурка!

И тридцать восемь выпало в судьбе.

И вот сейчас сидим в твоей квартире,

а ты набрал свои сорок четыре!

Ну как об этом факте не звонить

во все края, во все микрорайоны!

Да не прервется нашей жизни нить,

перебирайся в наши телефоны.

Есть в номере моем пятьдесят три —

достигни их и дальше посмотри.

А дальше в отдаленьи шестьдесят

на кончике у номера висят.

Пройдешь и их и дальше посмотри:

у Чарного звенят семьдесят три.

Пройдешь и их, скажи: что дальше делать?

Я стал весьма почтенный гражданин.

А ты достигни девяносто девять

и снова перейди на ноль один.

Живи сто лет, уверенно, со звоном,

пусть не смолкают наши телефоны,

пусть будут вечны наши номера!

44 и так далее! Ура!

«Со мной в седьмой больнице пошутили:

немножко мне сердчишко отключили.

И в результате этой остановки

лишился я своей былой сноровки.

Уж я завял, как брошенный цветочек,

и даже не просился на горшочек.

Уж черти потащили на тот свет…

Но мама Валя им сказала: „Нет!

Сейчас увидите, что я недаром

стою в районе главным санитаром!“

И мама Валя, ухватив меня за ногу,

на этот свет втащила понемногу.

Она спасла меня назло чертям,

назло чертям и всем смертям!

И потому встаю я во весь рост,

за маму Валю подымая тост!»

Сынок, я услыхал по Би-би-си,

что возрастает гласность на Руси.

И я тебе сказать открыто рад:

ты все красив, как много лет назад!

Конечно, есть немного седины, к

ак будто ты пришел с большой войны.

Как будто ты прошел Афганистан

и там в горах в тебя стрелял душман.

Но ты и впрямь у нас повоевал,

ты на переднем крае побывал.

Ты видел смерть-собаку наяву,

но ей сказал: «Ещё я поживу!

Ведь мы из Оренбурга казаки,

нам помирать покорно — не с руки!»

Достойно ты ответил ей, сынок,

когда она тебя сбивала с ног.

Она, подлянка, напустила мрак,

но он тебя не одолеет, враг!

Когда под боком богатырь Илья,

опора предстоящая твоя,

и золотая рядышком жена,

которая попрежнему нежна —

какого черта плакать и рыдать,

не лучше ли налить нам и поддать:

за бабу Валю, Люду и Илью —

твою непревзойденную семью,

за перестройку — ты же демократ,

и за нее всегда дерябнуть рад,

за жизнь, что бьет по голове ключом,

а голове всё это — нипочём!!!

Еще идет война в Афганистане,

а уж свои душманы восстают,

и вечно беспокойные армяне

проблемы Горбачеву создают.

Бунтуют по всему по Карабаху

и подчиняться не хотят Баку…

А я надену свежую рубаху

и в этот день отправлюся к сынку.

«Семь Симеонов» во главе с мамашей

хотели к Маргаритке улететь,

но дружно встали грудью люди наши,

теперь подонкам ни плясать, ни петь.

А те, кто пропустил их, дали маху!

Я б их повесил на одном суку!

Но я надену свежую рубаху

и в этот день отправлюся к сынку.

Опять Шамир терзает сектор Газа,

да что-то все никак не усмирит.

А в это время — местная зараза —

Жванецкого клюет антисемит.

Он нагнетает на сограждан страху,

вонючим ядом пропитал строку…

А я надену свежую рубаху

и всем назло отправлюся к сынку.

Тревожна политическая карта,

в раздорах, взрывах, войнах целый свет,

но в этот день, двенадцатого марта,

меня ничто не остановит, нет.

Пускай весь мир отправится к Аллаху!

Хоть дырку просверлят ему в боку!

А я надену свежую рубаху

и все равно отправлюся к сынку.

Товарищи! Такое дело:

я с детства вырос демократом.

Я прогрессивный, честный, смелый!

Кого ж еще вам депутатом?

Нужны в Верховном нам Совете

не краснобаи, а умельцы.

Такие, вроде, есть на свете:

хорощ, допустим, Боря Ельцын.

Да, он хорош, допустим, Боря,

но у него слабей программа,

потом — он принимает с горя,

я ж — вообще не пью ни грамма.

Моя программа для народа

перевернет страну родную:

богатство, гласность и свобода —

я это точно гарантую.

Я, если стану депутатом,

то сходу, с первою минутой

я водку сделаю бесплатной,

а рубль сделаю валютой.

Я, если стану депутатом,

то нац. вопрос решу сердито:

покончу я с графою пятой

на горе всем антисемитам.

Когда я стану депутатом,

скажу я прямо Горбачеву:

«Зачем, товарищ мой кудлатый,

ты доверяешь Лигачеву?»

Еще задам вопрос ретивый —