на уборку — всех школьников, классом…

А у Отика дивный ячмень

прорастает под левым глазом.

Удивительная судьба!

До чего докатилась наука:

на глазах колосятся хлеба,

не хватает морковки и лука!

Наливаются тыквы в ушах,

мягкой пахотой светится рожа,

зарастает горохом душа,

виноградом и рожью.

Мы когда-нибудь отцветем,

ляжем в землю, схоронимся сами,

все мы, Отик, тогда прорастем

ячменями, пшеницей, овсами.

Мы лежим, протянув носки

в годы сталинской солнечной эры,

а над нами стригут колоски

комбайнеры и пионеры.

Безусловно, большие победы

одержали мы в прошлом году,

но летят над землею мопеды

всем идущим по ней на беду.

Шел ты, думая о поэме,

расцветала метафоры гроздь,

он прицелил по нервной системе,

но попал, к сожалению, в кость.

Если б точно ударил по нервам,

если б смог прокатиться по ним,

в этом деле он был бы не первым,

не вторым и не двадцать вторым.

Чьи мопеды во тьме угрожают

нам на склоне катящихся лет?

В результате врачи обнажают

в тихой комнате тонкий скелет.

Там лежат, как потом на погосте,

как потом под сырою землей

наши кости, родимые кости —

от берцовой и до лучевой.

Если щуриться честно и долго,

то, светясь, проступает из тьмы

наш скелет — новогодняя елка,

на которой подвешены мы.

Пятьдесят у нас еще не возраст,

надо долго жить, не волноваться,

чтоб добиться рано или поздно

издавна заслуженных оваций.

Жизнь еще обнимет, приголубит,

будешь у нее средь самых милых,

а друзья тебя, как прежде, любят

и в дальнейшем разлюбить не в силах.

Традиции, дай БОКС, не потускнели,

пускай сигнал на расставанье дан,

как наши предки вышли из «Шинели»,

так мы прошли сквозь боксовский диван.

Нам угрожает море вин, салатов,

серьезность трудно сохранить вдвойне…

Пусть антресоли — родина талантов

поплевывает сверху на фойе!

И дело не в отрыве от народа:

сатирики, конечно, за народ,

но такова уж подлая порода

сатириков — им все наоборот!

Одной надеждой БОКС извечно дышит:

восславить злые, нежные слова.

Тот глуховат, кто этого не слышит,

кто сердцем, не ушами глуховат.

Поэт, фотограф и знаток музыки,

могуч, как прежде, вещий твой язык.

Мы все, как зэки, надрывались в ЗИКе,

и временами был «боксером» ЗИК.

Но жизнь скачет на манер футбола,

вас в разные команды развело.

Напрасно я кричу: «Алло, мой Оло!

Алло, мои БОКС! УПИ, алло, алло!»

…Люблю его, судьба моя такая —

технического, поли-, одного…

Давайте сохраняться вертикальней

колонн незабываемых его.

И дай нам БОКС, чтоб мы не потускнели,

пускай сигнал на расставанье дан,

как наши предки вышли из «Шинели»,

так мы прошли сквозь боксовский диван!

Ах, скажите, Потапов,

по жизни потопав,

ощутили вы древнее дыханье Земли?

Мы с историей шли

вдаль от питекантропов,

но куда мы пришли,

но куда мы пришли?

Прав был Гамлет:

распалась времен гидромуфта,

все трамваи, как прежде,

отправляются в Рим,

только нам не попасть туда,

потому что

и не это мы пишем,

и не то говорим.

Ну, так что ж! Мир прекрасен,

нет места изъянам,

жизнь ликует, как в театре

захмелевший худрук.

Передайте, пожалуйста,

всем обезьянам:

я их верный потомок

и искренний друг.

Передайте, пожалуйста:

в гаме и шуме,

в суете повседневной

запутан слегка,

я мечтаю уехать

в далекий Сухуми

слушать доисторический

лепет макак.

Я мечтаю в Абхазию

спуститься по трапу

под банановый шорох

и пальмовый скрип,

мы отправимся вместе,

Гена Потапов,

покупать на базаре

диковинных рыб.

После выпьем вина,

и с отвагою редкой

на священную гору

решимся взойти,

до асфальта мохнатым

поклонимся предкам,

в образах — дьяволятам,

ангелкам во плоти.

Нам ответят они

на наречьи гортанном,

в безобразной улыбке

растянется рот.

Поклянемся, Потапов,

перед орангутангом:

содержанье — не форма

и наоборот.

Я люблю Ваши в крапинках

пестрые мысли,

Ваши в милых улыбках

голубые глаза,

мы качаемся с Вами

на одном коромысле,

и одна у нас плачется,

если надо, слеза.

Прослезимся: на нас

слишком явно похожи

обитатели этой

комфортной тюрьмы.

Их печальные взгляды,

веселые рожи…

Им бы БОКС выпускать —

были б точно, как мы.

Ставлю для рифмы штат Небраска.

А может, с ним соревнуется Братск?

Братишка Гена, в районе Братска

ты плаваешь в стиле брасс.

Остра Ангара. Может разжечь она

взаимный интерес!

Слушай, а есть там женщины,

кроме Братской ГЭС?

Ходят братья, вздыхают слабо:

на всех одна сестра.

До чего же мощная баба,

экие у ней ротора!

С такой бы — в парк, в тесноту, на танцы…

Благодарю покорно —

гидроэлектростанция!

А гидра — все равно что контра.

Значит — обманет. Будь хоть обвенчан,

хоть душу отдашь…

Граждане, бойтесь электрических женщин!

Смертелен их ампераж и вольтаж.

Не бегай к ней босиком по морозу!

Будешь с горя потом пить целлюлозу.

Братишка Гена, в районе Братска

плавай на радость нам!

Ставлю для первой рифмы сенатора Раска,

для второй — непобежденный Вьетнам.

Современная девушка —

это:

мини-юбка флажком на тощей корме,

но

в уголочке рта цветет сигаретка,