аж мы окосели слегка!
Но где же поэты Урала?
Где их золотая строка?
Понятно, Шкавро — не Петрарка,
и Дробиз, конечно, не Блок.
Но в качестве, что ли, подарка
ты нас прочитай хоть разок!
Все Пушкин, Марина и Анна,
Бокаччо и… как его… Дант…
Ты званьем отмечена. Странно.
Конечно, бесспорный талант;
учтем и огромные сроки,
большой и заслуженный труд…
Но выйди, скажи:
— Лев Сорокин!..
Народную сразу дадут.
Тамаре РАДЧЕНКО
Птице певчей с песней вечной
* * *
Я рад приветствовать Тамарочку!
Да все тут рады, все подряд.
Недаром и фамилья «Радченко»
имеет первым слогом — «РАД»!
Не зная отдыха и праздности,
она играет и поет,
и нас снабжает чувством радости,
и радостно сама живет.
Большая дата, благородная —
располагает отдохнуть…
Но верю, истинно народная
певица свой продолжит путь.
И мастерство непотускневшее,
и прежний голос — все с тобой.
А эти годы пролетевшие?
Какие годы — пой да пой!
Ступеньки-годы, словно лесенка,
ведут по жизни за собой.
Еще твоя не спета песенка,
какие годы — пой да пой!
Пускай все горести и хворости
тебя обходят стороной,
а божий дар не знает возраста.
Какие годы — пой да пой!
Ты год от году все известнее,
и слушатель валит толпой.
Так что же может быть чудеснее?
Какие годы — пой да пой!
Пой, твои силы не растрачены!
И всех прошу иметь в виду,
что на концерт Тамары Радченко
нас ждут в двухтысячном году.
Эдуарду СТОЛЯРУ
Любимцу женщин всей Москвы
* * *
Будь славен, Столяр Эдуард!
Владелец скромных бакенбард,
красив, как современный бард,
науки нашей авангард
и чемпион игральных карт!
Опять в погоде нестандарт,
апрель свирепее, чем март,
но где-то, чувствуя азарт,
весна взвивает свой штандарт
над перевалом Сен-Готард,
и вся Европа из мансард,
все армии из-под кокард,
китайцев дружный миллиард,
и школьники с последних парт,
и пьяный чукча из-под нарт кричат:
«Будь славен, Эдуард!»
Пусть жизнь тебе подкинет фарт,
еще не скоро твой инфаркт,
еще в порядке миокард,
еще выходишь ты на старт,
еще красив, как леопард!
Алексею ФЕДОРОВУ
ФАБу незабвенному, необыкновенному
ОСТЫЛ ЧАЙ
Чай остыл, охладел чрезвычайно.
Сигарета погасла во рту.
Не до курева и не до чая,
когда Федоров гонит лухту.
Пусть забудет ее он завтра,
но сердца потрясает, как встарь,
не писатель, а импровизатор,
заводной одиночка-лухтарь!
Встань же, Федоров, над Земшаром,
океаны и земли окинь,
все народы с сердечным жаром
вас приветствуют, вещий акын!
Стынет кофе в Мали и Тунисе,
немцы пиво забыли лакать,
и в далекой Америке киснет
молоко на столах молокан.
И не ест, и не пьет, и, разинув
в удивленьи и немощи рты,
принимает Земля из России
голос федоровской лухты.
* * *
Под балалайку прозвенят года,
любить твои напевы не устану.
Стелись, стелись, хмельная борода
по васильковому кафтану!
ЛУХТАРИАДА
ФАБу, изобретателю лухты
Турбобуеры ветров,
ветробаки атмосферы,
кубатуры тополей.
Две собаки ходят в скверы.
Мерно звякает троллей.
Бус невидимые нити
над домами протяните.
Хрупкий город, крупорушка,
трижды в лень хрустит старушка.
Из ноздри пропел микроб:
«Восемь на семь нужен гроб!»
Опыт сточенных копыт,
кто отпрыгал, тот забыт.
Того знобит.
Он в колясочке из жести
малярийно-ледяной,
принял двести,
принял хвостик сельдяной.
Моментальнеры любви,
прибывает селяви.
На перроне, на гудроне,
две грудастые гармони,
на гормоне спекулянт,
чичероне не в уроне,
на морозе грай вороний,
физкультурный закалянт.
А в пространстве есть квадрант,
где, сверля четвертой осью
голубую, купоросью разнотравицу лугов,
газом травится любовь.
Вторчерметы четвергов,
осторожно и творожно,
недокушано врагов,
на вокзалах дорпрофсожно.
Ягель — в тигель,
тягу в Ивдель,
он заиндевел, задул,
индивидуальных Индий
по три блямбы на заду.
А в провинции Квебек
замедляет время бег.
Ария Онтарио, терял ориентарио.
Ось на ось, на полюс полюс,
но авось и успокоюсь.
* * *
Выпьем красного вина,
им нальемся до бровей.
Будь, душа, всю жизнь пьяна
и до смерти не трезвей.
С верхом лей и пей до дна,
твой стакан товарищ ждет.
Выпьем красного вина,
красна девица придет.
Пить — веселье на Руси,
до тоски, до дурноты…
Красна девица, спаси,
кто еще, когда не ты?
Не шали и не балуй,
полюбила — не бросай.
Ну, целуй меня, целуй!
Ну, спасай меня, спасай!
Выпьем красного вина,
им нальемся до бровей.
Будь, душа, всю жизнь пьяна
и до смерти не трезвей.
* * *
Дорогой Алексей Борисович!
Как известно, каждый год проходит в нашей стране под знаком подготовки к Вашему очередному дню рождения. Но порою попутно возникают и другие важные события… Вы почти ровесник Союза Советских Социалистических Республик. И это симфолично!
В год юбилея СССР
многонародная Расея,
как образец и как пример
сегодня славит Алексея.
В его крови, бурля, сошлись
народы центра и окраин,
и сколько струй в него влились,
ни мы, ни сам он — не узнаем!
По-шведски волос рыжеват,
а глазик — по-татарски узкий,
ноздрями — негр, а сердцем — тат,
но в целом — несомненно, русский.
Да, он российский гражданин,
но нет души нежней и чутче,
он с трезвым финном — трезвый финн,
а с пьяным чукчей — пьяный чукча.
Он пил молдавское вино,
он знает вкус литовской водки,
и самогон и «салхино»
равно его любезны глотке!
Ему, допустим, жилы вскрой —
а там негаданно-нежданно
струятся рядом с хванчкарой
портвейны из Азербайджана.
Он сто народов обнимал,
на ста наречьях тосты поднял!
