— Да, — подтвердил Уэсли. — Твоя няня не могла знать, куда тебя увезли и как тебя найти.

— Не нужно держать на нее зло, — сочувственно сказала Кларри.

***

Посреди ночи, так и не уснув от нахлынувших воспоминаний, не дававших ей покоя, Софи вышла на веранду. Закутавшись в одеяло, она стояла, глядя на очертания деревенских крыш за забором усадьбы, под одной из которых когда-то жила и Айя Мими. Ночной воздух был напоен ароматом горящих дров. Внезапно ее охватила тоска: по матери, по няне, по своему потерянному ребенку, по брату или сестре, которого она никогда не увидит, и ее тело задрожало от горьких рыданий.

Мира наткнулась на нее ранним утром, когда небо уже посерело перед рассветом, — изможденная Софи сидела в полудреме, сжавшись на ступенях веранды. Она тревожно выпрямилась, глядя на няню Джейми, держащую на руках малыша, пока тот жадно сосал из бутылочки.

Сердце Софи снова сжалось от боли. Мира забрала у него пустую бутылочку, прижала Джейми к своему плечу и стала гладить его по спинке. Младенец сонными глазами уставился на Софи. Слезы вновь покатились по ее бледному лицу. Мира предложила ей подержать его. Софи помотала головой и плотнее укуталась в одеяло. Она не знала, сможет ли оставаться под одной крышей с ребенком Тилли. Ей была невыносима охватившая ее зависть и высасывающая силы скорбь.

Зря она вернулась в Ассам. Теперь ей придется жить со страшным знанием того, что совершил ее отец. Ее воспоминания о нем как об объекте сдержанного обожания перечеркнуты навсегда. Он был ревнивым и малодушным супругом и черствым отцом.

В ту же минуту, когда Мира унесла ребенка, вышла Кларри в костюме для верховой езды.

— Каждый раз, когда меня одолевали горести, — ласково сказала она Софи, — когда мне становилось невмоготу смотреть на больного отца, я ехала кататься ранним утром на своем любимом Принце.

Склонившись, она опустила ладонь на голову Софи, и это был такой материнский, успокаивающий жест.

— Поехали вместе, — предложила Кларри.

Софи подняла на нее свои огромные глаза, обрамленные темными кругами.

— С удовольствием, — ответила она.

***

Они ехали среди чайных плантаций, затем извилистая тропинка повела их вгору среди густого леса. Софи ехала следом за Кларри на крепком гнедом бутанском пони, купленном Уэсли для Аделы. В ветвях деревьев пели птицы. С каждым шагом небо становилось светлее, и печаль Софи понемногу отступала.

Через двадцать минут они выехали на поляну. У Софи захватило дух от внезапно открывшегося вида на Гималаи. Лучи восходящего солнца окрасили вершины бледно-оранжевым цветом. Кларри спешилась и повела своего пони к журчащему ручью, пробивавшемуся из-под заросших папоротником камней и впадавшему в темное озеро. Животное склонило голову, чтобы напиться.

Софи также склонилась, поглаживая коренастую лошадь и нашептывая ей на ухо слова благодарности. Оглядывая поросшую травой поляну, она увидела разбросанные камни и покрытые причудливой резьбой поваленные колонны, словно какой-то горный великан растоптал древний храм.

Кларри вынула из седельной сумки узелок и положила его на плоский камень у озерца со студеной водой.

— Ты делаешь подношение богам? — улыбнулась Софи.

— Нет, это для садхви, живущей здесь, — ответила Кларри.

— Садхви? Это значит «святая женщина», да?

Кларри кивнула.

— Местные считают ее злым духом, дети в деревне ее боятся, а я думаю, что она вдова и ей просто больше некуда податься.

Только тогда Софи заметила низенькую лачугу, крытую соломой, почти полностью спрятанную среди лиан и нависающих ветвей. Перед закрытой бамбуковой дверью виднелись кострища — обгоревший хворост и зола.

— Раньше здесь жил святой старец, — сказала Кларри, вытаскивая из-под жакета розовый камень на цепочке. — Он благословил этот камешек и дал его мне, думаю для того, чтобы он принес мне удачу и хранил от бед. И я пронесла его через все невзгоды, которые ожидали меня в Англии. Я всегда верила, что однажды он поможет мне вернуться в Индию.

Кларри улыбнулась, и ее лицо засияло в лучах утреннего солнца.

— И вот я снова в Белгури — месте, которое я люблю больше всего на свете, с самыми дорогими мне людьми.

У Софи подступил ком к горлу. Она смотрела вдаль — туда, где золотистый свет заливал горы, — и у нее сжималось сердце. Это напоминало ей короткое волшебное время, проведенное с Рафи. Нет такого талисмана, который вернул бы ей счастье. Но хоть ее сердце и разрывалось от тоски как никогда прежде, Софи ощущала странную умиротворенность рядом с хижиной отшельницы на этой прекрасной, поросшей цветами поляне, при виде изумительного рассвета, озаряющего вершины Гималаев.

Еще вчера она ничего не знала ни о смерти своих родителей, ни о том, что у нее есть родной человек. Сегодня ее жизнь бесповоротно изменилась. И то, что ей стало известно о существовании брата или сестры, делало ее не такой одинокой. Выжил ли этот ребенок? Где он теперь, и кто его воспитывает? Ему сейчас должно быть шестнадцать лет. Почему-то Софи решила, что это девочка. Похожа ли она на Софи? Узнала бы она ее, проходя мимо в деревне, или в Шиллонге, или в Калькутте? Софи не сходя с места приняла твердое решение: она найдет своего утерянного родственника. Эта мысль наполнила ее сердце смелостью и решимостью.

Наблюдая за тем, как разгорается день, Софи поделилась своими намерениями с Кларри.

— Для начала можно поспрашивать в деревне, — предложила та.

Сердце Софи наполнилось благодарностью к старшей подруге за то, что та не отмахнулась от ее затеи как от безнадежной. Они сели на поваленную колонну, продолжая беседовать. Софи вытащила черные опалы.

— У меня, как и у тебя, тоже есть талисман, — сказала она и облегчила душу, рассказав о своей любви к Рафи и о том роковом походе в горы.

— Как жаль, что в Эдинбурге я не узнала Рафи лучше, — печально заключила Софи. — Тете Эми он очень нравился. Он приходил к ней в гости, но я была с ним немного груба. Возможно, уже тогда меня пугало влечение к нему.

— Где он сейчас, как ты полагаешь? — спросила Кларри.

Софи пожала плечами.

— Если бы я знала. Думаю, он в Лахоре, работает в компании своего отца или вернулся в армию. Он с теплотой вспоминал службу в Лахорской кавалерии. Или, может, живет за счет своего богатого тестя, как говорил Джимми Скотт.

— С кем из остальных лесоводов он может поддерживать связь?

— С Бозом и с Макгинти, — предположила Софи.

Кларри сжала ее ладонь.

— Почему бы тебе не написать Бозу и не спросить его о том, что ему известно? Даже если это и правда, что Рафи женился, я вижу, ты не обретешь душевного покоя, пока не получишь от него весточку.

— Почему ты говоришь «если это и правда», как будто в этом могут быть какие-то сомнения?

— Мы с Уэсли едва не упустили своего счастья из-за недоразумения, — ответила Кларри. — Я думала, что он женился на девушке, унаследовавшей изрядное состояние, а он считал, будто я влюблена в Джонни, брата Тилли.

— Правда? — У Софи округлились глаза. — А ты действительно была в него влюблена?

— Нет, — засмеялась Кларри. — Я всегда любила только Уэсли. Первый раз мы встретились с ним на этой самой поляне. Он был на охоте, и его товарищ чуть меня не застрелил.

— Не может быть!

— Да, Уэсли спас меня. Но мы сначала не нашли общего языка и ужасно повздорили. Прошло немало лет, прежде чем я осознала, как сильно в него влюблена.

У Софи заблестели глаза.

— Я так рада, что вы преодолели все преграды. Я никогда еще не видела такой любящей пары, как вы.

— Спасибо, — улыбнулась Кларри.

— Дело в том, — вздохнула Софи, — что Джимми Скотт и Боз видели заметку в «Гражданских и армейских новостях», сообщавшую о женитьбе Рафи на дочери банкира. Там еще говорилось о том, что это брат имеющего дурную славу Гхулама, арестованного за поджог.