Потом отец стал приводить женщин — в однокомнатной квартире все происходило у Зинаиды на глазах. Сквозь сон она слышала пьяные разговоры, хихиканье, просыпалась от хрипов и стонов, и со страхом смотрела на соседнюю кровать, где в полутьме отец и его подруга предавались страстям. К двенадцати годам Зинаида уже знала все о тайне между мужчиной и женщиной — эта тайна ей казалась «грязной»; она отличница, примерная девочка, мечтала о принцах и воздушных замках. Но, постепенно взрослея, Зинаида заметила, что многие ее принцы уже давно превратились в «хиппи», и переселились из замков в прокуренные подъезды и тесные коммуналки. Кое-кто из ее школьных подруг уже «имели мальчиков», а разных «святош» открыто презирали за невинность. Растерянность и смута охватывали Зинаиду.

И в это время на ее пути встречается опытный соблазнитель, взрослый мужчина, ровесник отца. Он жил на соседней улице и часто при встрече дарил Зинаиде яблоко или конфету, поглаживал ее, бормотал: «Какая красивая девочка». А однажды, когда она возвращалась из школы, заманил к себе «послушать музыку», предложил «необыкновенного вина по случаю маленького праздника», стал поглаживать и гладил до тех пор, пока не совратил. Зинаиде было пятнадцать лет. Отцу она ничего не сказала — испугалась.

В те дни отца уволили с работы за пьянство и он с утра торчал в пивной, «хлестал пиво ведрами», — по его собственному выражению; домой приходил раздражительный и злой, и в таком состоянии мог натворить чего угодно.

Вскоре отца увезли в больницу для принудительного лечения от алкоголизма. С этого момента и началась «другая жизнь». Школьные подруги нагрянули со своими мальчиками и ей привели «системного хиппи», «не напрягайся, расслабься, — сказали. — Будь проще и к тебе потянутся». «Системный хиппи» Зинаиду «не провпечатлял», но пришлось «попортиться с ним, чтоб не выглядеть идиоткой».

Через несколько дней появились «классно прикинутые» парни с «музоном и самопальной выпивкой». Время провели «цивильно», но под конец парни начали «баловаться дуркой», что Зинаиде «активно не понравилось».

Так и пошло: каждый вечер Зинаида «вписывалась в тусовку на найт». Занятия в школе отошли на второй план, бывшая отличница стала стабильной троечницей. Время от времени отдельные принцы и воздушные замки все же появлялись среди облаков, но теперь они быстро приближались к земле; во всяком случае принцы зарабатывали деньги, покупали автомашины, ходили в рестораны, а замки обставлялись современной мебелью, проигрывателями и магнитофонами; но, главное, в той полуземной жизни теперь значительное место отводилось эротике.

Как-то «крутая телка» Валька предложила «подработать на фирменные шмотки». Они «прихиляли» к ресторану «Наци» и их «сняли фирмачи». Заработали неплохо, купили не только «мелкое шмотье», но и безбедно жили целую неделю.

«Крутая телка» Валька мечтала подработать на собственное «авто» и не иначе как «иномарку».

— Представляешь, — делилась она с Зинаидой, — недавно одна бабешка предлагает мне идти к ним, в лаборантки. «По сто пятьдесят рэ, — говорит, — зарабатываем». Я ей: «Ха, мамаша! Усохнуть можно! Я столько в день имею». Смешной народ! Учатся, учатся, потом вкалывают, как слесарь дядя Вася. А жить когда? В гробу в белых тапочках я видела и школу и работу!

Три месяца Зинаида с Валькой «паслись» у «Наци», но в конце концов с «точки» их выгнали тринадцатилетние девицы-загородницы, которые занимались сексом в подворотнях.

— Старух здесь еще не хватало! — сказали и начали лупить шестнадцатилетних конкуренток. Пока лупили, собралась толпа, но никто не вступился, не разнял девчонок, все с удовольствием наблюдали дикую сцену.

Дальше был Ленинградский вокзал. Зинаида «кадрила» в основном командировочных, но в один прекрасный день ее «снял» проводник, усатый толстяк — говорун.

— Забьем стрелку на восемь, — сказал. — Катанем в Питер. Отдельное купе, комфорт, внакладе не будешь.

И в самом деле одарил щедро. Ко всему, Зинаида осмотрела Ленинград, кое-что купила из шмоток «под фирму».

Путешествия — это было для нее! В тот же год Зинаида побывала в Мурманске, затем в Пскове и Таллинне. Принцы окончательно исчезли с небосклона, а замки, рухнув на землю, рассыпались, оставив после себя груду тусклых осколков.

На Каланчовке шастало немало сутенеров, один из них — бывший спортсмен Коля курировал Ленинградский вокзал. Коля поставлял девицам клиентов, договаривался с таксистами, предупреждал о «ментах», но требовал «отстегивать» ему часть дохода. Зинаида не хотела «стыковаться» с Колей, она «процветала» и без его помощи, но чтоб он не строил козни, иногда «отстегивала бабки».

— Не желаешь вступать в мою оранжерею, а зря, — канючил Коля. — У меня оранжерея — первый класс, кадры на любой вкус, и все упакованы как надо. Смотри, без меня пропадешь, начнутся проколы…

И накаркал. Однажды, когда на вокзале объявились «менты», Зинаида не успела «вскипеть» и ее на «упаковке» доставили в отделение. «Раскололи», составили протокол, сообщили в школу, которую Зинаида уже почти не посещала. Директор школы долго «лечил», взывал к благоразумию, называл «способной ученицей с изломанной судьбой», говорил, что еще не поздно все поправить, но Зинаида твердо решила бросить учебу вообще. Впереди маячила «до жути» разнообразная жизнь — она уже встала на путь, с которого трудно свернуть.

С вокзалов Зинаида перекочевала на Гоголевский бульвар и здесь в один из летних вечеров, к ней, семнадцатилетней профессионалке «Гоголей», подошел инженер Мстислав Петрович, человек порядочный в высшем смысле.

— …Гони бабки, — с откровенным цинизмом сказала Зинаида и Мстислав Петрович покраснел.

— Я подошел без всякой задней мысли, — пояснил Мстислав Петрович. — Понимаешь, люди часто отмахиваются от тех, кому нужны сочувствие, поддержка. Все бегут по своим делам. А ведь сочувствуя, мы принимаем на себя часть чужой боли, облегчаем страдание. Мне просто тебя по-человечески жалко.

— Себя пожалей! — огрызнулась Зинаида. — У тебя что, крыша сдвинулась? Вешаешь мне лапшу на уши. Ладно, дай закурить. Подымлю, пока фирмачи не начали вываливать из «Праги».

— Понимаешь, — продолжил Мстислав Петрович, когда они сели на скамью, — у нас с женой, к сожалению, нет детей… Мы даже хотим удочерить какую-нибудь девушку из детского дома, но пока не получается…. А у наших соседей неблагополучная семья. Их дочь твоего возраста. Хорошая девушка. Мы с женой с ней дружим. Но последнее время у нее какие-то нездоровые увлечения. Смещаются понятия добра и зла. Я объясняю ей, что вокруг много прекрасного… Искусство, спорт… И есть главное — любовь, семья. Это вечные ценности, это точка опоры в жизни…

— Дежурные слова, — уже менее агрессивно заявила Зинаида.

— Нет, не дежурные. Вот когда в тебя по-настоящему влюбится хороший парень, ты поймешь.

— Исключено, — хмыкнула Зинаида, — положительный ко мне не привяжется, я же порченая.

— Глупости! Главное — иметь чистую, отзывчивую душу… Ты красивая и, наверняка, способная…

Зинаида вспомнила себя отличницей, примерной девочкой; внезапно над бульваром вновь возник далекий, еле различимый, воздушный замок, но принцы не появились — их образы начисто стерли все те мужчины, которых Зинаида «имела» за два года.

— Конечно, это дело случая, — продолжал Мстислав Петрович, — но я уверен — ты встретишь хорошего парня. Ты еще только жить начинаешь.

— Может, когда-нибудь, — вздохнула Зинаида. — Может кто-нибудь… Но вряд ли. О, блин! Да и где они, твои хорошие кадры?! Всем только одно надо…

— Знаешь что?! — вдруг оживился Мстислав Петрович. — Послезавтра мы с женой катим в Крым. У нас путевки в пансионат. Хочешь, поехали с нами. На недельку. Моя жена — компанейская и любит молодежь. Ты была в Крыму?

— Чего я там потеряла? — буркнула Зинаида, но про себя подумала: «Вообще-то клево устроить передых, ведь не просыхаю. От вина и клиентов разбитая, точно по мне проехал танк… И клево на море взглянуть, заплыв сделать…».