Катя одевается, завтракает и спешит в школу.

По вечерам у Егоровых уютно: потрескивают дрова в печи, шипит самовар, тикают ходики. Пронесется товарняк — стекла задребезжат, промчится скорый — за окном мелькнет цепочка огней. По вечерам Катя проверяет тетрадки учеников, читает книги, слушает радиоприемник. Бывает, Терентий с Клавдией приглашают ее выпить медовухи. Клавдия выпьет, раскраснеется, начнет рассказывать Кате о своем житье-бытье, о том, как до замужества жила в Юдино, как работала на кожевенной фабрике, ходила в кино, на танцы…

— А здесь только обметаю стрелки да поднимаю шлагбаум, — вздыхает Клавдия. — Я и забыла, когда в городе была, наряжалась. Хожу вон в дохе латаной-перелатаной, даже собаки на меня лают — принимают незнамо за кого…

Терентий пьет молча, сосредоточенно, смакуя каждый глоток, медленно закусывает, время от времени поправляет очки и шмыгает носом — явно чувствует себя неловко — получается, он испортил жизнь жене, перетащив ее сюда, в захолустье. Только когда Катя похвалит медовуху, морщины на его лице разглаживаются.

— Пчелы это работяги, — говорит Терентий. — У меня, барышня, всего три улья, ты видела, а сколько я в прошлом году меда собрал?! Два ведра. Если б не мои пчелы, урожай в садах был бы в два раза меньше. Мои пчелки вкалывают… Ты давай, пей медовуху-то, не стесняйся. Это ж лучше всякого лекарства. Можно всю жизнь одну медовуху пить и не брать в рот никакой другой пищи, все одно будешь здоров.

В прошлом году в декабре два дня кружила метель: всю станцию завалила снегом, засыпала тропы, занесла калитки, залепила окна, замуровала двери. Потом пурга стихла, появилось солнце, оттаяли стволы сосен, по макушкам елей, осыпая снег, запрыгали белки. Целый день посельчане откапывали проходы к калиткам, сараям, колодцам; железнодорожники расчищали линию.

После той метели Катя предложила ученикам устроить лыжный поход в Юдино; в воскресенье утром уложила в рюкзак бутерброды и термос с горячим чаем, натерла лыжи стеариновой свечкой, чтобы не было подлипа — так ее научили ребята, и подошла к школе — месту сбора лыжников. Признанный школьный лидер Коля Попов уж выстроил ребят в цепочку, сам встал во главе группы, а Кате отвел важную роль замыкающей.

Лыжня петляла в лесу, среди деревьев и кустов с огромными рыхлыми наносами, среди глубоких скрипучих сугробов с отпечатками лап лесных обитателей. День был солнечный, от деревьев падали длинные тени; то тут, то там рушились отяжелевшие снежные шапки, поднимая дымные облака, и по всему лесу прокатывалось: «П-ффф!» А когда лыжники задевали кусты, заснеженные ветки пружинили, и с них текли водопады холодных искрящихся иголок.

— Зимний лес — самое красивое на свете! — восклицала Катя и юные лыжники отвечали ей бурным ликованием.

В Юдино остановились в клубе кожевенной фабрики, отдохнули, съели Катины припасы, сходили в районный музей и к вечеру на пригородном вернулись в Займище.

Перед прошлым Новым годом Терентий сообщил Кате, что скоро в Займище прибудет строительный отряд прокладывать вторую колею из Юдино. Через несколько дней по дороге в школу Катя увидела на запасном пути вагоны с окнами и железными трубами, из которых курчавился дым. Вокруг вагонов мужчины пилили дрова, сколачивали ступени, женщины развешивали белье, ребята расчищали снег.

Строители начали валить лес: первая бригада пилила деревья, обдирала стволы и грузила на двухосную платформу, потом дрезина увозила их в Юдино. Из ветвей и щепы жгли костры. За пильщиками шла вторая бригада, которая возводила насыпь, укладывала шпалы, прибивала костылями рельсы.

В школе появились новички — дети строителей; местные ребята встретили их настороженно, а Коля Попов и вовсе грубо: девчонок обозвал «воображалами», а мальчишек «болванчиками на колесах». Кате пришлось их примирять: после занятий пригласила к себе, разговорила, нашла общие увлечения и под конец сказала:

— … Есть поверье: если перед Новым годом выкинешь из дома старую вещь, какую-нибудь рухлядь, то в Новом году приобретешь новую. Давайте сейчас, перед праздником, выбросим все свои обиды, чтобы в Новом году приобрести дружбу. И вообще, на такой маленькой станции люди не должны ссориться или завидовать друг другу. Давайте лучше что-нибудь вместе споем.

В Новый год дед Архип принес в школу промерзшую, съежившуюся елку, и классы наполнились запахом хвои. Елка отогрелась, распушилась, ее нарядили самодельными игрушками. Катя поздравила ребят с праздником и каждому подарила по коробке цветных карандашей, которые заранее купила в Юдино.

Кате двадцать два года и ученики считают ее взрослой, многознающей, они и не догадываются, что по сути она еще совсем девчонка, что она, как и они, каждый Новый год ждет волшебства, надеется, что праздник принесет ей что-то необыкновенное, что-то такое, что изменит ее жизнь. Но праздник приходит и уходит, а ничего в ее судьбе не меняется.

Только прошлый Новый год отличался от предыдущих. Вечером в школе собрались взрослые: и посельчане, и строители; кто-то принес проигрыватель с пластинками, и в разгар застолья устроили танцы. Среди строителей был парень, машинист дрезины, высокий, светловолосый, он все время улыбался и что-то напевал. Его звали Геннадий. Он тепло и просто заговорил с Катей:

— А вы, Катя, как я понял, здесь учительствуете? Не возьмете к себе еще одного, довольно способного ученика, а то у меня математика того, хромает? Я машинист дрезины и мне, понимаете, без математики никак нельзя.

— Возьму с удовольствием, — улыбнулась Катя. — Только вы не уместитесь за партой.

— Я буду сидеть на полу, а ребятам скажем, что я второгодник.

— Хорошо, — кивнула Катя.

— А я слышал, Катя, в какой-то стране есть клубы, где людей подбирают друг другу по наклонностям. Ну, к примеру, я хочу подучить математику, но умею играть на гитаре, а кто-то знает математику, но хочет выучиться игре на гитаре. Понимаете, такое сотрудничество дает отличные результаты.

— Наверное, — согласилась Катя. — Значит, вы научите меня играть на гитаре?

— Да нет, — засмеялся Геннадий. — Я ее только осваиваю.

— Тогда научите меня водить дрезину.

— Это пожалуйста. А пока поучите меня танцевать, а то я и танцую неважно. — Он дружески обнял Катю, и они вышли на середину класса.

Расходились под утро, когда уже начало светать. Выйдя из школы, Геннадий взял Катю под руку, и они направились в сторону ее дома. Было тихо, в неподвижном морозном воздухе плавали снежинки, под ногами поскрипывала свежая пороша. Катя улыбалась, все еще ощущая приятное праздничное волнение; после танцев ей стало жарко, она расстегнула пальто и, запрокинув голову, глубоко вдыхала холодный воздух. Геннадий что-то рассказывал, но Катя с трудом вникала в его слова, только слышала его голос и радостно улыбалась — ей было необыкновенно хорошо оттого, что рядом с ней шел этот большой и веселый мужчина.

Они подошли к ее дому и некоторое время молча постояли у изгороди. Потом Геннадий сказал:

— До свиданья, Катя! Еще раз с Новым годом! — и, поцеловав ее в щеку, направился в сторону своего вагона.

Катя долго не могла уснуть — вспоминала каждую подробность вечера и торопила время, чтобы поскорее наступил новый день, когда сможет увидеть Геннадия.

Но на следующий день они не встретились, и еще несколько дней Геннадий не появлялся на станции.

Школьники заметили — с их «учителкой» что-то происходит: она рассеянно слушала, сбивчиво рассказывала, то и дело посматривала в окно на вагоны строителей, а заслышав рокот дрезины, выбегала на улицу. Катя видела — ребята обо всем догадываются: на переменах девчонки косились на нее, хитро улыбались, шушукались, а Попов прямо ей в лицо усмехался. Катя краснела, опускала голову и спешила скрыться за дверью учительской.

Они встретились случайно, когда Катя возвращалась из школы, а Геннадий сошел с пригородного. Как и в новогоднюю ночь, Геннадий весело поздоровался, сказал, что ездил в город за инструментом и шутливо спросил: